это время, закусив губу от усердия, вносит в комнату на подносе
собственноручно приготовленный пирог!.. Может быть, они меньше, чем их
одногодки, резвились и играли, зато прослыли среди своих друзей
исключительно надежными и рассудительными.
было ему тогда неполных пятнадцать... Они в очередной раз отправились
повидать мамашу Клима -- слава богу, хоть Юльку с собой не взяли!
поцелуев, упреков и хохота противостояли сдержанные улыбки детей, Дан
попросил Петра выполнить давнее обещание -- показать заброшенный мегаполис.
подмявший три областных центра пятидесятимиллионный мегаполис, один из самых
крупных в Федерации Евразии и Северной Америки, иначе -- в Аме-россии,
положившей начало всемирному объединению; ныне -- ветшающий, почти мертвый
Сибирск, не счищенный с лица Земли единственного из-за этого почти, из-за
странной, болезненной жизни, теплившейся в сталебетонных недрах...
слагавшие толщу высотой с Монблан, были полны круглосуточным бесцельным
движением и неумолчным шумом. Дряхлея, прогибались перекрытия; отпадали
люки, лопались трубопроводы, садился усталый металл, коробилась пластмасса,
трещины бежали по стеклу, вспыхивали давно лишенные питания фонари на
уровневых проспектах...
"юго-восток-137", увидели братья свалившийся с эстакады линейный экспресс:
он не заржавел и не потускнел, поскольку был сделан из нестареющих
материалов, он лежал грудой колоссальных бело-голубых игрушек, приводя в
бурный восторг малыша Клима. А дальше открылся пустынный стадион, районная
арена на двести тысяч мест, и они сыграли там в футбол подобранной тут же
облезлой клеенчатой сумкой; а сумка, надо полагать, упала из находившегося
полууровнем выше супермаркета размером со стадион, откуда до сих пор несло
гнилыми овощами.
защищаемые Даном, тот раздраженно заявил, что игра ему надоела. Они покинули
зловеще гулкую чащу высоченных трибун -- один из секторов осел, видимо,
подмытый почвенными водами. Впереди, за просторной набережной с двумя-тремя
скелетами электромобилей, лежал пешеходный мост через Томь -- черную,
маслянистую, слабоумно говорливую Томь в ?келезобетонном корыте, Томь, более
двух веков не видевшую солнца.
случайно уцелевшие стекла. Тишина все сильнее гнула долу, всеобъемлющая,
лишь подчеркиваемая безумным лепетом реки, далекими грохотами и близкими
противно-одушевленными скрипами и царапаньями. Клим первый это высказал:
наверх, наверх, к небу, пускай даже не синему, а самому злому и дождливому.
"Небо где, небо?"--скулил Клим.
темноте словно бы кто-то ждал, пока они обернутся спинами, чтобы броситься
вдогонку, и этот кто-то даже пару раз выдал себя тяжкими, с подвыванием,
вздохами -- или то пленный ветер бродил среди решетчатых опор?..
стыд был пуще страха... Поколебавшись немного, Осадчий-старший объявил, что
они будут пробиваться по кратчайшей -- вверх, к небу! Точнее, попробуют
запустить один из лифтов вертикального ствола "юго-восток-137".
технике. Сумели выжать малую толику энергии из аккумуляторов, сдвинули с
места многотонные громады кабин и противовесов, однако сами, Петром ведомые,
вбежали сдуру не на площадку перед пассажирским входом, а на грузовую
платформу, предназначенную втаскивать ящики и мясные туши в лифт
супермаркета; и платформа двинулась, унося их в широченный дверной проем, но
что-то панически проскрежетало под ногами, и повалил вонючий резиновый дым,
и платформу заклинило между гигантскими сдвигающимися створками. Двери лифта
уже сминали трубчатые борта по обе стороны от ребят; и все же мальчишеский
стыд удерживал их от призыва к Помощнику, позорным считалось в "семье" Петра
обнаруживать слабость. Через несколько секунд великая нянька Кругов Обитания
приняла бы телепатический крик раздавливаемой плоти...
стене колодца и что-то переключив там, внутри. Спаситель был мал ростом --
должно быть, мальчонка не старше Клима... должно быть, потому что голову его
полностью скрывал глухой шлем, оснащенный наушниками, антеннами и сигналами.
Вокруг стояли взрослые, образуя почтительную свиту, словно у принца крови. С
головы до ног каждый был запакован в плотную ткань, металл и кожу; у одного
на лице -- прозрачное забрало, у других безобразные темные очки, маски от
противогазов.
