не по-святошески, а как бог на душу положит.
ответа.
честно и свободно. И разогнал бы банду святош, которые примазались к нему
после его смерти. Или вознесения. Впрочем, это одно и то же... Я, Сречко,
боюсь страданий, которые заложены в иных именах. Поскольку страдание
рождено желанием, а человек соткан из желаний, рождается и некий силлогизм
кругового горя. А я против этого. Желание должно давать счастье, а имя
Ирина - "счастливая". Дающий счастье получает его сторицей.
резко, оттолкнув стул икрами, которые напряглись, как перед прыжком.
продиктовал вам я, можете сразу же уходить домой.
- Неужто вы не понимаете, что если я не написал ничего т о г д а, то
сейчас я тем более не напишу ничего такого, о чем мечтаете вы...
те мысли, которые вы могли бы отдать обществу, о котором так радеете! Вот
о чем подумайте! Вам еще многое надо сказать людям! А вы хотите лишить их
своего таланта! Вы жалкий трус и эгоист! Вы трус! Трус!
я разрешу вам его использовать. Это страшнее смерти, если вы станете
хозяином моего таланта.
тот отправил в Белград Везича.
Пораньше не могли прийти? Тогда б застали меня бодрствующим, я недавно
лег.
ответил Зонненброк, включив приемник; привычка говорить "под музыку"
прочно укоренилась в нем.
с русскими.
английским текстом.
Джеймса Колви из "Дэйли мэйл". Такой репортаж, видимо, уходит сразу в два
адреса: в редакцию и в Интеллидженс сервис.
это не информация.
известно, что он из отдела печати. Мы установим этого человека, начнем
работать с его окружением и подчиним его нашим интересам. Этот Колви
намекает на возможность сговора американцев и англичан с русскими, так что
Берлин не зря запросил нас. Фохт сказал: "Информация, связанная с этой
проблемой, приравнена к высшей степени важности".
которой Штирлиц бился несколько часов кряду. Раньше он проводил
мучительные дни и бессонные ночи, стараясь сразу же понять главное. Однако
с годами убедился, что нельзя насиловать мозг требованием немедленного
ответа. К истине можно идти разными путями, но от того, каким будет путь,
во многом зависят ценность и моральность решения.
Во-первых, если контакты с англичанами и американцами действительно
налаживаются, то, слава богу, это можно только приветствовать: Гитлер
верит лишь в силу и ни во что другое. Если таких контактов нет, Центр
внимательно изучит, от кого такие сведения поступают - от немцев,
организующих тонкую, сложную, через третьих лиц дезинформацию, почему-то
им выгодную, или же англичане пускают пробный шар в сложной обстановке
сегодняшней Югославии, стараясь понять нашу реакцию. Во-вторых, то, что
этот вопрос рассматривался в Берлине как "особо важный", лишний раз
подтверждает уверенность Штирлица в подготовке войны против его родины, и
если так, то надо найти возможность всячески помочь налаживанию контактов
между Москвой, Лондоном и Вашингтоном. В-третьих, эти данные Зонненброка
помогут ему, Штирлицу, в его конкретной работе.
шел на это. Он проиграл для себя несколько возможностей. Он принял
решение, ответ неожиданно подсказал Зонненброк своим разговором с Фохтом о
русско-английских контактах.
сока и спустился в пустой ресторан. Теперь, по его замыслу, Везич,
возвратясь из Белграда, должен передать ему "особо важные материалы,
касающиеся русско-британских контактов". Надо только обговорить детали и
подобрать "кандидатов", на которых можно сослаться в рапорте Шелленбергу.
Информаторы должны быть людьми серьезными, желательно связанными с
дипломатическими кругами или с высшими офицерами генерального штаба.
Везич, таким образом, станет особо ценным осведомителем Штирлица. Он будет
прикрыт всей мощью аппарата Шелленберга: людей, которые много знают и
готовы к сотрудничеству с рейхом, надо уважать и беречь. И, полагал
Штирлиц, быть может, это сообщение в какой-то мере насторожит Берлин, ибо
война на два фронта - безумие, и на это, как он считал, не рискнет даже
такой маньяк, как Гитлер.
чем история с Везичем. Он ощущал постоянную мучительную беспомощность, не
зная, как и чем реально помочь родине, над которой занесен меч.
отправленный через полтора часа Шелленбергу - с припиской, в которой
содержалась просьба указать Веезенмайеру на целесообразность его,
Штирлица, работы с югославским агентом, - сыграет роль в судьбе самого
близкого Гитлеру человека.
ставшего потом Гитлером, "великим фюрером германского народа", в
таинственное общество "Туле". Одним из семи создателей этого общества
("семь" - мистическая цифра и приносит удачу всём начинаниям) был Дитрих
Эскардт. Умирая, он говорил: "Следуйте за Гитлером. Он будет плясать, но я
тот, кто написал ему музыку. Не жалейте обо мне. Я окажу большее влияние
на судьбу истории, чем любой другой немец. Моя идея не умрет со мной:
немцы, ставшие нацией человеческих мутантов, поведут за собой людей к
великим целям, которые были известны п о с в я щ е н н ы м арийской
древности, обитавшим в Тибете".
расстрела своих ближайших соратников Рема и Штрассера, когда Эскардт был
уже мертв, а все другие основатели "Туле" добровольно умертвили свою
память, согласившись считать фюрера тем человеком, каким представляла его
пропагандистская машина Геббельса, то есть великим борцом и гениальным
мыслителем. Гитлер говорил Раушнингу: "Вы не знаете обо мне ничего. Мои
товарищи по партии не имеют ни малейшего представления о целях, которые я
преследую, о том грандиозном здании, основа которого по крайней мере будет
заложена после моей смерти. На планете произойдет такой переворот,
которого вы, н е п о с в я щ е н н ы е, понять не сможете".
двадцатых годов. Личный секретарь фюрера вел странные разговоры о том, что
Гитлер близок к перерождению, он забывает старых друзей и самое
н а ч а л о. Собеседники Гесса доверчиво советовались с "ветераном
партии", что сделать, чтобы "помочь Адольфу" вновь обрести самого себя.
После таких разговоров эти люди исчезали странным образом и при непонятных
обстоятельствах: внезапный сердечный приступ, отравление газом,
автомобильная катастрофа.