Чтение 80–й страницы книги ~Три товарища~

В задней комнате клубился сигарный дым. Разносили коньяк. Я все еще
сидел около стойки. Появились девицы. Они сгрудились недалеко от меня и
начали деловито шушукаться.

- Что у вас там? - спросил я.

- Для нас приготовлены подарки, - ответила Марион.

- Ах, вот оно что.

Я прислонил голову к стойке и попытался представить себе, что теперь
делает Пат. Я видел холл санатория, пылающий камин и Пат, стоящую у по-
доконника с Хельгой Гутман и еще какими-то людьми. Все это было так дав-
но... Иногда думалось: вот проснусь в одно прекрасное утро, и вдруг ока-
жется, что все прошло, позабыто, исчезло. Ведь нет ничего прочного - да-
же воспоминаний.

Зазвенел колокольчик. Девицы всполошились, как вспугнутая стайка кур,
и побежали в бильярдную. Там стояла Роза с колокольчиком в руке. Она
кивнула мне, чтобы я подошел. Под небольшой елкой на бильярдном столе
были расставлены тарелки, прикрытые шелковой бумагой. На каждой лежал
пакетик с подарком и карточка с именем. Девицы одаривали друг друга. Все
подготовила Роза. Подарки были вручены ей в упакованном виде, а она раз-
ложила их по тарелкам.

Возбужденные девицы тараторили, перебивая друг друга; они суетились,
как дети, желая поскорее увидеть, что же для них приготовлено.

- А ты чего не берешь свою тарелку? - спросила меня Роза.

- Какую тарелку?

- Твою. И для тебя есть подарки.

На бумажке изящным рондо и даже в два цвета - красным и черным - было
выведено мое имя. Яблоки, орехи, апельсины, от Розы свитер, который она
сама связала, от хозяйки - травянисто-зеленый галстук, от Кики - розовые
носки из искусственного шелка, от красавицы Валли - кожаный ремень, от
кельнера Алоиса - полбутылки рома, от Марион, Лины и Мими общий подарок
- полдюжины носовых платков и от хозяина - две бутылки коньяка.

- Ребята, - сказал я, - ребята, но это так неожиданно...

- Ты изумлен? - воскликнула Роза.

- Очень.

Я стоял среди них, смущенный и тронутый до глубины души.

- Ребята, - сказал я, - знаете, когда мне в последний раз что-то по-
дарили? Я и сам не помню. Наверно, еще до войны. Но ведь у меня-то для
вас ничего нет.

Все были страшно рады, что подарки так ошеломили меня.

- За то, что ты нам всегда играл на пианино, - сказала Лина и покрас-
нела.

- Да, сыграй нам сейчас, - это будет твоим подарком, - заявила Роза.

- Все, что захотите, - сказал я. - Все, что захотите.

- Сыграй "Мою молодость", - попросила Марион.

- Нет, что-нибудь веселое, - запротестовал Кики.

Его голос потонул в общем шуме. Он вообще не котировался всерьез как
мужчина. Я сел за пианино и начал играть. Все запели:

Мне песня старая одна

Мила с начала дней,

Она из юности слышна,

Из юности моей.

Хозяйка выключила электричество. Теперь горели только свечи на елке,
разливая мягкий свет. Тихо булькал сливной кран, напоминая плеск далеко-
го лесного ручья, и плоскостопый Алоис сновал по залу неуклюжим черным
привидением, словно колченогий Пан. Я заиграл второй дуплет. С блестящи-
ми глазами, с добрыми лицами мещанинок, сгрудились девушки вокруг пиани-
но. И - о чудо! - кто-то заплакал навзрыд. Это был Кики, вспомнивший о
родной Люкенвальде.

- Тихо отворилась дверь. С мелодичным напевом, гуськом, в зал вошел
хор во главе с Григоляйтом, курившим черную бразильскую сигару. Певцы
выстроились позади девиц.

О, как был полон этот мир,

Когда я уезжал!

Теперь вернулся я назад -

Каким пустым он стал.

Тихо отзвучал смешанный хор.

- Красиво, - сказала Лина.

Роза зажгла бенгальские огни. Они шипели и разбрызгивали искры.

- Ну, а теперь что-нибудь веселое! - крикнула она. - Надо развеселить
Кики. - Меня тоже, - заявил Стефан Григоляйт.

В одиннадцать часов пришли Кестер и Ленц. Мы сели с бледным Джорджи
за столик у стойки. Джорджи дали закусить, он едва держался на ногах.
Ленц вскоре исчез в шумной компании скотопромышленников. Через четверть
часа мы увидели его у стойки рядом с Григоляйтом. Они обнимались и пили
на брудершафт.

