Челленджера, столь отличный от того шумного, напыщенного и дерзкого
человека, который попеременно изумлял и обижал своих современников. Здесь,
осененный смертью, обнаруживался тот Челленджер, который скрывался в
глубочайших недрах этой личности, человек, которому удалось завоевать и
удержать любовь своей жены.
вождем.
его голосе звучала гордость научного триумфа. - Ну, милый мой Саммерли,
теперь, надеюсь, рассеяны ваши последние сомнения насчет исчезновения
спектральных линий, и вы, вероятно, не будете больше считать плодом
заблуждения мое письмо в "Таймсе".
сидел, ловил воздух и вытягивал свои длинные конечности, словно прежде
всего хотел убедиться, действительно ли он еще пребывает в живых на этой
земле. Челленджер подошел к сосудам с кислородом, повернул кран, и громкое
шипение сменилось тихим гудением.
этой комнате сильно насыщен теперь кислородом, и я думаю, что никто из нас
уже не ощущает каких-либо гнетущих симптомов. Мы можем опытным путем
установить, какое количество кислорода нужно подбавлять, чтобы
нейтрализовать действие яда. Подождем же немного.
самочувствием. Как только я заметил, что обруч опять начинает стягивать
мне виски, миссис Челленджер крикнула нам с дивана, что чувствует
приближение обморока. Супруг ее опять открыл кран.
как ныне, - сказал он, - на каждой подводной лодке команда обзаводилась
обычно белыми мышами, так как их более нежный организм скорее воспринимал
влияние вредной атмосферы, чем организм моряков. Ты, моя дорогая, должна
здесь играть роль этой белой мыши. Я опять пустил газ, и ты, наверное,
почувствуешь себя лучше.
только мы установим, на сколько времени хватает нам определенного
количества кислорода, мы будем также знать, сколько нам осталось жить. К
сожалению, мы израсходовали значительную часть первого баллона на наше
оживление.
руки в карманы. - Если нам суждено умереть, то нет ведь смысла отдалять
смерть. Ведь не верите же вы в возможность спасения?
бездну, чем ждать, чтобы тебя столкнули в нее? Если уж нам надо умереть,
то я стою за то, чтобы мы остановили газ и открыли окна.
совершенно прав, так поступить лучше.
Саммерли. - Если смерть придет, мы умрем. Но предупредительность по
отношению к смерти представляется мне нелепою и ничем не оправданной
затеей.
его жена.
Джон. - Если вы хотите ждать кончины, то я последую вашему примеру. Это
будет, бесспорно, очень интересно. Много у меня было на веку приключений,
и я был очевидцем столь же многих сенсационных вещей, но этот конец моего
странствия земного, наверное, превзойдет все остальное.
Челленджер.
учительским тоном, - никто из нас не способен сказать заранее, какая нам
представится возможность наблюдать материальный мир из так называемой
духовной сферы. Даже самому упрямому человеку, - при этом он посмотрел на
Саммерли, - должно быть ясно, что покуда мы сами состоим из материи, нам
легче всего наблюдать материальные явления и судить о них. Только потому,
что мы еще будем ждать несколько оставшихся нам часов, нам представится
возможность унести с собою в будущую жизнь ясное представление о самом
грандиозном событии из всех, какие, насколько мы знаем, совершились в мире
или во вселенной. Я считал бы нелепым поступком сократить хотя бы на
минуту столь изумительное переживание.
ваш шофер, который лежит во дворе, поистине совершил сегодня свою
последнюю поездку. Не следовало ли бы нам сделать вылазку и втащить его
сюда?
пусть бы мы сюда вернулись живыми, понадобилась бы непомерная трата
кислорода. Но посмотрите вы только: везде под деревьями валяются мертвые
пташки!
продолжала сидеть на диване с закрытыми глазами. Я еще помню, как у меня
было такое жуткое и странное чувство, - вероятно, под влиянием спертого,
гнетущего воздуха, которым мы дышали, - словно мы сидим в четырех креслах
партера, в первом ряду, и смотрим последнее действие мировой драмы.
