телевизора. Но чтобы видеть по-человечески, работать они должны были как
глаз, не как телевизор. Там читающий луч скользит от рамки до рамки,
прочерчивая строки подряд, беспристрастно и равнодушно, как бы штрихует
поле зрения, ничего не выделяя. Человеческий же глаз - Ия узнала об этом
только от Алеши - как бы рисует сам, несколько раз обводит силуэт,
повторно прочерчивает самые темные и самые светлые пятна, изучает все, что
выделяется из фона, по одноцветному и гладкому скользит бегло. Обводя лицо
прохожего, мы сличаем контуры его с мозговыми записями памяти: "Что-то
очень знакомое. Где мы видели такие черты? Ах, да это же знаменитый
артист! Вчера видели в кино".
еще придать программу и механизмы прорисовки контуров, да еще память с
каталогом образов, да еще увязать эти образы со словами, да еще добавить
магнитную ленту с записями слов и микрофон для их произнесения.
одновременно и, глядя на карточку с жирно начерченным квадратом, машина
выговорила: "Квадрат!"
геометрических фигур - столы, шкафы, книги, лампы и великое множество
картинок с домиками, деревьями, людьми, животными, птицами. Машина
запоминала их с одного раза, опознавала картинки безупречно, в любом
порядке, от начала к концу, от конца к началу. Ни один человек не сумел бы
запомнить столько предметов зараз. В первые дни долговременная память
наполнялась молниеносно. Темп ограничивала не машина, а люди - помощницы
Алексея: не успевали подбирать и показывать новые карточки, не успевали
произносить названия предметов, проверять, заносить в каталог выученные
слова.
машина от картинок перешла к узнаванию подлинных вещей. Тут она делала
немало ошибок. Но и об ошибках Алеша рассказывал с восторгом, считая их
"очень поучительными".
настоящих предметов. Лопухи назвала бананами, огородную грядку - хребтом,
мусорную кучу - горой, телеграфный столб - стеблем. А когда ей показали
луну на небе, безапелляционно объявила, что это ломтик сыра. Впрочем,
гоголевский сумасшедший тоже утверждал, что "луну делают в Гамбурге из
сыра, и прескверно делают притом".
Ногу или руку называла сразу, но, когда ей показали ступню, не сумела
догадаться, что это тоже нога (правда, англичане и немцы ступню ногой не
считают). Алешу - своего духовного отца - научилась узнавать быстро, но
встала в тупик, когда он закрыл половину лица, ответила: "Это незнакомый
предмет".
животным, видимо затвердив, что животные - это четвероногие. Долго не
отличала мужчин от женщин. Но тут, возможно, учителя были виноваты. Не
учтя капризов моды, Алеша объяснил, что мужчины стригут волосы коротко,
ходят в брюках, а женщины - в юбках. А мода того года как раз и породила
долгогривых юношей и девушек в цветистых брюках с кружевами на щиколотках.
Вот машина и запуталась, как та наивная девчушка, которая спрашивала, как
отличают мальчиков от девочек на купанье, когда на них нет ни юбочек, ни
штанишек.
умилением, радуясь и успехам и ошибкам машины. Ошибки ему даже казались
полезнее, указывали на упущенные тонкости. Ия же твердила одно:
по половине лица! Никакой младенец, самый крошечный, не ошибется так
глупо.
Сравните восьмимесячных, годовалых, двухгодовалых. Ведь они тоже начинают
с нуля - с абсолютнейшего. Мы, взрослые, забываем всю меру их незнания.
Машина где-то на этом уровне. Попробуйте уточнить.
новостроек. Младенцы любого калибра дремали, гулькали или хныкали в садике
под окнами, и любая соседка охотно поручала ей свое чадо, чтобы сбегать в
магазин на углу, посмотреть, что завезли туда. У Ии был громадный выбор
подопытных кроликов под голубыми и розовыми одеяльцами.
семимесячную девчушку злобной гримасой. Та заревела протестующе. Ия, сама
чуть не плача от сочувствия, взяла обиженную на руки. Девочка затихла,
только головкой вертела. Озиралась в поисках страшного лица, прижимаясь к
теплой надежной груди. Лицо, грудь и чужая тетя не сливались у нее в
единое целое.
на небо, он еще не знал.
набережной. Возможно, парнишка впервые увидел реку, мосты, самоходные
баржи, речные трамваи. Он был потрясен, увлечен, захвачен.
лестнице.
посуху.
вопрос: "Где небо?" - показал пальчиком вверх. И поинтересовался:
все-таки сначала видят комнату, а потом уже книжки с картинками.
прилагательные, прежде всего цветовые.
апельсиновый, багровый, белый, бирюзовый, бордовый, брусничный, бурый,
васильковый, вишневый, голубой (голубиный), гороховый, горчичный,
гранатный, желтый и т.д. Не стоит приводить здесь все слова вплоть до
буквы "я". Машине разрешалось и самой определять оттенки с помощью
суффикса "овый". Немедленно она предложила "наташевый" цвет - цвет
загорелых рук и "алешевый" - голубовато-зеленовато-серый - цвет Алешиного
рабочего халата.
(кобальт, кармин, ультрамарин, кадмий, охра светлая, красная, сепия, сиена
жженая), цвета текстильные (мов, электрик, сомон, гри-перль), масти
лошадей (буланая, вороная, гнедая, игреневая, караковая, пегая, саврасая,
сивая, соловая, чалая, чубарая) и цвет волос: блондинки, брюнетки,
шатенки, светло- и темно-русые, рыжие, седые, крашенные хной, басмой и под
седину, в сиреневый и голубой цвет. Машина все это запомнила быстро, но,
стремясь к точному определению оттенков, долго еще путала, какие слова
полагается употреблять. Описания у нее получались примерно такие:
кожа у нее наташевая, глаза алешевые, платье - кадмий желтый, носки -
брюнетки, туфли киноварные".
экзамен в Музей изобразительных искусств, что на Волхонке, против зимнего
бассейна.
Безошибочно определила цвет изразцов. В итальянском зале осмотрела конные
статуи кондотьеров, сказала при этом:
высказалась:
умеющая говорить.
кибернетического младенца. Затем через готический портал машина
проследовала в картинную галерею и там опозорилась на глазах уже
покоренной, уже сочувствующей публики.
формы, - заявила она перед первой картиной.
переходя от полотна к полотну. Иногда добавляла: - Наложена краска
картинового цвета.
самостоятельно.
пожимая плечами, разочарованные, но и довольные тем, что лишний раз
убедились в превосходстве человеческого, своего собственного разума.
приводят и те узнают, где дядя, где тетя.
автобус.
безошибочно определяла цвета на репродукциях тех же картин.