Чтение 9–й страницы книги ~Выстрел с монитора~

- Вы меня поняли, господин Тукк? - спросил фан Риген.

- Я вас понял. Я думаю, - тихо сказал Галька.

- Думайте.

Галька молчал минут десять. Фан Риген больше не торопил его. Сидел прямой, бесстрастный. Исполнитель закона.

- Хорошо... - прошептал Галька. - Пусть они уходят...

- Что?

- Я сказал, - громче повторил Галька и сощурился на пламя. - Пусть они уходят из города.

- Кто?

- Все, кто подписал приговор.

- Но... - Впервые в лице фан Ригена мелькнуло что-то живое. - Это почти все жители.

- Пусть! - сказал Галька.

Советник юстиции встал.

- Хорошо, это ваше право. Мне нужно подготовить бумаги. Я приеду завтра после полудня, и мы утвердим решение.

Галька спал в одной камере с капитан-командором Крассом. В каменной сводчатой комнате с зарешеченным окном, но на роскошной кровати, которую поставили по приказу форт-майора.

Красс не стал возражать против соседства. Серьезно кивнул и не удивился.

Говорили они с Галькой о чем-то перед сном или нет - неизвестно.

Неизвестно также, снилось ли что-нибудь Гальке. Можно лишь предположить, что ему приснился город, покинутый жителями. Хорошо бродить по знакомым улицам, не встречая никого. Обидчики ушли, город остался. Поскрипывают на узорчатых кронштейнах вывески, падают первые желтые листья. Подбежала чья-то собачонка, ластится. Галька идет по заросшему трамвайному пути и держит за руку Вьюшку. Спрашивает:

- Ну что, разве нам плохо?

Вьюшка молчит.

Утром опять пришли Лотик и Вьюшка. Галька сидел между каменными зубцами на верхнем ограждении бастиона. Отсюда видна была река. Китовый остров, а за ним - труба и мачты севшего на сваи монитора. К мачтам все еще были привязаны березки.

Вьюшка была молчаливая и какая-то испуганная. Галька притянул ее к себе. Лотик тихо сказал:

- Галик... а можно мои тетки останутся в городе? - Он смотрел под ноги, вертел босой пяткой на каменной плите. Словно хотел высверлить лунку.

- А зачем тебе тетки? Ты же ушел от них.

- Ну, все равно... Они старые, куда они денутся? А ту бумагу... они ведь ее просто по глупости подписали... - Головастик нерешительно поднял глаза.

- Пусть остаются, - глядя на заречные луга, сказал Галька.

- Ладно... А школы не будет?

- Ребята не подписывали приговор, - сумрачно отозвался Галька. - Пусть остаются... и ходят в школу, если охота.

- А учить кто будет? - вздохнула Вьюшка.

Галька хмыкнул:

- Можно подумать, главная радость в школе - учителя...

Лотик сказал:

- А учитель Ламм не подписывал ту бумагу. Отказался.

- Ну?! - изумился Галька.

- Ага... Говорят, он ответил: город, который выгоняет своих детей, достоин всякого наказания. Это он по-латинскому сказал, я не помню точно...

- Правильно сказал, - буркнул Галька. - Видишь, значит, он тоже останется.

Лотик медленно покачал кудлатой большой головой.

- Нет. Ему некого будет учить. Ребята не захотят жить без родителей. Без них плохо, это я уж по себе знаю.

Они помолчали. Припекало солнце, и по зубцам прыгали воробьи. Заиграл горнист, у солдат начинались занятия.

- Им теперь и защищать-то некого будет, - как-то не по-настоящему хихикнул Лотик.

Галька неуверенно проговорил:

- Я думаю, ребята из нашего класса и из твоего, Лотик, пусть остаются с родителями.

Вьюшка подпрыгнула:

- И еще пекарь Клаус, ладно? А то как мы без хлеба!

Пекарь Клаус был большой, толстый, добродушный. Зачем он подписал Галькино изгнание? Тоже не подумал? Без хлеба человеку нельзя. А без своего города, без родного дома можно?

Лотик осторожно проговорил:

- К тебе пастор Брюкк хотел прийти. Он тоже не подписывал.

- Ну и пусть остается в городе. Зачем приходить-то?

- Он не останется, он вчера ночью в церкви говорил, что всегда будет вместе со своими прихожанами.

"Ночью..." - подумал Галька. И представил, что вчера вечером творилось в городе, когда фан Риген сообщил о решении Галиена Тукка!

Но лицо у Гальки не изменилось.

Вьюшка крутанулась:

- Ой, вон они идут! Пастор Брюкк и еще...

По дороге, что соединяла город с "Забралом", шла толпа мужчин и женщин. Человек двадцать. И ребятишки. Седой пастор в своем черном одеянии медленно шагал впереди.

Галька вскочил.

- Вьюшка, Лотик! Идите навстречу! Скажите... что я не могу, я болею, пусть потом... Ну, идите же!

Сам он бросился в свою камеру, упал на кровать, лицом зарылся в подушку. Капитан-командор Красс поднялся из кресла и долго смотрел на Галькину вздрагивающую спину.