наполовину вычищенный автомобиль. Шофер Остин был на этот раз уволен
окончательно и бесповоротно. Он раскинулся на земле, и большая черная
ссадина на лбу свидетельствовала, по-видимому, о том, что он при падении
ударился головою о подножку или щит. В руке он держал трубку шланга, из
которого поливал автомобиль. В углу двора росли низкорослые платаны, и под
ними лежало несколько пушистых птичек, задравших вверх свои крохотные
лапки и производивших трогательное впечатление. Коса смерти губительно
скосила все, большое и малое. Поверх дворовой ограды мы видели дорогу,
извилисто простиравшуюся до вокзала. В конце ее лежали беспорядочной
грудой, громоздясь друг на друга, жнецы, которых мы видели раньше, когда
они убегали с поля. За ними, повыше, прислонясь головою и плечами к
откосу, лежала, няня. Она взяла на руки из коляски грудного младенца и
прижала к груди неподвижный сверточек. Рядом с нею, на краю дороги,
небольшое пятно указывало нам место, где свалился маленький мальчик. Ближе
к нам видна была мертвая лошадь, скорчившаяся между оглоблями. Похожий на
воронье пугало, старый кучер свисал с передка, с бессильно повисшими
руками. Нам ясно было видно из окна, что в коляске сидел молодой человек.
Дверцы были приоткрыты, и он сжимал в пальцах ручку их, как будто в
последний миг еще сделал попытку выскочить из коляски. На полпути к
вокзалу виднелись площадки для гольфа, усеянные, как и утром, множеством
игроков, которые теперь, однако, недвижимо раскинулись на траве и на
дорожках. В одном месте лежало восемь бездыханных тел - участники одной
команды, до конца не прекратившей игры, вперемежку с мальчиками,
подбиравшими мячи. Ни одна птица уже не парила под синим небосводом; ни
людьми, ни животными не оживлялся перед нами далекий пейзаж. Солнце,
клонясь к закату, продолжало мирным блеском озарять страну, но надо всем
воцарилось глубокое безмолвие всеобщей гибели, жертвами которой предстояло
вскоре пасть и нам. Единственным средостением между нами и участью наших
ближних было в этот миг тонкое оконное стекло, отделявшее от ядовитого
эфира наш кислород, наше единственное средство защиты. Благодаря
предусмотрительности одного-единственного ученого, нам удалось на
несколько часов укрыться посреди страшной пустыни смерти в маленьком
оазисе жизни и уберечь себя от всеобщей гибели. Но в конце концов кислород
неминуемо должен был оказаться израсходованным, и тогда предстояло и нам,
задыхаясь, лежать на этом вишнево-красном ковре будуара, и жребий всего
человеческого рода, да и всех живых организмов, нашел бы в нашей гибели, в
гибели последних смертных, свое завершение. Долгое время созерцали мы
драму вселенной в состоянии духа, слишком торжественном для слов.
поднимавшийся над деревьями. - Надо думать, что возникнет еще много
пожаров. Возможно даже, что пламя поглотит целые города, потому что многие
люди валились на пол, должно быть держа в руках свечу или что-нибудь в
этом роде. Самый этот пожар доказывает, что содержание кислорода в воздухе
продолжает быть совершенно нормальным и что причину катаклизма нужно
искать только в эфире... А! Посмотрите-ка на вершину холма Кроуборо: там
тоже, кажется, вспыхнул пожар! Это - здание гольф-клуба, если не ошибаюсь.
Слышите, бьют часы на церковной колокольне! Нашим философам было бы,
должно быть, интересно узнать, что созданные людьми механизмы пережили
своих творцов.
туча дыма? Это поезд!
почудилось, прямо-таки с устрашающей скоростью. Откуда он мчался и как
долго был в пути, мы не могли установить. Очевидно, он только по какой-то
странной случайности до сих пор не сошел с рельс. Теперь нам суждено было
увидеть страшный конец его бега. На рельсах стоял неподвижно другой поезд,
груженный углем. Мы затаили дыхание, когда убедились, что скорый поезд
несется по тому же пути. Произошло чудовищное столкновение. Паровозы и
Лондон Джек
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Суворов Виктор