Чтение 80–й страницы книги ~Полет ворона~

ей байковые бабские панталоны.

После сеанса, завершившегося усталыми и недолгими аплодисментами,
киношников вывели через боковой вход. Таня не стала дожидаться назначенного
ей автомобиля, а пешком прошла через ворота и очутилась на Красной Площади.
По пути никто не остановил ее - видимо, охрана интересовалась только
входящими.

Сразу же за коротким мостиком ее обнял и, подняв с земли, закружил
Никита.

- Ну что, комиссарша, как оно?

- Волнительно, - усмехнулась она. - Но с чувством глубокого
удовлетворения.

Никита подозрительно глянул на нее.

- И с кем же ты успела столь глубоко удовлетвориться? Неужто с "сосисками
сраными"?

- Нет, Лелика не было. Зато присутствовали все прочие члены.

- Ну, и как члены?

- Члены как члены. Твой куда интереснее.

- Еще бы. Угощений и раздачи слонов, как я понимаю, не было?

- Перенесли на завтра. В Дом Актера. Кстати, я тебя приглашаю.

- Спасибо. Ответное приглашение принято.

- Как это - "ответное"?

- Сегодня же я тебя приглашаю. Ты что, забыла?

- Ой! Точно, забыла. Слушай, а может, отложим? Поздно уже, я устала,
проголодалась...

- Не отложим, - решительно сказал Никита. - Колесница ждет, горячее
стынет, холодное тает.

- А куда мы?

- Для начала - в переулочек за ГУМом. Ближе поставить негде было.

Езда по зимнему ночному шоссе обошлась без приключений. Никита вел
осторожно, объезжая заносы и блестящую в свете фонарей наледь. Таня сидела
рядом, поджав ноги, и смотрела в ночную даль. Автомагнитола оглашала салон
сладкими мелодиями Демиса Руссоса.

- Долго еще? - потягиваясь, спросила Таня, - Есть хочу, спать хочу.

- Нет, - напряженно ответил Никита. - Потерпи. Скоро и поешь, и
отоспишься вволю.

- А зачем было тащиться в такую даль?

- Потому что мне так надо. Особое событие требует особой обстановки.

- Какое еще особое событие? - спросила Таня.

- На месте узнаешь, - сказал Никита и замолчал. Оставалось только
догадываться. Впрочем, кое-какие соображения у Тани на этот счет были.
Любитель эффектных сцен и интерьеров явно не случайно вез ее в даль, хоть,
может, и не светлую, но все же... Неужели решился наконец? Ну что ж, Татьяна
Захаржевская - звучит совсем неплохо. Хотя для экрана придется оставить
прежнюю фамилию - уже как псевдоним. Да... С другой стороны, а не
размечталась ли она понапрасну? Не исключено, что путешествие это закончится
дачной пьянкой в компании московских папенькиных сынков, а особое событие
окажется вручением очередного эпохального сценария или дегустацией нового
вида подкурки, к которой Никита безуспешно приучал ее. К табаку, правда,
приохотил, но больше - ни-ни... Да, лучше настроиться именно на такой
вариант: если не хочешь разочарований, не надо очаровываться.

- Приехали, - сказал Никита, остановив машину возле ворот в высоком
кирпичном заборе. - Пше прашем бардзо... Ты пока подыши, а я тачку в гараж
отгоню, тут недалеко, и вернусь.

Таня вышла, с удовольствием размяла ноги, вдохнула полной грудью свежий
полуоттепельный воздух, осмотрелась. Благодать! Прямая как стрела,
освещенная редкими фонарями белая, безмолвная улица, по бокам - затейливые
заборчики, над которыми нависают присыпанные мягким серебристым снежком
еловые ветки. А дышится как! Особенно после города - загазованного, людного
и потного, суетливого и суетного. Всюду тишина, и по ту сторону забора тоже.
Стало быть, вариант с компанией золотой молодежи отпадает. Хотелось бы
надеяться. Сегодня она уже некоммуникабельная. Никому-никому. Только Никите.
Ему-то она всегда кабельная!

Усмехнувшись бородатой шуточке, она достала из сумочки сигареты и
блаженно затянулась.

Через пару минут незаметно подошел Никита. Она даже вздрогнула, услышав
совсем рядом его нарочито грубый голос:

- Балдеешь, падла?

- Господи, ну и шуточки у тебя! Так и в обморок грохнуться недолго.

- Погоди грохаться. Этот номер у нас во втором отделении.

Он отпер ворота, широко распахнул их и, сделав шажок в сторону,
поклонился:

- Прошу вас, мадам!

Она ответила реверансом и гордо ступила в распахнутые ворота.

Прямая расчищенная дорожка вела к сверкающему разноцветными окнами
чудо-домику, двухэтажному, обшитому золотистыми ровными досочками. Над
высоким крыльцом призывно горел висячий фигурный фонарь.

- Что за черт?! - услышала она за спиной и удивленно обернулась. Никита
широкими шагами догонял ее. Лицо его было встревоженным.

