стрелка-всадника рот, накрашенный блестящей темно-красной помадой и
прекрасные, огромные круглые глаза - словно глядящие в колодец ночью, через
мгновение после восхода луны. И, по крайней мере, с нее сняли эти просторные
темно-красные одежды, которые носят шанкийские женщины!
Ее нагрудные чашечки были из золота, и с каждой свисали тоненькие
золотые цепочки, так что подвешенные на них самоцветы танцевали перед ней в
воздухе и мягко ударялись о ее плоский живот при малейшем движении. Ее пояс,
спущенный гораздо ниже пупка, состоял всего лишь из трех полосок парчи,
сплетенных в шнурок, который был не толще ее мизинца. С него, мерцая, спадал
вниз на длину руки кусок белоснежной кисеи, нашитой бледно-голубыми нитками
на белый шелк это подобие юбки в ширину не превышало длины ее ладони. Ткань
была подрублена на высоте ее лодыжек, а полоска сзади была лишь чуть короче.
Парчовые ленты, перекрещиваясь, поднимались по ее прелестным ножкам от
мягких маленьких башмачков, доходящих ей до щиколотки и сшитых из красного
фетра, украшенного жемчугом, и завязывались под самыми коленями этого
очаровательного ребенка.
Она могла бы, размышлял Зафра, быть одной из тех нежных юных
девственниц, чьей кровью были написаны заклинания на определенном сорте
пергамента, сделанном из змеиной кожи заклинания, которые Зафра прочитал и
запечатлел в памяти без ведома своего учителя.
На двенадцатилетнем подарке шанки было только два украшения: племенное
ритуальное кольцо, украшенное гранатами и сделанное из верблюжьего волоса,
переплетенного с одним локоном из ее собственных кос и маленькая серебряная
подвеска, украшенная опалами, с которой ее доставили к сатрапу. Достаточно
изящная серебряная цепочка удерживала подвеску в центре легкой выпуклости
грудей девушки.
Она смотрела широко раскрытыми глазами мимо Зафры - на два
распростертых внизу тела. Казалось, она не замечала, что ее господин взял ее
руку в свою волосатую длань.
Поднявшись на площадку, Зафра вложил свой собственный меч в руку
Фаруза, чтобы убрать его за пределы темницы. Потом он отступил и словно
слился со стеной у верхней ступени лестницы.
- М- мой господин! В такое место?.. Эти люди! - голос девушки шанки
дрожал, как и она сама.
- Возрадуйся! - приказал ей хан. - Они иранистанцы, шпионы, засланные к
нам королем, все помыслы которого направлены на завоевание! Однако один из
них был провидцем и сделал благоприятное предсказание: что от тебя вскоре
родится прекрасный мальчик, который, став взрослым, будет править не только
Замбулой, но и всей величественной Империей Турана!
Она взглянула на него черными глазами, обведенными черной краской. Ее
рука продолжала лежать в его руке, и она раздумывала, словно зачарованная
его словами, покорная их власти. За ее спиной Фаруз тихо прикрыл огромную
дверь, обшитую снаружи деревом.
- Внизу стоял мой же собственный меч, символ моего могущества. Я был
так переполнен радостью, что снял с себя свой медальон из золота, и жемчуга,
и топазов, с рубином величиной с голубиное яйцо, который носила на груди моя
мать этот медальон я повесил там. И в эту минуту шпионы бросились на меня,
и моим верным стражам пришлось убить их. Это были люди, которые привели тебя
сюда, - ибо я положил руку на эфес и дал обет: та, что принесет мне
Замбулийский Драгоценный Камень, будет первой среди всех женщин Замбулы и
окружающих ее земель, чтобы был подготовлен путь к восшествию на престол
плода ее чресел.
Пока хан так разглагольствовал, взгляд этих огромных темных девичьих
глаз покинул его лицо и был теперь устремлен на мерцающий медальон, который
свисал, словно трофей, ожидающий победителя, с украшенной драгоценными
камнями рукояти стоящего внизу меча.
- П-поща... мой господин... я... я не могу спуститься туда!
- Но Деркетари... лотос пустыни, обожженной поцелуями солнца, ты
должна! Неужели пророчество мертвеца должно будет оказаться напрасным?
Неужели гордые шанки - обитатели шатров - не будут возвышены над всеми
остальными и осыпаны милостями великого будущего правителя, в чьих жилах
будет течь кровь шанки?
Девочка посмотрела вниз, на свисающий с меча медальон. Потом снова
взглянула на стоящего рядом с ней человека с орлиным носом. Теперь он
придержал свой медоточивый язык. Она еще раз поглядела на оба трупа и опять
на медальон. Он висел, молчаливо подзывая ее к себе переливами драгоценных
камней, вспыхивающих и сверкающих в мерцании дымного огня факелов. Она
обвела языком полную нижнюю губку.
Она слышала. Она слышала каждое слово. Хан и маг знали, что она думала
о своих бедных, живущих в пустыне соплеменниках, которым не успевало
исполниться четыре десятка лет, как их лица и руки уже покрывались морщинами
от солнца о гордости и надеждах своего отца - и, вне всякого сомнения, о
ярости, вызванной позором, если бы он узнал, что она лишила его и его народ,
а заодно и себя, великой
славы и высокой чести из-за детских страхов всего-навсего темница.
