отдавались в голове. Я дышал носом, закусив в зубах платок.
на нас всю мощь своих отвесных лучей, и уже через пять минут в головной
группе произошли перемены. Первым отстал Элеш; казалось, его плотная фигура
отступила под прикрытие бегущих рядом спортсменов. Вскоре после того, как он
поравнялся со мной, я потерял его из виду. Затем я сосредоточил внимание на
Гергардте и Эль Туни. Эль Туни, смуглый, великолепно сложенный спортсмен с
широкой и емкой грудью настоящего стайера, последние восемь километров шел
впереди. Он и сейчас держался в голове, однако по тем трудно уловимым, но
очевидным признакам, которые мне удалось заметить, я понял, что лидерство
стоит ему с каждым шагом все большего напряжения, что он отказался от
экономии усилий, а это было началом конца. Вдруг его желтая майка как бы
заколебалась, а затем начала отодвигаться назад, пропуская вперед цепочку
бегунов, сохранявших прежний темп. Джафар шел позади, я не мог его видеть, а
оглядываться не решался, боясь выбиться из ритма. Солнце палило все сильней.
Я чувствовал, как оно обжигает мои голые плечи и бедра, но невыносимый жар
наполнял меня радостью: то, что было плохо для меня, было еще хуже для моих
соперников.
большого и пологого, описывала широкую дугу. Тут, по раскаленному добела
песку, над которым воздух переливался и смазывал отдаленную линию горизонта,
я начал пробиваться к центру головной группы. На вершине холма кончался
двадцать первый километр. У километрового столба я был девятым; до меня
доносилось тяжелое дыхание соперников. Несколько секунд я шел рядом с
Джафаром. Он делал судорожные вдохи, обнажая сжатые зубы. Мне удалось обойти
его, и я даже удивился тому, как это оказалось легко.
развесистыми каштанами. Все, словно сговорившись, одновременно усилили темп.
Однако я должен был бежать - под тенистыми деревьями у меня было меньше
шансов, чем на открытом месте. Я выплюнул платок, сделал резкий вдох и
ускорил бег. Как это легко сказать! Хотя ноги стали двигаться быстрее, под
сердцем зародилась слабая боль, которая начала пронизывать внутренности. "И
не думай сдать", - приказал я себе.
мере на минуту иллюзию облегчения. Над нами проплывали целые этажи холодной
зелени; сверкающие заливы голубизны вклинивались между кронами пальм. Дорога
пошла под гору.
моей спиной разыгрывалась борьба за места, я ничего не знал о ней; в
нагретом воздухе до меня доносились лишь ритмичный топот, удары подошв о
поверхность земли и судорожное дыхание. Иногда с вершины каштана медленно
слетал листок да птица срывалась с ветки и неуклюже хлопала крыльями над
головами бегунов.
поразительный контраст с молчаливой яростью нашей борьбы.
внимание было сосредоточено на мне самом.
совсем незнакомый блондин в голубой майке и легконогий Мегилла. Гергардт
продолжал держаться хорошо, но отталкивался от земли уже не так эластично,
как раньше. Юноша в голубой майке постепенно, сантиметр за сантиметром
отодвигался назад. Когда он поравнялся со мной, я услышал судорожный свист,
вырывавшийся из его легких. Он еще раза два сделал рывок и отказался от
борьбы. Я не обращал ни на что внимания. Чем слабее становились мускулы, тем
большее психическое усилие требовалось мне. Километр уходил за километром,
дорога разматывалась пологими извилинами, холмы лениво передвигались вдали,
закрывали друг друга и отступали назад под неустанный топот ног. Передо мной
в десяти-двенадцати метрах бежал Гергардт, а далеко впереди то появлялась на
солнце, то уходила в тень белая майка Мегиллы.
мелькнуло что-то похожее на удивление, однако это, вероятно, было просто
моим воображением: что может выражать на сороковом километре марафонского
бега лицо человека, залитое потом, засыхающим на коже соленой пыльной
маской!
как бы говоря: "Постой, ты увидишь сейчас, как я могу бежать!" И вдруг все
вокруг потемнело. У меня было такое ощущение, будто на ресницах осела пыль.
Это было, вероятно, переутомление или перебой в питании сетчатки, но я
потерял какую-то долю секунды, безрезультатно пытаясь стереть туман с глаз.
Меня охватила ярость.
