оболочки. Азотно-кислородная смесь, пригодная для дыхания... Повышенная
концентрация углекислого газа... Твердые частицы, продукты горения...
пламенем. Кое-где бешено крутились огненные торнадо. На огромных выжженных
пространствах тускло тлели останки лесных массивов. И оттуда, из самого
пекла неслись невнятные призывы, почти выкрики о помощи.
пальцами в подлокотники, до хруста стиснув зубы. Все его существо
трепетало. На лбу проступала ледяная испарина. Он ничего не мог поделать с
собой, и все силы уходили на то, чтобы не отрывать взгляда от алого
полыхания на экранах. Управление было брошено на автопилот, который сам,
по своей воле вел корабль в эпицентр кромешного ада. Если бы Кратов не
выпустил бразды, возможно, он не совладал бы с собой и повернул прочь.
доктор Ида Израилевна Славина, "плоддерская бабушка" из Швейцеровской
миссии, к которой он явился после одного из самых жутких своих сновидений,
мокрый от пота, трясущийся как осиновый лист и пристыженный. - Ты здоров,
Костик. И ты по-прежнему ничего на свете не боишься. Но ты сильно горел на
Магме-10. И теперь ко всем твоим достоинствам и недостаткам добавилась
одна крохотная фобия. Пирофобия, боязнь открытого огня. На Земле я бы
мигом вышибла из тебя эту хворь, а здесь... Может быть, полетишь со мной
на Землю, домой?" "Нет, - сказал Кратов упрямо. - Рано еще". "Да не рано,
- возразила доктор Славина, укоризненно качая аккуратной седой головкой. -
Я же все о тебе знаю. Ты сам себя замкнул в Плоддерский Круг. Но шесть лет
- это очень долго". "Нет", - повторил Кратов. К нему возвращалось обычное
самообладание, пережитый кошмар понемногу отступал, размывался, таял среди
реальных ощущений. "Я сам отвечаю за свои ошибки... А можно как-нибудь
бороться с этой пирофобией?" "Подсознание - тонкая вещица, хрупкая, -
сказала "плоддерская бабушка". - Как ты собираешься чинить ее? Топором или
кувалдой?" "Клином", - ответил Кратов...
приступили к обслуживанию Галактического маяка на Снежной Королеве,
холодной, завьюженной планетке, Кратов предложил развести костерок.
"Блажь, дурнина", - ворчал Грант, бродя по колено в снегу и выдирая
примороженные ветки. Потом плеснул на кучу валежника немного пирогеля из
банки с нарисованным красным петушком и поднес зажигалку. Со вздохом
взметнулись, заплясали языки пламени, разгоняя серую мглу и отбрасывая
ломаные тени стоящих возле костра людей на борт корабля. С писком
шарахнулись любопытные твари, вроде крупных мохнатых белок, что весь день
безбоязненно шныряли за плоддерами след в след. "Баранинки бы сюда, на
шампурах, - сказал Грант. - Бочонок молодого вина. И компанию, чтобы песни
петь. Ты умеешь петь песни в компании, чтобы на голоса?" Кратов не
ответил. Он зажмурился и прикусил губы, чтобы не то что не запеть - не
завопить от первобытного, обезьяньего ужаса...
увязнув раскинутыми опорами в одеяле пепла. Впрочем, вряд ли то был
настоящий лес. Съеженные, оплывшие свечи густо торчали повсюду,
нацелившись в серое низкое небо, словно пальцы в лохмотьях отставшей
плоти, которые тянул к свету чудовищный мертвец из глубины своей могилы.
Здесь уже нечему было гореть. Лишь кое-где вскидывались случайные, будто
позабытые, клочья пламени, да светились красным остывающие верхушки
"пальцев". Зато на горизонте во всю его ширь и высь вставала сплошная, без
малейшего просвета, занавесь огня, увенчанная гребнем черного с сединой
дыма.
путы спазматически сведенных мышц, и сражался с собственным перепуганным
до смерти телом. В таком состоянии ни черта он не способен был
предпринять, ни на что не годился. Вспоминая и тут же адресуя себе самые
черные ругательства, какие только довелось ему когда-либо слышать, он как
умел отвоевывал у страха его плацдармы.
безысходнее.
