Чтение 9–й страницы книги ~По следам ветра~

- Сейчас перейдем на новое место. Только без меня не включайте. Я все
растолкую помощнику и сразу вернусь.

Видно, его здорово захватили картины подводного мира. Я бы не удивился,
если бы наш капитан пожелал принять участие в следующем погружении с
аквалангом, хотя он, пожалуй, и староват уже для этого.

Заработала машина. Властный голос вахтенного потребовал на палубу всех
матросов. В кают-компании стало попросторнее.

Капитан вернулся быстро и снова занял свое место напротив экрана.
Переговорные трубки с мостика л из машинного отделения проведены и в
кают-компанию, так что он мог отдавать распоряжения прямо отсюда.

Снова засветился экран. Опять замелькали на нем рыбешки и медузы. Но мы
уже не обращали на них внимания. Все ждали, когда же появится дно.

И вот оно выплывает из сумрачной глубины, постепенно заполняя весь экран.

- Лево руля, - сказал негромко капитан в переговорную трубку, словно
опасаясь вспугнуть очарование этой картины.

Дно на экране телевизора начало медленно поворачиваться, повинуясь
команде.

- Так держать. Малый вперед, самый малый... Снова полная иллюзия, будто
это мы все, погрузившись в воду, плывем над самым дном, обшаривая глазами
каждый бугорок и кустик водорослей. И вдруг дно куда-то исчезло,
провалилось. Обрыв!

- Стоп машина! - торопливо вскрикнул капитан. Костя склонился над пультом
управления, колдуя с бесчисленными рукоятками, чтобы приемная камера там, на
глубине, повернулась объективом к склону обрыва. Кто-то подсвечивал ему
карманным фонариком.

Камера повернулась, и мы увидели на экране скалистую неровную стену
обрыва. Местами за нее каким-то чудом цеплялись водоросли.

- Спускайте, - дрогнувшим голосом сказал Кратов. Камера, покачиваясь,
поползла вниз вдоль отвесной стены.

Изображение на экране было черно-белым, поэтому перемены в цвете от
глубины погружения не ощущались- Только все меньше и меньше росло водорослей
да реже мелькали рыбешки. И постепенно темнее становилось изображение:
лампам все труднее было пробивать сгущающуюся подводную тьму. Но вдруг экран
заметно посветлел.

- Сейчас будет дно, - громко сказал Аристов. Он никогда не упустит случая
щегольнуть своими знаниями подводных глубин.

В самом деле: посветление говорило о близости дна, отражавшего рассеянный
в воде свет солнца. Костя осторожно повернул камеру, и мы увидели небольшой
кусочек морского дна, площадью, наверное, в десять квадратных метров, не
больше. Дальше все пряталось в темноте. Наши глаза быстро обшарили все, что
умещалось на этом маленьком участке, освещенном мощными прожекторами: два
обломка скалы, торчавшие из песка, одинокая актиния, лениво колыхавшая
щупальцами, и небольшой песчаный бугорок.

...Он сразу привлек мое внимание своей странной продолговатой формой. Что
там под песком? Обломок скалы? Или амфора? Во всяком случае, бугорок явно
что-то таил в себе, иначе море давно бы сровняло его с песчаной поверхностью
дна. У меня прямо зачесались руки.

Бугорок привлек не только мое внимание; Миша Аристов вскочил и, нарушая
благоговейную тишину, торопливо сказал:

- Надо немедленно проверить, что там. Василий Павлович, разрешите мне
нырнуть!

- Почему именно тебе? - вскипела Светлана.

Но Кратов остановил их поднятой рукой.

- Тише, тише... Трофим Данилович, какая тут глубина? - повернулся он к
капитану. Тот не успел ответить. Его опередил акустик, сообщивший показания
своих приборов:

- Глубина двадцать девять метров!

Кратов на минутку задумался, закусив губу. Мы все пятеро смотрели на него
умоляюще. Было очевидно, что ему самому страсть как хочется разворошить этот
загадочный бугорок. Но он не решался посылать нас на такую глубину без
тщательной подготовки.

- Василий Павлович, ведь мы же ныряли, когда учились, и глубже, -
умоляюще сказала Светлана.

Кратов посмотрел на нее, потом на капитана, нахмурился и стал рыться в
своей неразлучной сумке.

Что он искал?

Василий Павлович достал из сумки инструкцию и начал сосредоточенно
изучать таблицу декомпрессии. Что там изучать? Каждый из нас наизусть знал,
сколько минут можно пробыть в акваланге на той или другой глубине и как
следует потом подниматься, чтобы не заболеть кессонной болезнью.

- Хорошо, - наконец сказал он. - Только будем строго придерживаться
инструкции. Находиться на такой глубине следует не более пятнадцати минут и
четыре минуты подниматься на поверхность...

- Почему пятнадцать? Можно и двадцать пять, - перебил его я, отлично
помня таблицу.