- Стефан! - воскликнул Григоляйт.

- Готтфрид! - ответил Ленц, и оба опрокинули по рюмке коньяку.

- Готтфрид, завтра я пришлю тебе пакет с кровяной и ливерной колба-
сой. Договорились?

- Договорились! Все в порядке! - Ленц хлопнул его по плечу. - Мой
старый добрый Стефан!

Стефан сиял.

- Ты так хорошо смеешься, - восхищенно сказал он, - люблю, когда хо-
рошо смеются. А я слишком легко поддаюсь грусти, это мой недостаток.

- И мой тоже, - ответил Ленц, - потому и я смеюсь.

Иди сюда, Робби, выпьем за то, чтобы в мире никогда не умолкал смех!

Я подошел к ним.

- А что с этим пареньком? - спросил Стефан, показывая на Джорджи. -
Очень уж у него печальный вид.

- Его легко осчастливить, - сказал я. - Ему бы только немного работы.

- В наши дни это хитрый фокус, - ответил Григоляйт.

- Он готов на любую работу.

- Теперь все готовы на любую работу. - Стефан немного отрезвел.

- Парню надо семьдесят пять марок в месяц.

- Ерунда. На это ему не прожить.

- Проживет, - сказал Ленц.

- Готтфрид, - заявил Григоляйт, - я старый пьяница. Пусть. Но работа
- дело серьезное. Ее нельзя сегодня дать, а завтра отнять. Это еще хуже,
чем женить человека, а назавтра отнять у него жену. Но если этот парень
честен и может прожить на семьдесят пять марок, значит, ему повезло.
Пусть придет во вторник в восемь утра. Мне нужен помощник для всякой бе-
готни по делам союза и тому подобное. Сверх жалованья будет время от
времени получать пакет с мясом. Подкормиться ему не мешает - очень уж
тощий.

- Это верное слово? - спросил Ленц.

- Слово Стефана Григоляйта.

- Джорджи, - позвал я. - Поди-ка сюда.

Когда ему сказали, в чем дело, он задрожал. Я вернулся к Кестеру.

- Послушай, Отто, - сказал я, - ты бы хотел начать жизнь сначала, ес-
ли бы мог?

- И прожить ее так, как прожил?

- Да.

- Нет, - сказал Кестер.

- Я тоже нет, - сказал я.

XXIV

Это было три недели спустя, в холодный январский вечер. Я сидел в
"Интернационале" и играл с хозяином в "двадцать одно". В кафе никого не
было, даже проституток. Город был взволнован. По улице то и дело прохо-
дили демонстранты: одни маршировали под громовые марши, другие шли с пе-
нием "Интернационала".

А затем снова тянулись длинные молчаливые колонны. Люди несли транс-
паранты с требованиями работы и хлеба. Бесчисленные шаги на мостовой от-
бивали такт, как огромные неумолимые часы. Перед вечером произошло пер-
вое столкновение между бастующими и полицией. Двенадцать раненых. Вся
полиция давно уже была в боевой готовности. На улицах завывали сирены
полицейских машин.

- Нет покоя, - сказал хозяин, показывая мне шестнадцать очков. - Вой-
на кончилась давно, а покоя все нет. А ведь только покой нам и нужен.
Сумасшедший Кир!

На моих картах было семнадцать очков. Я взял банк.

- Мир не сумасшедший, - сказал я. - Только люди. Алоис стоял за хо-
зяйским стулом, заглядывая в карты. Он запротестовал:

- Люди не сумасшедшие. Просто жадные. Один завидует другому. Всякого
добра на свете хоть завались, а у большинства людей ни черта нет. Тут
все дело только в распределении.

- Правильно, - сказал я, пасуя. - Вот уже несколько тысяч лет, как
все дело именно в этом.

Хозяин открыл карты. У него было пятнадцать очков, и он неуверенно
посмотрел на меня. Прикупив туза, он себя погубил. Я показал свои карты.
У меня было только двенадцать очков. Имея пятнадцать, он бы выиграл.

- К черту, больше не играю! - выругался он. - Какой подлый блеф! А
я-то думал, что у вас не меньше восемнадцати.

Алоис что-то пробормотал. Я спрятал деньги в карман.

Хозяин зевнул и посмотрел на часы:

- Скоро одиннадцать. Думаю, пора закрывать. Все равно никто уже не
придет.

- А вот кто-то идет, - сказал Алоис.

Дверь отворилась. Это был Кестер.