испарине, слабый как ребенок. На подгибающихся ногах двинулся в тамбур. С
трудом облачился в скафандр, прихватил фогратор. Перед тем, как покинуть
спасительный, уютный борт "корморана", надвинул на прозрачное забрало
шлема самый плотный светофильтр, какой только был.
закручиваясь в тугие струи вокруг ног. Далекая огненная стена виделась
Кратову зеленоватым маревом, никак не способным пробудить в его
подсознании спящих чудовищ. И все кругом виделось ему неживым,
нарисованным одними лишь холодными красками. Сердце угомонилось, поверило
обману. Лишь эхо отступившего ужаса еще звучало в напряженных мышцах.
оказались чем-то вроде ссохшихся от сатанинского жара кактусов. Трудно
было оценить по достоинству упорство этих растений - если только это и
вправду были растения, - которые не рассыпались в прах, даже не согнулись
после огненного шквала. Кто знал, может быть, они и не погибли вовсе, а
просто приходили в чувство, выжидали, копили силы, чтобы потом воспрянуть
и зажить обычной своей жизнью. Проходя мимо, Кратов бережно коснулся
ладонью в перчатке обугленного ствола одного из кактусов. Он явственно
ощутил упругий поток воздуха, исходивший от растения.
черной омертвелой кожи, как и ты. Наверное, ты привык не бояться огня,
живя в огне. А то и не замечаешь его. Когда-нибудь и я смогу так".
сдавленное каменными жерновами пламя, кипела и рвалась на волю лава, грозя
взорвать весь этот мир изнутри.
Сигнал, что транслировался ему от бортового пеленгатора, звучал задушенно
и прерывисто. Казалось, еще поворот, еще шаг, еще обойти один-другой
кактус, и он увидит покореженный, запрокинутый корпус чужого корабля, весь
в копоти и пятнах перекала.
удачным. Но никак иначе в тот момент Кратов назвать сооружение из
огромных, наваленных друг на дружку каменных глыб не сумел.
отчетливые следы обработки. К тому же, когда-то они были плотно,
старательно сложены в аккуратную коробку с просторным зазором, позволяющим
проникнуть внутрь. Но после отбушевавшего огненного смерча грунт под
стенами просел, и часть колоссальных плит, употребленных на своды,
обрушилась. Камень, из какого был устроен дольмен, даже издали казался
ноздреватым, словно пемза, и жирно блестел.
Аксютин. - Хотя нечто подобное просто вертится на языке. И Горяев, должно
быть, испытывал нечто похожее.
Концентрическая кладка, вроде колодца. Без крыши, разумеется. И груда
костей внутри.
дольмен мне нравится больше...
сигнал-пульсатор, работавший на волне Плоддерского Круга.
подсказывала Кратову, что ни плоддерами, ни вообще людьми тут и не пахнет,
хотя его шестое чувство, всегда нацеленное на эмоциональный фон,
безмятежно дремало, умом он сознавал: здесь он не один. Есть еще кто-то
помимо него. И этот "кто-то" - не человек.
воспользуется им лишь в самой безвыходной крайности и что ему вообще
неведомы пока причины, способные побудить его пустить оружие в ход.
Поскольку он ничего, кроме огня, не боялся, а огня поблизости не
наблюдалось, да и светофильтр старательно навевал успокоительные иллюзии
его ущербному подсознанию, то мыслил и действовал Кратов собранно и
хладнокровно.
круговой осмотр, он приблизился в перекошенному входу в дольмен. Выждал,
пока выровняется дыхание. Включил нагрудный фонарь. Кинжальный световой
луч вонзился в смоляную темноту, в нем плясали невесомые хлопья пепла.
ирреальность обстановки понемногу начала пробирать его до печенок. Это
было изрядно подзабытое ощущение: давно уже он отвык холодеть перед
неизвестностью. Но чувства звездохода и плоддера, настроенные на волну
опасности, молчали. Значит, опасности не было. А все остальное - химеры,
порожденные разгулявшимся воображением.
вдавшуюся в грунт. С нее переполз на середину дольмена.
может быть, некое подобие стола в местном вкусе. Иными словами,
трехметровый гранитный диск с углублением в центре. И в этом углублении
находился источник сигнала.
сигнал-пульсатор? Я имею в виду - из тех, что применяются в Галактическом
Братстве?