ноздри и связывая все ощущения в одно пульсирующее, благоухающее целое.
как только Гноссос сделал заказ, набрав его на серебряных клавишах, и
опустил в прорезь нужное количество монет. Они сидели, прихлебывая
прохладные напитки и разглядывая присутствовавших в баре посетителей.
тяжелого аромата духов. - Оно ничем не отличается от вестибюля "Гранд-отеля"
или десятка других подобных местечек.
чтобы было принято в Империи. О чем он и сказал Гноссосу.
смотрел, тем яснее и очевиднее становилось отличие этих людей от тех, кого
ему приходилось встречать сегодня на улицах. Но что же это такое? Сэм
порылся у себя в памяти, ища что-нибудь похожее, какое-нибудь подобие,
которое помогло бы ему передать увиденное словами. Он уже готов был сдаться,
когда его вдруг осенило. Взгляд на их лицах поразительно напоминал глаза
нетопырей, которых держали в вольере в зоопарке. В естественных условиях
нетопыри двигались быстрее, чем молния по грозовому небу. Они казались глазу
бешено вертящимися, смазанными всполохами. А загнанные в вольер, они
прижимались лбами к стеклянным стенам и тоскливо глядели туда, где была
свобода, движение, желая снова сделаться молниями, обрести то, чего их
лишили.
дефективными, их психика искорежена жаждой убийства, всепожирающей алчностью
и крайним эгоизмом. Правительству ничего другого не оставалось, как только
взять и превратить их в сверхощущенцев... Если они ударят кого-нибудь, то
сами чувствуют боль. Только в десять раз сильнее. И любая причиненная ими
боль многократно отдает по их нервной системе. Если они помогают
кому-нибудь, то чувствуют доставленное другим удовольствие. Если они убьют
кого-нибудь, то почувствуют агонию и предсмертные судороги в десять раз
острее, чем их жертва. Никто не в состоянии это выдержать. Вот почему они не
убивают и не причиняют боли другим.
Любопытно.
заказ.
стукнул разочек по стоявшему поблизости роботу-официанту, а потом зычным
голосом подозвал живого бармена, который, сидя за стойкой, протирал стаканы.
Его лицо начинало багроветь, как в тот раз, когда Сэм врезался в его
корабль. Но и Сэм, и Хуркос уже знали, что это был лишь притворный гнев,
напущенный для того, чтобы позабавиться, приняв разъяренный вид. Бармен
открыл дверцу в стойке и пересек зал почти такими же быстрыми и уверенными
шагами, как обычно ходил Гноссос. На лице его застыло напряженное выражение
загнанного в вольер нетопыря.
вам всем лучше уйти отсюда - будьте добры.
откровенной грубостью - первый раз с христианином, а теперь с ненатуралом.
Это его озадачило.
нет сегрегации натуралов и ненатуралов.
испугался, а может быть, просто избрал другую линию поведения.
его глазах отчетливо читались страх и беспокойство.
собрались?
из-за него - вон того.
стоявшего в дальнем углу человека. Незнакомец держал в руке стакан желтой
жидкости, отхлебывая ее без видимых усилий большими глотками, и, ополоснув
ею рот, как зубным эликсиром, отправлял ее себе в глотку. Он был огромен,
почти так же широк в плечах, как Гноссос, рыжеволосый и красноглазый. Там,
где у Гноссоса намечался жирок, у него бугрились мышцы. Его руки, покрытые
узлами мускулов, могли, казалось, разнести на кусочки что угодно и кого
угодно. Его сжатые в кулаки мохнатые руки разжимались лишь затем, чтобы
схватить стакан с выпивкой.
стула. - Разыгрываете нас.
прозвали Черным Джеком. К тому же он носит при себе дубинку, которую
называет "Черный Джек".
пустить его в дело, но никогда на это не осмеливаясь из-за боли, которая
десятикратно усиленным эхом отдалась бы по их сверхчувствительным нервам.
Гноссос глядел на Буронто как завороженный. Вот человек, непохожий на
других. Любой поэт, разумеется, если он хоть чего-то стоит, видит людей
насквозь. И если его привлекает что-то необычное, он в тот же миг перестает
быть пресыщенным гуру и превращается в наивного ученика. На таких необычных
вещах поэты оттачивают свое воображение. Буронто был необычен. Вот человек,
которому улыбалась Фортуна за карточным столом. Вот человек, сильнее
которого, возможно, нет на Земле (если не считать, конечно, самого Гноссоса
- поэт недостатком самомнения не страдал). Вот человек, которого все
почему-то боятся.
всех вас троих стереть в порошок - вот так. - Бармен сделал жест руками, как
будто разрывая салфетку. Он поискал на их лицах какой-нибудь признак
слабости, затем снова перевел взгляд на Буронто.
нам вреда. Вспомни, если мы почувствуем боль, он ощутит ее в десятикратном
размере.
Голос его был похож на трель канарейки - высокий, нежный и мелодичный.
тоненький голосок:
Гноссос разразился громоподобным смехом. Хуркос изо всех сил старался себя
пересилить, не желая выходить из напущенного на себя меланхолического
настроения.
не выдержал и расхохотался и Хуркос.
всеми тремя, достигло предела. После столкновения с желеобразной массой они
так и не могли полностью успокоиться и расслабиться. И потому находились на
грани срыва. Постоянное ожидание чего-то странного и неожиданного до предела
источило нервы, превратив их в проволоку, готовую загудеть от малейшего
прикосновения. Так что голос Черного Джека Буронто - вернее, птичьи трели,
служившие ему голосом, - явился последней каплей, переполнившей чашу их
нервного напряжения. Они заливались как сумасшедшие и не могли успокоиться,
так что слезы текли у них по лицу. Хотя так дико хохотать было, собственно,
не над чем.
нараспев бармен.
гигантский кулак на стол из искусственного дерева, он снес с него все
стаканы. Но это лишь вызвало у них новый приступ хохота. Хуркос прислонился
к Гноссосу, а Сэм, подвывая, запрокинул голову назад.
потонуло в бурлящем потоке гнева. Сцепив руками в один огромный кулак, он со
всего размаха обрушил его на крышку стола, разломав ее на две части, которые
еще мгновение простояли на расщепленных ножках, а затем все сооружение
посыпалось на колени троих натуралов. Смех прекратился.
окрашенном в красный цвет, появились отвратительные синие прожилки. Его
оскаленные зубы покрывала пена. Скрежеща зубами, он изрыгал неразборчивые
Корнев Павел
Андреев Николай
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Шекли Роберт
Лукин Евгений