нравственном смысле, то виною этого не то или другое учреждение само по
себе, а общее понимание и направление жизни в современном обществе, в силу
которых главным делом все более и бо лее становится вещественное богатство и
сам общественный строй решительно превращается в плутократию. Общественная
безнравственность заключается не в индивидуальной и наследственной
собственности, не в разделении труда и капитала, не в неравенстве имущес тв,
а именно в плутократии, которая есть извращение должного общественного
порядка, возведение низшей и служебной по существу области - экономической -
на степень высшей и господствующей и низведение всего остального до значения
средства и орудия материа льных выгод. Но к этому извращению, только с
другой стороны, приводит и социализм. Если для представителя плутократии
нормальный человек есть прежде всего капиталист, а потом уже - per
accidens167 гражданин, семьянин, образованный человек, член какого-ни будь
религиозного союза, то ведь и с точки зрения социализма все остальные
интересы теряют значение, отступают на задний план, если не совсем исчезают,
перед интересом экономическим, и здесь так же низшая (по природе своей),
материальная область жизни, п ромышленная деятельность, становится
решительно преобладающею, закрывает собою все остальное. То обстоятельство,
что социализм изначала - даже в самых идеалистических своих выражениях -
ставит нравственное совершенство общества в прямую и всецелую зависи мость
от его хозяйственного строя и хочет достигнуть нравственного преобразования
или перерождения исключительно лишь путем экономического переворота, ясно
показывает, что он в сущности стоит на одной и той же почве с враждебным ему
мещанским царством -
девиз: "О хлебе едином жив будет человек"168. Если для представителя
плутократии значение человека зависит от обладания вещественным богатством в
качестве собственника или приобрета теля, то для последовательного
социалиста точно так же человек имеет значение лишь как обладатель
материального благосостояния, но только в качестве производителя; и здесь и
там человек берется как экономический деятель, отвлеченно от других сторон
его с ущества, и здесь и там окончательною целью и верховным благом
признается экономическое благосостояние, и борьба между двумя враждебными
станами не принципиальная, т.е. не из-за содержания принципа, а только из-за
объема его осуществления: одних озабочива ет материальный интерес
капиталистического меньшинства, а других тоже материальный интерес рабочего
большинства, и, насколько само это большинство, сам рабочий класс начинает
заботиться исключительно о своем материальном интересе, очевидно, и этот
класс
преимущество перед своими противниками. При этом социализм проводит в
известном отношении принцип материального интереса с большею
последовательностью и полнотою, нежели противная сторона. Е сли плутократия,
искренно преданная лишь своему экономическому интересу, допускает, однако,
хотя и с подчиненным значением, существование и других жизненных начал с
соответствующими самостоятельными учреждениями, каковы государство и
церковь, то социализ м в своем чистом выражении решительно отрицает все это:
для него человек есть исключительно только производитель и потребитель, и
общество человеческое - только экономический союз - союз рабочих - хозяев
без всяких других существенных различий; и если пр еобладание вещественных
интересов - хозяйственного, промышленного и финансового элемента -
составляет отличительную черту буржуазии или мещанского царства, то
последовательный социализм, который хочет окончательно ограничить жизнь
человечества исключител ьно этими низшими интересами, никак не есть
антитеза, а лишь крайнее выражение, последнее заключение односторонней
буржуазной цивилизации.
бессознательно подают друг другу руку в самом существенном. Плутократия
своекорыстно подчиняет себе народные массы, распоряжается ими в свою пользу,
потому что видит в них лишь рабочую силу , лишь производителей вещественного
богатства; социализм протестует против такой "эксплуатации", но этот протест
поверхностен, лишен принципиального основания; ибо сам социализм
окончательно признает в человеке только (или во всяком случае более и прежде
всего) экономического деятеля, а в этом качестве нет ничего такого, что по
существу должно бы было ограждать человека от всякой эксплуатации. С другой
стороны, то исключительное значение, которое в современном мещанском царстве
принадлежит материальному богатству, естественно побуждает прямых
производителей этого богатства - рабочие классы - к требованию равномерного
пользования теми благами, которые без них не могли бы существовать и на
которые их приучают смотреть как на самое важное в жизни, так что сами
господствующие классы своим практическим материализмом вызывают и
оправдывают в подчиненных рабочих классах социалистические стремления. А
когда испуг перед социальною революцией вызывает у плутократов неискреннее
обращение к идеальным началам, то
не обманут народных масс, которые хорошо чувствуют, где настоящий культ их
господ145, и, усвоив этот культ от своих хозяев, рабочие, естественно, сами
хотят быть в нем жрецами, а н е жертвами.
ложного круга, пока не признают и не примут на деле простого и несомненного,
но ими забытого положения, что значение человека, а следовательно, и
человеческого общества не определяется по существу экономическими
отношениями, что человек не есть прежде всего производитель материальных
полезностей или рыночных ценностей, а нечто гораздо более важное, а что,
следовательно, и общество также есть нечто большее, чем хозяйственный
союз146.
следует признать, что норма экономических отношений заключается не в них
самих, а что они подлежат общей нравственной норме, как особая область ее
приложения. Триединое нравственное начало, определяющее наше должное
положение относительно Бога, людей и материальной природы, находит свое
всецелое и нераздельное применение в области экономической, причем по
особому свойству этой области получает особое значение последний член
нравств енного триединства - отношение к материальной природе или к земле (в
широком смысле этого слова). Нравственный характер это третье отношение
может иметь только тогда, когда оно не обособляется от двух первых, а
обусловливается ими в их нормальном положен ии.
понятиями производства (труда и капитала), распределения собственности и
обмена ценностей. Разберем эти основные понятия с точки зрения нравственной,
начиная с самого основного из
материальною необходимостью, но для человека, признающего над собою
безусловно совершенное начало действительности, или волю Божию, всякая
необходимость есть выражение этой воли. С этой стор оны труд есть заповедь
Божия. Эта заповедь требует, чтобы мы с усилием (в поте лица)169 возделывали
землю, т.е. обрабатывали материальную природу. Для кого? Во-первых, для себя
и для своих ближних. Этот ответ, ясный на самых элементарных ступенях
нравств енного состояния, конечно, сохраняет свою силу и при дальнейшем
развитии, причем только понятие "ближних" расширяется в своем объеме.
Первоначально мои ближние - только те, с которыми я связан кровным родством
или личным чувством, а под конец - это все.
Бастиа, защищая принцип "каждый для себя", отделывается от упрека в эгоизме
указанием на ту экономическую гармонию, в силу которой каждый, заботясь
только о себе (и о своих), невольно, п о самой природе общественных
отношений, работает и на пользу всех, так что личный интерес на деле
гармонирует с общим. Но это во всяком случае была бы лишь та натуральная
гармония, по которой, например, известные насекомые, думая только о сладкой
пище дл я себя, невольно способствуют оплодотворению растений, перенося их
пыльцу куда следует170. Такая гармония свидетельствует, конечно, о
премудрости Творца, но не делает из насекомых нравственных существ. Человек
же есть нравственное существо, а потому нату ральная солидарность для него
недостаточна: он должен не только трудиться для всех, участвовать в общем
деле, но еще знать и хотеть такого участия. Кто отказывается признать эту
истину в принципе, тот почувствует ее фактическую силу в финансовых крахах и
хозяйственных кризисах. Ведь и виновники и жертвы этих аномалий именно такие
люди, которые трудятся для себя, - отчего же естественная гармония не
согласовала их интересов и не упрочила их благосостояния? Значит, для того
чтобы всякий, трудящийся для се бя, трудился вместе с тем и для всех,
недостаточно естественной связи экономических отношений, а нужно
сознательное направление их к общему благу.
- значит отнимать у самого труда значение всеобщей заповеди, делать его
чем-то случайным. Если я тружусь только для благосостояния своего и своих,
то, раз я имею возможность достига ть этого благосостояния помимо труда, я
тем самым теряю единственное (с этой точки зрения) побуждение к труду. А
если бы оказалось, что целый класс или группа людей могут благоденствовать
посредством хищений, обманов, эксплуатации чужого труда, то что же этому
можно было бы противопоставить принципиально с точки зрения свободного
своекорыстия? Естественную гармонию, которая упразднит такие
злоупотребления? Но где же была эта естественная гармония в долгие века
рабства, феодализма, крепостного права? Или , может быть, кровопролитные
междоусобия, упразднившие феодализм в Европе и рабство в Америке, были
именно выражением, только немного запоздалым, естественной гармонии? Но в
таком случае не видно, чем же эта гармония отличается от дисгармонии и чем
свобо да гильотины лучше стеснений государственного социализма. - Если же
естественная гармония, понимаемая в серьезном смысле, оказывается