- Вот теперь я спрошу о главном, - наконец сказал он. - Стоило ли спасать город, чтобы потом он обезлюдел?

- А вам-то что? - глухо сказал Галька.

- Мне-то? Да ясности хочется, - как-то по-стариковски вздохнул Красс. - Или ты спасал не город, а лишь свою честь?

- А что? Этого мало?

- Отнюдь... Я ведь только спросил.

Днем Галька встретил советника юстиции фан Ригена во дворе форта. И еще издалека громко сказал:

- Пусть все остаются! Все! - Он стиснул кулаки, и в правом была монетка. - Кроме Биркенштакка.

На закате, когда горнист сыграл вечернюю зорю и был спущен крепостной флаг, пришел Биркенштакк. Послали за Галькой. Он встретился с главным советником магистрата у левой башни, под зажженным фонарем командирского поста.

Биркенштакк был в дорожном сюртуке и плаще, мягкой и мятой шляпе (тоже цвета дорожной пыли). Он показался Гальке совсем усохшим. Только покрытый жилками клюв был прежним.

Биркенштакк сказал:

- Господин Тукк. У меня есть полтора часа до окончания срока, в который я должен покинуть город. И мне хотелось бы...

- Меня зовут Галиен. Галь... Галька, если нравится. Что вам хотелось бы, господин Биркенштакк?

- Поговорить. Пять минут...

- Пойдемте.

Красса в камере не было. Солдат внес горящую лампу. Дверь осталась открытой. Было тихо, с реки сладко пахло осокой. Где-то кричали лягушки.

- Садитесь, господин главный советник, - не то сказал, не то вздохнул Галька. И сел на край кровати. А Биркенштакк опустился в кресло. Шляпу положил на колени, как в церкви.

- Я недолго задержу вас, гос... Галиен. - Жилки на носу Биркенштакка вспухли. - Ваше решение справедливо. И хотя я родился и вырос в Реттерхальме и немало сделал для города, я не прошу о снисхождении. Сейчас я уеду в деревню и...

- Может, хоть перед отъездом вы скажете мне правду? - перебил Галька.

- Я за этим и пришел.

Галька перебил опять:

- Я думал все эти дни. Трамвай стал тормозить раньше, чем я бросился к рельсам, Брукман сам признался, и вы всђ знали. Зачем вы меня выгнали, если я не виноват?! - Галька закашлялся, в горле заскребло.

- Я скажу... Вы виноваты, хотя и невольно. В том-то и дело. Вы не хотели, чтобы трамвай ехал дальше, и он встал.

Галька непонимающе моргал.

- Да, гос... Галь. Это так. Мало того. Несколько человек видели, как один из вагонов завис над обрывом, но вдруг опрокинулся назад, хотя по всем законам тяготения должен был покатиться вниз. Его тоже задержали вы, Галь.

- Как?!

- Видимо, силой взгляда и воли... Или еще как-то. Откуда мне знать природу этих явлений? Я не мадам Валентина. Но я знаю другое: жизнь в городе сбалансирована, отношения в нем ясны и просты, люди счастливы, насколько это можно в наше время. Такое благополучие достигнуто немалыми трудами. Легко ли было добиться, чтобы все притерлись друг к другу, чтобы всђ было налажено, чтобы даже мадам Валентина вписалась в этот уравновешенный быт. И вдруг появляется еще один койво!

- Кто?

- Койво. Вы не знаете? Так называли в старину людей, обладающих необъяснимыми свойствами.

- Какими?

- Разными. Одни умеют читать чужие мысли, другие видят, что напечатано в закрытой книге, третьи могут взглянуть на человека и сказать ему, чем он болен. При некоторых светятся или загораются предметы. А бывают такие, как вы. Койво не всегда знают о своих свойствах и не всегда умеют ими распоряжаться. Не все мудры, как мадам Валентина. Но все - опасны. Случается, что из-за них на город сыплются молнии, а над реками рушатся мосты.

- И вы решили от меня избавиться! Таким образом!

- Я отвечал за город, Галь. А сказать правду я не мог ни вам, ни другим. Кто знает, к чему бы это привело?

- А по-моему, вы просто трус!

- Возможно... - вздохнул Биркенштакк. - Но трусость тоже бывает доблестью. Особенно когда один отвечаешь за многих. Когда вы станете старше, Галиен... вы поймете, что быть трусом порой гораздо труднее, чем смелым.

- Да ну? - насмешливо сказал Галька.

- Да, мой друг. Впрочем, сейчас я понимаю, что в случае с вами моя трусость была неоправданна. Думал, что имею дело с обычным мальчишкой, а вы проявили взрослую смелость, находчивость и гражданское мужество. Вы настоящий мужчина.

Галька медленно покачал головой.

- Я мальчик, господин Биркенштакк... На мужчин я насмотрелся в эти дни, ну их к черту. Они и предать могут, и убить беззащитного. Слава Хранителям, я еще ни в чем таком не замешан. И нечего меня сравнивать с мужчинами. Тоже мне похвала...

- Возможно, вы и правы... Но вот что хочу сказать перед уходом. Может быть, на решение о вашем изгнании меня толкнула сама судьба. Не будь этого, вы не спасли бы город.

- Так можно что угодно свалить на судьбу.

- Я не оправдываю себя. Я благодарю судьбу и Хранителей... Галь, я вчера в городе говорил с форт-лейтенантом Зубом. Он передал мне, что рассказывали пленные моряки. Подмоченный порох они заменили, а бомба все-таки не долетела... Галь, вы смотрели на летящий снаряд?

"Да! - эхом отдалась в нем разгадка. - Да! Я смотрел! Я старался удержать снаряд! Неужели такое возможно?!" Галька взглядом уперся в лампу. Есть у него такая сила? Что же лампа не шевельнется?

Биркенштакк проследил за его взглядом. Осторожно сказал:

- Видимо, это случается лишь в отчаянные минуты, при большом напряжении души.

Галька прикрыл глаза. В них мелькали темные бабочки. Он услышал:

- Я сказал вам все. Прощайте, господин Галиен Тукк.

- Стойте! - Галька вскинул веки.

Биркенштакк был уже на ногах. Его тень на стене напоминала громадную птицу тукана из учебника зоологии. Тень замерла.

Галька, давя в себе неловкость, сказал:

- Не все ли мне равно теперь! Оставайтесь в городе, если хотите.

Биркенштакк не скрыл радости. Стрельнул птичьими глазами:

- В самом деле? Вы благородный человек!.. Но ведь фан Ригену нужен документ.

- У вас есть бумага?

Биркенштакк суетливо достал из кармана сюртука блокнот и вечную ручку с золотым пером - толстую, как палец пекаря Клауса. Вырвал листок.

Галька написал:

"Пусть советник Биркенштакк остается.

Галиен Тукк".

- Вы благородный человек, - опять сказал Биркенштакк. Он протянул руку за документом. Галька придержал бумагу.

- Одна только просьба, - хмуро проговорил он. - Никогда больше не выгоняйте ребят из дома. Пусть они хоть какие будут - не выгоняйте...

Тень закивала клювом. Потом Биркенштакк виновато сообщил:

- Но от меня уже ничего не будет зависеть. На днях меня переизберут.

Галька отдал бумагу и встал:

- Прощайте.

- До свидания... Галь.

- Прощайте.

В город Галька так и не вернулся. Еще три дня прожил в форте. Прибегали Вьюшка и Лотик, приносили от мадам Валентины разноцветные леденцы. Галька спросил у Лотика:

- Так и живешь у мадам Валентины?

- Ага... Тетки зовут назад, но я пока не иду, хотя она меня вчера нашлепала. - Он забавно сморщил нос.

- За что? - засмеялся Галька.

- А я из желтой бумаги окошко сделал, нарисованное. И на кристалл налепил. Ну, помнишь, тот, что в горшке растет. Она же сама говорила: это Вселенная, дом всего человечества. А если дом, почему без окошка?.. Она потом сама засмеялась и говорит: "Ладно, пусть так и будет..." Галька, а ты скоро домой вернешься?

Вьюшка тоже спрашивала: "Ты скоро домой?"

Галька рассеянно улыбался и лохматил Вьюшке и Лотику волосы.

Форт-майор Дрейк предлагал Гальке стать барабанщиком. Обещал ему через полгода чин капрала, а к пятнадцати годам офицерское звание форт-прапорщика.

- Я подумаю, - кивнул Галька.

Вечером на верхней площадке бастиона к нему подошел барабанщик Ведди.

- Галь... я спросить хочу... Если не так, ты не сердись.

Галька улыбнулся: чего, мол, сердиться-то?

- Там, на мониторе... - неловко сказал Ведди. - Когда расстрелять хотели, очень страшно было?

Галька подумал. Даже зажмурился, чтобы лучше вспомнить.

- Тогда? Нет, казалось, что не страшно. А сейчас, когда вспоминаю, кажется, что было страшно. Понимаешь, я будто в двух человек превратился. Будто один стоит у мачты и ему наплевать, гордый такой... - Галька усмехнулся. - А другой в сторонке и боится. Страх - он как бы отодвинулся. Ну, как в школе, на математике, множитель за скобки выносят...

Ведди серьезно вздохнул:

- Кажется, я понимаю. Видишь ли, для меня это очень важно. Ты уже испытал такое, а я еще нет. А ведь придется, наверно. Мы люди военные.

Галька опять улыбнулся:

- Это ты военный, а я пока не решил.

...Наутро Галька ушел из форта. Рано, до побудки. Оставил на кровати форму барабанщика, надел старые штаны и голландку и ушел.

Никто не знает куда. Следы его в этой истории теряются. Одни говорят, что он отправился в столицу, где учился старший брат. Другие - что просто пошел бродить по дорогам, искать..."

- Что искать? - слегка недовольно спросил мальчик.

- Кто его знает. Может, приюта... желтого окошка, вроде того, которое наклеил на кристалл мадам Валентины Лотик. А то ведь как получается: Вселенная - она, конечно, общий дом, но у каждого ли есть в этом доме свой угол и окошко с огоньком?.. Впрочем, слышал я еще одну версию. Будто Галька ушел из форта с капитан-командором Крассом.