его тяжесть, хотя пробыл здесь всего несколько минут. И эта
полная, абсолютная тишина, от которой звенело в ушах... Не
мудрено, что несчастный Красовский свихнулся, стал суеверным и
нелюдимым, пожив в этом склепе.
осматривать стены. Это было пустым занятием -- каждую щелочку
между плитами до меня обследовал Красовский.
саркофага: шакал над девятью пленниками, стоящими на коленях. Но
такие рисунки обычны в древних египетских гробницах. Они служили
как бы предостережением грабителям, угрожая им вездесущей местью
покойного фараона.
я присел на край саркофага и перерисовал себе в блокнот
единственную надпись, вырубленную на стене, -- сам не знаю,
зачем, ведь она опубликована Красовским и давно всем известна.
Наверное, только потому, что уж очень обидно показалось
возвращаться в лагерь с пустыми руками.
ниспростертый!.. Да одолеешь ты своих врагов, да восторжествуешь
над тем, что они совершают против тебя..."
фараона Хирена, давно покоится в одном из залов Эрмитажа, где я
столько раз видел ее еще студентом, увлекаясь загадкой пустой
пирамиды с ложным погребением. Теперь я пробрался в самое сердце
этой пирамиды, собственными глазами увидел и черные стены и
пустой саркофаг, но ни на шаг не приблизился к разгадке.
Не мог же Хирен выбрать место для своей настоящей гробницы
где-нибудь в Фивах или Ахетатоне, а фальшивую для отвода глаз
устроить здесь, за сотни километров оттуда? Это полная
бессмыслица. Нет, его настоящая гробница тоже должна таиться
где-то в здешних пустынных краях, возможно, совсем поблизости. И
обнаружить ее можно, как нашли в 1922 году в давным-давно
исследованной Долине царей чудом сохранившуюся гробницу
Тутанхамона. И нашел же совсем недавно египетский археолог
Мухаммед Гонейм даже целую пирамиду, скрытую многие века под
песками неподалеку от Каира!
и у него вовсе не оказалось гробницы?" -- подумал я.
хоронили торжественно. Где-то должна быть его гробница!
делать. И так уже эта обстановка начинала действовать на нервы.
Пробыл я здесь в камере не больше часа, а уже стало охватывать
меня какое-то непонятное беспокойство. Надо поскорей выбираться
отсюда.
происшествий. Мне только показалось, будто доска, по которой я
перебирался через ступенькиловушки на лестнице, вроде лежала не
так, как раньше. Но я тут же прогнал эту глупую мысль: кто мог
сдвинуть доску в укромном коридоре совершенно пустой пирамиды!
Даже шакалы вряд ли забираются так далеко.
мне почудилось, будто впереди промелькнула чья-то тень...
пирамиде, а уже начала мерещиться всякая чертовщина. Не хватает
еще тоже стать суеверным по печальному примеру Красовского и
старика Ханусси. Хотя, честно признаться, я теперь, пожалуй,
понимал ученого. В такой обстановке не мудрено стать и
нервнобольным.
Но все равно, не стану кривить душой, испытал явное облегчение,
когда увидел впереди сверкающий солнечный свет и, выбравшись из
пролома, с наслаждением вдохнул горячий, раскаленный, но зато
такой чистый воздух пустыни.
задержался, так что упреки достались не мне, а повару.
так пунктуальны, хоть часы проверяй.
хавага. Прошу извинить. Больше этого не повторится, йа хавага.
чертов старик!
отряда. Не обошлось без споров. Поместиться в машине могло не
больше шести человек. Я решил взять с собой, кроме проводника,
Павлика, нашего художника Казимира Петровича, Женю Лавровского и
Ханусси, чтобы не тратить времени на приготовление пищи.
Остальным предстояло закончить к нашему возвращению упаковку
находок.
накануне подвернула ногу, да и без того поездка будет тяжелой и
утомительной, -- я решил оставить девушку в базовом лагере вместе
с Андреем Аккуратовым. А с аппаратурой мы какнибудь управимся
сами: один из неписаных экспедиционных законов гласил, что каждый
должен владеть основными навыками специальности товарища, чтобы
при необходимости всегда подменить его.
лабораторная работа была ему по душе. Но Зиночка обиделась и в
отмщение не разговаривала со мной весь вечер; в гордом
одиночестве она сидела на берегу.
базарной площади уже сидели женщины в черных мешковатых мелайях,
разложив перед собой нехитрый товар: овощи, связки плодов манго,
корзины из тростника, -- их крышки в точности повторяли форму
древних боевых щитов, изображения которых сохранились на фресках.
Седая старина была живучей и на каждом шагу давала о себе знать в
этой древней стране.
вокруг селения, -- здесь еще была хоть какая-то растительность в
виде чахлых колючих кустов и валявшихся далеко друг от друга
диких арбузов, пустых внутри, словно мячи. А потом перед нами
раскинулась настоящая пустыня, ее унылую плоскость лишь
подчеркивала смутно темневшая вдали невысокая гряда Нубийских гор.
дороги. Барханов тут не было, и плотно слежавшийся песок отлично
держал машины. Только посвистывал ветер, сначала приятно
прохладный, бодрящий, но постепенно раскалявшийся под лучами
быстро поднимавшегося солнца и уже не приносивший никакого
облегчения.
из наших рабочих. Он объездил всю пустыню на сотни километров
вокруг и знал здесь каждый камешек.
такими же далекими и размытыми. Кто знает: может быть, именно
там, в горах, и спрятана настоящая гробница Хирена? Он, наверное,
отлично знал свои родные края и выбрал для нее местечко
поукромнее.
какие-нибудь признаки этой гробницы. Древняя караванная тропа,
заброшенные каменоломни, развалины колодца -- все могло
подсказать к ней дорогу. Просто разведать еще неизвестные древние
памятники -- и то уже было бы ценно. Но в глубине души я надеялся
на большее...
постепенно испарялось. Лицо жег раскаленный ветер и больно кололи
тысячи мельчайших песчинок. Голова будто налилась свинцом и
начинала гудеть, словно телеграфный столб в открытом поле.
торчавшей среди песков. Такие скалы, растрескавшиеся под
солнечными лучами и покрытые бесчисленными рябинками от ударов
песчинок, переносимых ветром, называют останцами. Далеко
приметные, они с древнейших времен служили в пустыне маяками, и
обычно все проходившие мимо караваны оставляли на них
какой-нибудь памятный значок.
иероглифы, выбитые чуть выше человеческого роста. Разобрать их
было не так-то легко, слишком уж сильно время, солнце и ветер
разрушили поверхность скалы. А ведь малейшее искажение придает
условным значкам-рисункам уже совсем иной смысл.
рисунка, рассматривали надпись под разными углами. Павлик даже
спустился на веревке, переброшенной через вершину скалы, и повис,