передвигались назад, подошвы хлопали по беговой дорожке, вокруг было пусто и
безлюдно, и лишь в ста метрах впереди белела майка Мегиллы, который,
казалось, не бежал, а летел совсем низко над землей, взмахивая жилистыми
руками. Он по-прежнему был далеко и удерживал разделявший нас интервал с
таким холодным равнодушием, с каким отодвигался горизонт. И, когда я пытался
ускорить бег, он сделал то же, не повернув головы. Топот далеко разносился в
чистом воздухе.
убедиться, что они по-прежнему продолжают двигаться, хотя я не замечал
этого. Лишь воздух, проникавший в легкие сквозь широко раскрытый рот,
казалось, резал горло, как раскаленный нож. В глазах прыгали какие-то фигуры
и круги. Впереди мелькало и раскачивалось белое пятно; я уже не соображал,
что это майка Мегиллы, - я не мог думать: мозг сжался подобно мускулам и
застыл.
на стадион возвестили о приближении первых бегунов.
передо мной бежал Мегилла. Майка у него взмокла, он шатался, как пьяный, и
лишь ноги неутомимо отбивали такт. Я рванулся вперед. Под пилонами у входа
на стадион он оглянулся, и я успел схватить выражение ужаса на его лице. Он
споткнулся и сбился с шага. У меня снова потемнело в глазах. Передо мной
росло мутное белесое пятно. Я уже ощущал тепло тела Мегиллы. Грудь в грудь
мы вбежали на стадион. Тогда с неба ударил железный гром, послышались звуки
труб: это все, кто сидел в переполненных до отказа гондолах геликоптеров,
пустили в ход сирены, аварийные свистки и открыли глушители моторов. Я
продолжал бег, нырнув в этот вой, словно на дно океана. Казалось, какие-то
пальцы хватают мускулы ног и заставляют их сокращаться все быстрее. Вдруг
вспыхнули прожекторы, и я увидел белую ленту. Подняв руки, я рванулся к ней,
ноги сами несли меня дальше. На последних метрах меня безжалостно подгоняла
моя воля, в эти секунды действовал железный приказ, отданный телу. Я
продолжал бежать. С обеих сторон ко мне подскочили темные фигуры, я увидел
какие-то крылья-это были трепещущие на ветру одеяла, которыми, меня
обмахивали.
кто-то подрезал мне ноги.
до такой степени, что он сбился с шага: это было мое лицо.
ПРОЩАНИЕ С ЗЕМЛЕЙ
лицо целовавшего меня Мегиллы, чувствовал объятия, пожатия рук, слышал
возгласы, но так, будто это меня совершенно не касалось. Потом сидел высоко
на трибуне и смотрел вниз на стадион; что происходило там, не знаю. Вечером
меня окружила группа студентов-болельщиков: они улетали в Азию, и я не
помню, как оказался вместе с ними в ракете; возможно, я сам вызвался
проводить их. Потом начался длинный, бессвязный разговор, мне приходилось
отвечать на несколько вопросов сразу, было много шума и смеха, ракета
приземлялась и вновь отправлялась в полет, менялись спутники, а я продолжал
оставаться в центре всеобщего внимания.
как бы прогоняя сон. Заговорили репродукторы: ракета шла на посадку. Мы
подходили к небольшой сибирской станции Калете. Растерянный, не понимая, как
я дал завезти себя в эту часть света, я быстро вышел на пустой перрон:
вместе со мной на этой станции сошел и молодой астронавт, с которым я
познакомился в пути. Он посмотрел на часы, подал мне руку и сказал, что
отправляется завтра на Фобос, а сейчас хочет попрощаться с другом, который
живет неподалеку. Его последним словом, звучавшим в моих ушах, было
"прощай". И я остался один.
только что перестал идти дождь, - а я не знал, что делать здесь, среди
покрытых мглой полей этой надвигавшейся ночью.
- нет, я не боялся ее, а просто не хотел - и спустился на нижний этаж
вокзала, где помещалась станция наземных сообщений. Несколько минут я ходил
по пустому перрону, скользя взглядом по зеркальным плитам стен, в которых
смутно отражалась моя фигура. Вдруг рука случайно нащупала в кармане
какой-то маленький сухой и хрупкий предмет: это была веточка из моего
олимпийского венка.
сталью своих вагонов, взвыл тормозами и замер на месте. Двадцать секунд
спустя я ехал на запад, догоняя солнце, скрывшееся недавно за горизонтом.
Вагон еле заметно колебался и, набирая скорость, обгонял вращение Земли. В
купе, кроме меня, не было ни души, и я включил радио. После заключительной
фразы вечернего выпуска последних известий я услышал первые, величественные
звуки "Прощальной симфонии" Крескаты.
Доставалов Александр
Громыко Ольга
Самойлова Елена
Эриксон Стивен
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк