стал.
гана к реке побежал.
подпрыгивая.
Ни следа той радости, что обуревала его, когда он Арбром был, которого
дедушка Рагнарис в честном и славном поединке зарубил.
кин - все это отнесли к загодя подготовленному месту.
тавили небольшой деревянный сруб, вроде малого дома для костей дедушки-
ных, где им отныне покоиться. При жизни дедушка Рагнарис приходил сюда с
Аларихом беседовать. Только дедушка уединения искал и потому на противо-
положном склоне кургана всегда сидел, от реки и села заслоненный; погре-
бать же его на том склоне решили, что на село наше обращен.
листого доброго дерева над ними накат сделали; на накат землю насыпать
начали.
лю. И воздвигся над дедушкой Рагнарисом (и над Ахмой тоже) маленький
курган. Притулился у основания кургана великого, где Аларих погребен.
пиру было прекрасно: и еды в изобилии, и пива в избытке, и богатырских
потех немало, и смеха великого и веселья в память дедушкину.
ли, как дядя Агигульф говорит. Для гуслей, что у него в доме валялись
(их давно еще дядя Агигульф из бурга привез), новые струны добыл. Где
добыл - о том умалчивает Валамир.
торжеством подал. И ударил Валамир по струнам, собираясь песнь начать.
Сказал он, что гусли эти Рагнарису всегда любы были, вот и принес их на
курган, на страву, старого воина в последний раз потешить песней воинс-
кой.
рикивая. Так блажили на два голоса, покуда не охрипли; мы же с наслажде-
нием внимали, ибо воинским духом полнились обе песни. Что исполнялись
вперекрик, так оно и лучше: и впечатление сильнее, и вдвое короче слуша-
ние. А то поди дождись, покуда сперва один споет, потом второй. К тому
же, оба дедушкины подвиги воспевали.
Хродомер, а следом за ним и Рагнарис от дряхлого корня оторвался, побег
юный и гибкий.
иначе историю представил. Рагнарис первым от ветхого корня отложился,
чтобы корнем новому древу стать; Хродомер же за ним потянулся, будто яг-
ненок за маткой.
Хильдефрида помочь ему пыталась, но и она на ногах держалась нетвердо -
упала вкупе со старейшиной. Так и барахтались на траве вдвоем.
всех богов. Фаухо и Брустьо же в хохоте заходились.
единоборстве.
обоим богатырям словами полниться, телом же бездействовать. Одновременно
за гусли схватились, каждый для своей песни их захотел. Агигульф кричит:
обломки на курган бросив, в схватке сцепились могучие да так и покати-
лись под откос к реке.
послышался, как если бы дуб в три обхвата в воду рухнул. После всплеска
рычанье свирепое хохотом веселым сменилось.
пивом, а печалью он наливался. Я думаю, годья Винитар о тех днях грус-
тил, когда сам воином был.
забытья очнулся годья. Тяжким взором поглядел на Одвульфа, что рядом си-
дел и бойко рассказывал, как о покойном Ахме горюет, и вдруг Одвульфу со
всей своей немалой силы в зубы дал.
пучив. Знал Одвульф, что годья его, Одвульфа, святым не считает, и все
равно поступок такой со стороны Винитара для Одвульфа удивителен был.
тельной ловкостью, ногой Гизарне в живот попал, от чего согнулся Гизарна
и упал. На Одвульфа упал.
ло, того он толком и сказать не мог. Просто бил Одвульфа и чувствовал:
то делает, что давно должен был сделать.
бьет. Зрелищем сим дивным насытясь, годья вдруг кровью налитые глаза
свои на других обратил и оглядел всех, кто вокруг стоял.
еще более редкозубым стал, мне тоже пиво в голову ударило.
нам надоел этот Лиутпранд. Он лангобард. И Галесвинту, сестру нашу, ла-
пает, а та визжит и жмется к его толстому брюху, нравится ей, что ли?
Решили мы с Гизульфом: кабы дурного не вышло.
большому куску мяса обратился и зубы в этот кус вонзил.
жалом. Сказали ему, что на него глядя, вспоминаем одного человека. К то-
му тоже Галесвинта липла и всячески его потчевала; и так же, как Лиутп-
ранд, пожрать тот человек был горазд.
лапой, рыжим волосом заросшей, обхватил, к брюху своему прижимая.
только что нам ее взгляды.
вая. - Что за воин?
тил.
ослабел от удушья, из его хватки высвободилась и у меня на волосах по-
висла. Ее Гизульф еле от меня оторвал и в кусты бросил.
чал Лиутпранд, когда с удушьем справился и мясо выкашлял. Тут мы с двух
сторон напали на него.
тил Лиутпранд ветры такой богатырской мощи и громкости, что, казалось,
от рева этого курганы содрогнулись до самого основания...
бревна, под мышкой зажав. К реке нес.
удаляющегося Лиутпранда, и слышал премерзкое хихиканье Галесвинты, сест-
ры нашей. Мила ей была воинская наука лангобардов, так мы поняли.
по своей глупости на Галесвинте женится, то иной мести коварному ланго-
барду и не нужно.
поднялись, туда, где стравное веселье кипело.
ли, он только кровожадно рыкнул нам вслед. Мы шагу прибавили.
лесвинта от Лиутпранда понесла, ибо нашему роду надобны свирепые воины.
но проверяли, достаточно ли он свиреп, чтобы семя свое в лоно нашей
сестры заронить.
ре-сестре невнятная за скудоумием ее, ибо от того глупого хихиканья
славная прибавка к нашему роду может выйти.