- Что случилось? - спросила она. Сердце екнуло от дурного предчувствия.

- Я же вроде тут электричество погасил везде. Только фонарь оставил...
Или все-таки забыл...

Он, уже не обращая на нее внимания, стремительно Зашагал к дому. Она еле
поспевала за ним.

- Ну, если Танька-сука решила мне подлянку устроить... - бормотал он на
ходу.

- Никита, постой, я не...

Она не успела договорить. Никита одним прыжком взмыл на крыльцо, рванул
на себя незапертую дверь и исчез в доме. Таня побежала следом за ним.

На паркете красивой, обшитой темным деревом прихожей, посреди толстых
осколков, видимо, зеркала валялась сорванная с петель резная вешалка.
Хозяйственный шкаф был распахнут настежь, все находящиеся в нем банки и
пакеты были опрокинуты, разбиты, распороты.

С потолка на стены непристойно сползала большая фиолетовая клякса.

Вонь была нестерпимая - несло керосином, фекалиями, краской, скипидаром,
дихлофосом и еще непонятно чем. Пробивавшийся сквозь миазмы слабый аромат
цветов и яств придавал запаху особенную омерзительность. Зажав нос, Таня
вслед за Никитой шагнула из прихожей в гостиную.

Здесь царил полный разгром - не просто варварский, а глумливый,
извращенный. Кресла и диваны располосованы ножом, со шкафов сорваны двери,
ковер усыпан осколками стекла. Все, что не было сломано, оказалось залито,
затоптано, загажено. И лишь безупречно сервированный на двоих овальный стол
и высокая люстра остались нетронутыми. Впрочем, приблизившись к Никите,
застывшему возле стола, Таня, с трудом удерживая рвоту, увидела, что каждое
блюдо на столе аккуратно посыпано хозяйственными и садовыми химикатами,
окроплено керосином, скипидаром, санитарной жидкостью или попросту мочой.
Посреди стола на пустом блюде возвышалась кучка экскрементов, в которую было
воткнуто золотое кольцо камнем наружу и две алые розы. На белоснежной
поверхности торта было коряво выведено: "Х.. вам!", вдоль бороздок надписи
тянулись коричневые полоски - видимо, перед тем как оставить свой автограф,
автор обмазал палец тем, в чем торчало кольцо.

- Что... что это? - давясь, прошептала Таня. Никита обернулся к ней. Губы
его кривились в дикой ухмылке, в глазах плясали безумные искры.

- Это? - протяну л он, бесшумно приближаясь к ней. - Это, надо полагать,
подарочек моей обожаемой сестры. Подарочек к нашему празднику.

Он все надвигался на Таню. Она невольно отступила, каблуком хрустнув по
осколку.

- К... к какому празднику? - пролепетала она.

- К нашей помолвке. Она высказала свое неодобрение...

- Но, Никита... ты же мне ни слова не сказал. О помолвке.

- Да? Возможно. Вот.

Он наклонился над омерзительным столом, запустил пальцы в кучу дерьма,
извлек колечко с камнем и, не обтерев, ткнул им Тане в грудь.

- Получай, невеста неневестная, - сказал он. - Это твое. Рада?

Таня отбросила от себя его руку с кольцом. Хотела что-то сказать, но не
могла.

- Ах, не рада? - с глумливым сочувствием проговорил Никита. - Или
перепачкаться боимся?

Он мазнул кольцом по щеке Тани и отшвырнул его в угол. Она покраснела и
схватилась за щеку. Потом, зажмурив глаза, размахнулась и отвесила Никите
душевную оплеуху. Он откинул голову и, продолжая то же движение, повернулся
к ней спиной и медленно пошел вдоль стола. Таня ждала неизвестно чего, не в
силах пошевелиться.

- Впрочем, нет, - бормотал Никита, словно забыв о ее присутствии. - Вряд
ли Танька, вряд ли... Слишком простодушно, не по-нашему. Она бы напакостила
изящнее, тоньше, подлее... Тут... тут другое что-то...

Бубня себе под нос и осторожно ступая между осколками и пятнами грязи, он
направился в угол, к деревянной лестнице.

- А что там? Там-то что? - слышала Таня его хриплый полушепот.

Он миновал короткий пролет и скрылся за поворотом лестницы. Как только он
исчез из виду, оцепенение моментально схлынуло с нее. Невольно копируя
кошачьи движения Никиты, она направилась к дверям. Переступила через
поваленную кадку с. пальмой, вышла в прихожую, пошла по зеркальным осколкам,
взялась за ручку...

Тишину прорезал жуткий, звериный крик. Таня вздрогнула и замерла, держась
за ручку. Крик сверху повторился.

- Что ж ты? - пробормотала Таня себе самой. - Беги, дура! Беги отсюда!

Но ноги не слушались ее. Она промчалась через гостиную и взлетела по
лестнице. На площадочке второго этажа перед распахнутой дверью чернела
густая лужа. Кровь... Таня привалилась к косяку и тихо сползла на пол, в эту
самую черную лужу.