снегом ящики, банки и упакованные в прозрачный пластик глыбы какого-то
жира. Я вошел в камеру и отодвинул занавеску. На возвышении, покрытое
серой тканью, лежало тело Гибаряна, моего бывшего научного руководителя.
ступня, знакомая ступня, с тонкой, как у младенца, кожей. Черная Афродита
все еце находилась здесь, она не исчезла, как другие "гости"! Почему? Тоже
была... мертва?
почувствовал, что по вискам моим стекает пот. Мне очень не хотелось
заглядывать под ткань, но я знал, что не уйду отсюда, не убедившись в
правильности своего предположения. Я еще не осмыслил, в чем тут дело, но
мне казалось чрезвычайно важным выяснить, каково состояние той, что по
воле океана явилась к Гибаряну и не покинула его даже мертвого.
ткани - и меня буквально пригвоздил к месту направленный мне в лицо взгляд
блестящих выпуклых глаз с влажными огромными белками, составляющими
разительный контраст с темной кожей. Негритянка приподняла курчавую голову
с большим приплюснутым носом и вывернутыми толстыми губами, подперла щеку
мощной черной рукой и продолжала без всякого интереса смотреть на меня.
Тело Гибаряна лежало, кажется, вплотную к ней, но я даже как-то не заметил
его, вернее, не обращал на него внимания - взгляд мой был прикован к
широкому круглому лицу "гостьи". Ее глаза были безучастными, но смотрели
вполне осмысленно - с ней, несомненно, все было в полном порядке...
решиться нарушить тишину. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза, и у
меня от пота взмокла спина - а потом она протяжно и громко вздохнула, так
что волосы мои зашевелились от этого вздоха, и опустила голову, покрытую
иссиня-черными мелкими завитками, на сгиб локтя. Закрыла глаза - и ее
огромное тело замерло.
Гибаряна. Мне почему-то хотелось оказаться сейчас как можно дальше отсюда,
от этой холодильной камеры, от Станции, от Соляриса, забыть обо всем, как
предлагал Снаут, и заняться каким-нибудь другим делом... А еще мне вдруг
захотелось допить тот бокал, который, может быть, пока не успел допить
Снаут.
воздух казался мне густым и горячим. Через какое-то время я набрел на
маленький холл с надувными креслами и зелеными растениями, вьющимися по
стенам и даже, кажется, по потолку. Я сел в кресло, вытянул ноги и закрыл
глаза, всей спиной чувствуя свою мокрую рубашку.
силах изгнать из памяти только что увиденное, вновь задал себе вопрос:
почему эта черная Афродита не исчезла, как исчезли остальные?
рассеянность? Или дело в том, что один из объектов воздействия - Гибарян -
мертв и присутствие "гостя" его уже никак не может беспокоить?
уничтожением, возвращением в родную стихию...
существовать...
мыслью. От этой мысли похолодело в груди, однако я не собирался
заталкивать ее в глубины сознания. Да, надежда была слишком слабой, но
ведь была же! Была!
свою жизнь.
осуществить свой замысел, то ни в коем случае не буду ставить о нем в
известность ни Снаута, ни Сарториуса. Если, конечно, решусь...
надежды.
себе окончательный ответ: да или нет? Я не покидал свою кабину, пытался
что-то читать, просматривал какие-то дискеты, просто сидел у окна,
механически жуя консервы и запивая их крепким кофе. Ни кибернетик, ни
физик на связь со мной не выходили, и я тоже не собирался их беспокоить
своими звонками или визитами. На исходе красного дня я сказал себе:
"Сейчас или никогда" - и отправился на ракетодром.
тысячи километров, и теперь, включив аппаратуру, первым делом ввел в
компьютер необходимые параметры и поставил задачу определить
местонахождение ракеты на данный момент.
борта ушедшего к Альфе Водолея "Прометея", по-прежнему возвышался у
дальней стены, там, куда я откатил его, готовя к запуску ракету...
увиденного, заставивший меня все-таки произвести запуск, теперь мог
обратиться в свершившуюся надежду...
внутри. Ракета по-прежнему была на орбите, ничего с ней не случилось...
Она находилась в зоне радиовидимости и я мог прямо сейчас нащупать ее
локатором и попытаться связаться по радио с той, которая, возможно, до сих
пор...
перемещающуюся по экрану. Включив связь, я пригнулся к микрофону и сиплым
голосом произнес:
продолжал: - Борт, отвечайте Станции... Отвечайте Станции...
шорох. Я провел языком по пересохшим губам и повторил:
превращаясь в мертвый пепел разочарования - печальное содержимое
погребальных урн, - но я был намерен идти до конца. Даже если путь
заканчивается тупиком, ты должен наверняка знать, что там именно тупик...
и искать другие пути!
подсказками, появившимися на дисплее, согнулся над клавиатурой, приступив
к работе по снятию ракеты с орбиты и ее возвращению сюда, на стартовую
площадку. Я старался не думать о том, чем все это может закончиться.
и только выполнив последнюю операцию и откинувшись на спинку кресла, вдруг
почувствовал на затылке чей-то взгляд. Это не очень приятное ощущение было
таким отчетливым, что я, с силой оттолкнувшись подошвами от пола, резко
развернулся вместе с креслом.
нижними помещениями Станции. Он был все в той же сетчатой майке и
заляпанных пятнами полотняных брюках и, кажется, трезв. Не сводя с меня
хмурого взгляда, он сказал бесцветным голосом:
эксперименты, Кельвин?
разговаривать - этот разговор был не нужен. По крайней мере, сейчас не
нужен.