- Потому что я так приказываю, - строго оборвал меня Кратов. - Ясно?
Погружается Аристов, страхуют его Козырев и Смирнов.

Мишка и Борис вскочили и бросились к двери. А я мрачно посмотрел им вслед
и сказал:

- Василий Павлович, я не могу страховать, у меня что-то голова болит...

Кратов внимательно посмотрел на меня и ответил:

- Хорошо, вторым страхующим назначается Борзунов.

Обрадованный Павлик побежал на палубу. Не знаю, чему они с Борисом так
радовались. Если б нам разрешили нырять, а то страховать этого выскочку
Аристова, который всегда успевает выхватить себе задание поинтереснее.

Честно говоря, голова у меня вовсе не болела. Отказался я просто от
обиды: почему для такого ответственного погружения Василий Павлович выбрал
не меня, а Аристова? И надо же мне было влезть со своими двадцатью пятью
минутами! Конечно, он подумал, что я могу нарушить его приказ. Ну и пусть
Мишка ныряет, а я лучше посмотрю, как он будет выглядеть на экране
телевизора, чем скучать на палубе с сигнальным концом в руках...

Когда ребята приготовились, Василий Павлович не поленился сходить на
палубу, чтобы проверить их снаряжение. А мы продолжали сидеть перед экраном
и пристально рассматривали бугорок на дне. Я так пялился на него, что глаза
заболели и начали слезиться.

Василий Павлович вернулся, в кают-компании погасили свет, и снова все
придвинулись к телевизору. Несколько минут изображение не менялось. Потом
щупальца анемона вдруг заколыхались сильнее, на песок легла тень, и в кадре
появился Михаил, окруженный целой тучей воздушных пузырьков; По-моему, он
нарочно выпускал их побольше, но это было красивое зрелище.

Аристов сразу направился к бугорку и начал разрывать песок руками. Мы все
затаили дыхание и еще теснее сгрудились у экрана. Как назло, Михаил заслонил
от нас своим телом бугорок. Василий Павлович заворчал и даже постучал
пальцем по экрану, словно Аристов мог его услышать и подвинуться в сторону.
Если бы я сейчас был там, на его месте!

Но вот он повернулся к аппарату, и все ахнули. В руках у него была
настоящая, совершенно целая греческая амфора!

Мишка чувствовал себя, как на сцене Большого театра. Делая вид, будто
совершенно забыл о нас всех, он рассматривал амфору, вертел ее перед носом,
даже зачем-то заглядывал в горлышко. Потом он начал соскребать с не„
наросшие водоросли. Тут уже Василий Павлович не выдержал и закричал на всю
кают-компанию:

- Дайте ему сигнал немедленно подниматься! Что это еще за штучки!

В этот момент Михаил поднес амфору к самому объективу телевизора. Она
заняла весь экран.

И все мы отчетливо увидели отпечатанное на глине изображение косматой
головы Медузы Горгоны!

Подводные раскопки

Древнегреческое судно найдено! Теперь никто уже не сомневался в этом.

Сразу забыв о телевизоре, мы все заторопились на палубу, чтобы своими
глазами увидеть поскорее чудесную амфору, тысячи лет покоившуюся на дне в
сумраке морских глубин. Михаил всплывал, держа ее перед собой на вытянутых
руках. Она была большая, почти метровой высоты.

Драгоценную находку принял у него Борис Смирнов, стоявший по колено в
воде на трапе, и осторожно передал Кратову.

- Несомненно, второй век до нашей эры, - бормотал он, вертя амфору в
руках. - Но мастерская не боспорская. Как и тот осколок. И клеймо такое же.
Но откуда же он плыл?

Как наш старик ухитрялся различать мастеров по качеству обожженной ими
некогда глины и. по ее составу - это всегда поражало нас. Но он в таких
делах не ошибался.

Амфору бережно завернули в толстый слой ваты, и Василий Павлович сам
отнес ее в свою каюту. Мы, конечно, все рвались немедленно, в воду. Но, как
всегда, профессор быстро охладил наш пыл.

- При раскопках главное - строжайший порядок, - сказал он нам, - Это
следует знать и студентам. Мы ведь не клады ищем, а изучаем жизнь и быт
давно исчезнувших народов. Малейшая неточность при раскопках может привести
к непоправимым последствиям. Это справедливо при работах на суше и стократ
справедливее .при раскопках под водой.

Вечером Василий Павлович созвал в кают-компании "большой военный совет",
как он его назвал. Кроме всех нас, участников экспедиции, пришли капитан и
гидроакустик. Заседали мы часа три и разработали подробный план подводных
работ.

Прежде всего большой участок дна предстояло разбить на квадраты, натянув
между колышками проволоку. Так всегда принято при раскопках, чтобы точно
знать, в каком месте найдена та или иная вещь.

Работать мы должны были по двое. Пока первая пара находится на дне,
вторая страхует ее, а третья отдыхает. При таком графике каждый из нас
работал на дне по двадцать пять минут, затем час отдыхал перед следующим
погружением.