Всего-навсего два мертвых человека, к тому же недавно умерших. Среди людей
пустыни не было таких, кто не видел бы хоть одного покойника задолго до
того, как им исполнялось двенадцать лет. Большинство по меньшей мере раз в
жизни видело трупы в самом ужасном состоянии: раздувшиеся под солнцем,
усиженные мухами и расклеванные падальщиками.
- Уф, - пробормотала себе под нос девочка, которую звали не Деркетари,
- я видела мертвецов и раньше. Уф!
И Актер, усмехаясь, взглянул на нее поверх своего выгнутого, как у
падальщика, носа. Он отпустил ее руку в тот момент, когда почувствовал, что
она начинает вытягивать ее, и вытер ладонь о свою многоцветную мантию,
потому что ее ладошка была мокрой от пота.
Почти королевским движением она чуть согнула колени и подхватила одной
рукой обе полы своей "юбки", протянув полоску белой ткани назад между
ногами. Она медленно начала спускаться. На каждом шагу ее пути вниз было
заметно, как она заставляет себя держаться твердо.
Глаза хана встретились со взглядом мага поверх площадки лестницы. Хан
заговорил спокойным, тихим голосом:
- Твое заклятье нужно завершить, не так ли? Девочка продолжала
спускаться, не оглядываясь назад. Лестница насчитывала двадцать и пять
каменных плит-ступеней девочка поставила обутую в фетровый башмачок ножку
на девятнадцатую.
- Да, мой господин.
Актер взглянул вниз на дар шанки. Она поставила левую ногу на двадцать
первую ступеньку.
- Тогда заверши его, волшебник, и моя жизнь будет вдвойне счастливой, а
для тебя... хочешь ли ты принять у себя этой ночью настоящую тигрицу, За
фра? Тигрицу из Аргоса, чьи когти спрятаны в шелковые ножны?
Внизу обе ступни девушки стояли на двадцать четвертой ступеньке, потому
что она остановилась здесь в нерешительности, пытаясь как-то обойти, а не
перешагнуть обнаженный труп человека, который, хотя она того и не знала, был
почти невероятно мужественным и отчаянным.
- Да, мой добрый господин, - сказал Зафра, и его глаза, казалось,
блеснули, когда он посмотрел вниз, на спину девушки, а потом на украшенный
медальоном меч, стоящий над полом темницы, словно памятник двум жестоко
убитым людям.
"Трем", - подумал Зафра и сказал очень тихо, едва шевеля губами:
- Убей его.
Земля и вода, огонь и воздух умастили меч в то время, как над ним
произносились древние слова. Золото соскользнуло со стали, когда меч
Актер-хана высвободился из земляного пола. Не колеблясь, он повернулся в
воздухе и, словно стрела, выпущенная мускулистой рукой искусного лучника,
устремился к маленькой дочери пустыни.
Она, как и следовало ожидать, взглянула на него, когда услышала звон
металла о металл, - так же, как Актер-хан взглянул на Зафру, когда услышал
местоимение, которое употребил молодой маг. Ее горло сжалось от трепетного
ужаса горло хана - нет.
- Его? - спросил он.
- Даже волшебный меч не различает рода, мой повелитель. К тому же те,
против кого мой господин вскоре применит его, почти наверняка будут
мужчинами.
Внизу зарождающийся крик девочки прервался страшным всхлипом, когда
заколдованный меч доказал, что не разбирается ни в родах, ни в местоимениях.
Он погрузился между ее золотыми нагрудными чашечками - и чуть слева от
центра.
Хан сделал глубокий долгий вдох через ноздри, а потом шумно выпустил
воздух через рот.
- Да, подумать только, что она умерла девственницей, - сказал он,
словно произнося надгробную речь, - к ради такого великого дела! Но ее народ
об этом не узнает, потому что только через месяц мы с печалью пошлем им
известие, что она умерла от лихорадки, которая также чуть не унесла жизнь ее
возлюбленного господина... - хан кашлянул, - ...и была похоронена с
почестями и скорбью на Кладбище Королей без сомнения, нося во чреве сына
королевского происхождения, которого забрала с собой... в ад!
Даже Зафра нервно сглотнул.
Еще так недавно подмастерье волшебниц, посвятивший себя изучению
омерзительных чар, происходящих из старинной Книги Скелоса и дурно пахнущих
томов Сабатеи, украшенных золотым павлином и написанных отравленными
чернилами взывающий к Сету, и мрачному Эрлику, и даже к Детям Йила, которым
поклонялись пикты и о которых эти дикари знали меньше, чем он... и недавно
убивший своего хозяина всем этим был Зафра, и еще чем-то большим, ибо
грезил о власти и об обширном будущем царстве, где ему будут подчиняться
ханы, а он не будет называть "господином" никого из людей... и все же он
нервно сглотнул - при звуках неприкрытой злобы в ядовитых словах его
хозяина, а может, и при виде убийства красоты и невинности.
"Злодей, - думал Зафра. - Так люди будут называть меня в грядущем - и
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Ильин Андрей
Гуревич Георгий
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий