- cпусти пвртьеры на окнах... Уже темно... У меня все время болят
голова... И кажется, что кто-то подглядывает в окна...
Глафира задернула портьеру.
- Ну, кто может подглядывать?.. Это твои фантазии, Илона,.. - Она стала
шевелить каминными щипцами прогоравшие поленья и повторила: - Сильные
фантазии, да.
- Может быть, - слабо согласилась Илона. - Сядь, тетя Глафа, со мной...
Посиди... Снег идет?
Глафира села в кресло напротив Илоны.
- Сыплет понемногу... К ночи разыграется метель... Барометр идет на
понижение... Ах, эти русские метели... Один падающий снег, который
сдувается ветром, и свист... А помнишь, в Шварцвальде? Ветер играет
симфонию... Ущелья трубят... Жутко... А здесь от русских знаменитых
метелей мне только скучно и хочется опять домой...
- Отца еще нет?-спросила будто самое себя Илона.
- Он рано ушел в город... Вернется, как всегда, после полуночи...
Илона, не отрываясь, смотрела на каминное пламя.
- Как это странно... Я почти не вижу своего отца...
Хотя живу в его доме... на этой русской даче... И эта головная боль,
непохожая ни на какую боль, ни с чем не сравнимая... Я как будто и вижу
отца, но словно во сне, в каком-то странном тумане, словно сквозь тонкую
пелену дыма... голубого, заволакивающего... - Она отвела лицо от огня и
взяла Глафиру за руку. - Тебе не кажется это странным?
Глафира погладила тонкую руку Илоны.
- Что же тут странного? В ту ночь, когда ты только что приехала, ты
перепугала нас с профессором... Закричала... Мы нашли тебя без чувств, в
обмороке... Профессор как раз вернулся... Он ухаживал за тобою, все время
просиживал около твоей постели, пока ты хворала. А теперь у него дела...
- Ну какие же могут быть дела у отца?-в раздумьи опустила Илона голову. -
Впрочем, он зарабатывает деньги... Здесь большие средства отпускаются,
чтобы догнать нашу европейскую науку. У нас писали, что большевики на этот
затраченный капитал получат одних процентов в десять раз больше
заграничного. Отец бросил родину, политехникум... из-за денег? Или из-за
славы?
- Дела профессора - его дела... - сухо заметила Глафира и отняла руку от
руки Илоны.
- А я?.. - продолжала думать вслух Илона. - Я никак не могу выздороветь...
У меня все время болит голова... По телу разлита невероятная слабость...
Мне днем лень шевельнуться... О прогулке по воздуху я думаю с ужасом. Я
забываю иногда самые простые вещи... Не могу вспомнить, какое вчера было
число... Когда читаю, то не понимаю смысла фраз, которые читаю... Может
быть, я схожу с ума?
Глафира жидко засмеялась:
- Опять фантазии? Ты просто устала за время болезни... Профессор говорит,
что это скоро пройдет... И ты опять будешь бегать на лыжах, как бегала,
помнишь, в Шварцвальде... Будем верить профессору. Он очень знав ющий
человек... Недаром он в городе делает дела...
- Какие? - горьким тоном спросила Илона.
- Он, может быть, читает лекции, может быть, ведет работу по
специальности... Есть места... Одних университетов в городе три. Впрочем,
он раз сказал, что, может быть, его работа в городе скоро кончится... Его
контракт с большевиками кончается, и он может вернуться домой... А ты, я
думаю, скоро выздоровеешь...
Поленья в камине прогорели и рассыпались блестящими угольями.
Илона слабо улыбнулась.
- Это тоже твои фантазии, тетя Глафа... Они тоже рассыпятся, как уголья в
камине... Мне кажется, что я стала другой... Прежнее никогда не
возвратится...
Она замолчала и прислушалась. Из-за окон донесся отдаленный гудок.
- Автомобиль? Отец?
Она наклонилась к Глафире.
- Нет, не профессор... Это автомобили на дороге, за полем... Сегодня на
соседнем заводе справляют какое-то торжество... Так это туда едут из
города гости... Ветром доносит гудки...
- Гости... Торжество, - печально вздохнула Илона.-Неужели есть еще жизнь с
гостями, с балами, с торжественной музыкой? Я не верю этому... Все теперь
другое... Жизнь другая, я сама другая...-Она наклонилась к Тлафире. -
Слушай... Я боюсь подумать, что... Боюсь сказать... Но мне кажется, что
мой отец сейчас не тот, не прежний... Он тоже... другой.
Глафира приподнялась.
- У тебя, дитя, расстроены нервы... Смотри, восемь часов, и тебе пора
принимать лекарство...
- Не шучу... -почти простонала Илона. - От этой кислой микстуры у меня еще
больше заболит голова... Нет, я просто лягу вот здесь на диване...
Постараюсь уснуть.
Слабыми, неверными шагами Илона доплелась до дивана у стены и опустилась
на него. Глафира налила в ложку микстуры из зеленоватого аптечного
пузырька.
- Прошу тебя, выпей... Ведь профессор разбранит меня, если ты не примешь
лекарства... Ну, будь паинькой, детка...
Закрыв глаза, содрогаясь от отвращения, Илона проглотила невкусную кислую
смесь и скланила голову на подушку. Глафира прикрыла Илону шалью и
заправила ее Илоне за плечи поудобней. Заставила низкой ширмой камин,
чтобы свет оттуда не беспокоил Илону, и тихо вышла.
Илона слышала, как в кухне заскрипела дверь и потом загремела посуда.
"Это хозяйничает тетя Глафа", - подумала очень отчетливо Илона и плотней
сжала веки.
Болит голова. Виски сжимаются раскаленными железными ладонями, а на темени
лежит странно холодная свинцовая доска. В ушах гудят автомобильные
гудки... Кажется Илоне, что перед ней дорога, по которой скачут
автомобили. Дорога все шире и шире, как бесконечное белое поле...
И автомобили летят, кувыркаются и дудят, дудят... Илоне кажется, что она
встает и подходит к окну. Не отдергивая портьер, сквозь них, Илона остро и
ясно видит снежное широкое поле, заметенную дорогу и глазастые мчащиеся
автомобили, выскакивающие из пышного снежного простора. Падает снег.
Автомобили смешно, как игрушечные, вереницей крутятся по белой снеговой
скатерти.
Железные ладони не сжимают висков. Свинцовый холод ползет с темени на
затылок, спускается на плечи. Холодно и неприятно, как от чужих мертвых
рук... Как тогда ночью...
Илона открыла глаза, моментально проснувшись. В комнате бродил слабый свет
догорающих каминных огней.
Кто это притаился за ширмой? Илона сползла с дивана и заглянула за ширму.
Там никого не было. Уголья в камине подернулись тонким пеплом. Илона
выпила из графина воды и отставила ширму. Опять легла на диван Под полом
шуршали мыши. В камине тонко позевывал ветер. Илона, прищуриваясь,
смотрела на отсвет камина и уснула.
Из кабинета в комнату неслышно вошел высокий человек и посмотрел на спящую
девушку. В руках он держал большой ком одежды. Тихо, еле ступая на носках,
высокий человек прошел через комнату в кухню. Там послышался говор голосов.
Илона осторожно подняла голову.
"Отец? Как же я не заметила, что он вернулся и переоделся в своем
кабинете? Ведь я схитрила... Не спала..."
Она встала с дивана и шагнула к двери. В камине на двух угольках умирал
синеватый огонек. Илона подкралась по коридорчику и заглянула в кухню.
Там Глафира растапливала печь. Высокий человек держал в руках старенький
тулупчик и говорил:
- Сейчас же сжечь... Чтоб никакого намека...
Илона бесшумно переступила порог и произнесла:
- Отец...
Мадам Рисо потушила плиту, расставила оловянные тарелки на полках,
попрощалась с тетушкой Гсириэттой и ушла. Она была честная женщина и
спешила к своему мужу и детям.
Тетушка Генриэтта смотрела, как Мишель запер дверь харчевни, выходящую на
улицу, сама потушила газ в зале и прошла через кухню в свою комнату. На
круглый стол она поставила железный кассовый ящик и стала пересчитывать
выручку. В кухне Жанна сняла свои деревянные башмаки, и слышно было, как
они стукнулись, упавши на каменный пол.
- Ты уже ложишься, Жанна?-крикнула тетушка Генриэтта.
- Да, мадам, - ответила Жанна. - Я только дожидаюсь, что мсье Мишель
.пройдет из зала к вам, и тогда я стану раздеваться.
- Хорошо, - отозвалась тетушка Генриэтта довольным тоном. - Дверь на двор
ты заперла?
- Как всегда, мадам.
Мишель вошел в комнату и снял фартук. Тетушка Генриэтта оторвалась от
подсчитывания франков.
- Ты заставил ставнями окна в зале, Мишель?
- Восемь лет ты каждый вечер спрашиваешь одно и то же, - отозвался Мишель.
- Тебе не надоело?
С этими словами Мишель снял с крючка свою кепку и надел ее себе на голову.
Тетушка Генриэтта удивленно следила за его движениями.
- Почему ты надел кепи, Мишель?
- Потому что я ухожу, Рьетта.
Тетушка Генриэтта вздрогнула и откинулась на спинку высокого старомодного
стула.
- Уходишь?