перед тремя братьями. В руке у него был мощный электрический фонарь, из-под
шлема, выглядевшего как орудие пытки, торчал бледный решительный подбородок,
глаза прятались в тени козырька.
пандусов и ферм раздался давешний завывающий вздох, теперь куда более
близкий.-- Чего, могу я узнать? Приключений? Игрушек? Тайны?
но производил жуткое, гнетущее впечатление.-- Мы просто давно хотели тут
побывать... посмотреть, как жили когда-то люди.
нас, пожалуйста.
огромной, из кожаных пластин сшитой перчатке. Тогда Клим, все время
прижимавшийся к Петру, не выдержал и тихонько заплакал.
Здесь должен побывать каждый землянин. Ходите. Смотрите. Думайте. Это
истинная родина людей. Ум и талант проявляются в ограничении. Мудрость -- на
грани тьмы и света. Хотите видеть миг истинного счастья? Оно в контрасте,
бедные зверушки...
шести-семи, стриженная ежиком, с красной вмятиной на лбу и сердитыми
воспаленными глазами.
Быстрее, ну!..
пассажиров, с кожаными сиденьями по периметру, взлетали, глядя, как слоями
множатся внизу панели и эстакады, галереи, обросшие мохнатой пылью пучки
кабелей, решетчатые конструкции, развязки висячих дорог... и сквозь все это
еще долго была видна площадь у лифтового ствола, по которой неторопливо
шествовала девочка со своей свитой. А за свитой, немного отставая, ползло
нечто массивное, темное, помеченное огнями... верный страж -- не то танк, не
то ящер вроде ископаемых, и отголоски его плаксивых вздохов, слабея,
раскатывались под перекрытиями уровней.
об урбиках -- странной, замкнутой секте людей, которые демонстративно
селились в покинутых городских агломерациях. Урбики были против упразднения
городов. Травяному лугу предпочитали они асфальтовое покрытие, ручью --
поток, заключенный в трубы, хлебу с поля -- синтетическую пищу. По мнению
пророков урбизма, город не только воспитал все лучшие человеческие качества,
но и поддерживал единство общества; вне стен мегаполиса, учили они,
расползутся связи между людьми, исчезнут такие понятия, как долг,
товарищество, взаимопомощь; погибнет культура, и раздробленное множество
творцов-одиночек, капризных мизантропов, будет бессмысленно копошиться,
покуда каждый из них не поймет, что его творчество уже никому не нужно. И
ему самому -- тоже...
станет для него эта тема двадцать лет спустя?! Неужели правы урбики, и
землян всего-навсего следует вернуть в несвободу нумерованных горизонтов,
уровней и вертикальных стволов? И то, какие уж бунты амазонок в
тысячеэтажном общежитии, в толчее общественного транспорта!
там думать, руби руки по локоть! Так сказать, внутреннее, личностное
обоснование живучести фашизма... Мир сложен, очень сложен... Одиннадцать
шагов туда, одиннадцать обратно. Не торопится гроза, скручивающая облачный
пласт, точно мокрое белье, над Дунаем. Не спешит видеокуб.
меня,-- необходим совокупный импульс, желание нескольких. Если я один
захочу, скажем, отправить моего друга Нгале на Кристалл-Ривьеру, орбита
Меркурия, или если я захочу сделать его кожу светлой, Помощник и ухом не
поведет. А уж о делах политических, о влиянии на судьбы больших групп, и
заикаться нечего. Спецкомиссия по проблеме амазонок -- для Помощника лишь
трое обычных мужчин, собравшихся поболтать. Мировая машина устроена так, что
подчиняется воле большинства по отношению к меньшинству, и никогда не
наоборот. Любую идею приходится проводить через референдум. И, в общем, это
правильно. Было правильным до сих пор.
брать диктатор. Вынужден. По возможности, временно. Ненадолго. Чтобы по
прошествии смутных времен вернуть эту власть сенату и народу римскому. В
нашу постгосударственную эпоху диктатором...-- а не сошел ли я с ума?..--
диктатором должен стать самый компетентный. Виртуоз управления, глубочайший
знаток общественных связей. Стать с единственной целью: как можно скорее
навести порядок и устраниться.
сходимся на том, что некая сверхострая общеземная проблема неразрешима
привычным демократическим путем, и надо поручить ее пяти лицам, наделенным