здесь заточили. Сейчас, наверно, это стало правдой. Но кто бы смог провести
в заключении сорок лет, бесконечные сорок лет, и не повредиться умом? Если я
и сошла с ума, то по их вине.
красавец. Он всегда был первым в моем сердце, и он же первый предал меня.
Меня выдали за него шестнадцатилетней девчонкой, и я была влюблена без
памяти. Увы! У красавца Филиппа был один недостаток -- у него не было
сердца. Смыслом его жизни были хорошенькие женщины. Поэтому вскоре после
нашей свадьбы он оставил меня в Испании, а сам уехал во Фландрию, где
окружил себя целым сонмом прелестниц. А в это время я страдала, тосковала по
нему, не могла ни спать, ни есть. Когда же, наконец, я смогла приехать к
нему, он и не подумал изменить свое поведение. Его фаворитки постоянно
мозолили мне глаза. Они думали, испанская принцесса станет терпеть такое!
Однажды я заметила, как одна из этих девок прячет за корсаж записочку от
моего мужа. Я попыталась отнять ее, но нахалка оказалась проворнее --
выхватила записку из моих рук и проглотила. Не помня себя от ярости и
унижения, я схватила ножницы и принялась кромсать ее локоны. Эта гадина
осмелилась защищаться -- тогда я пырнула ее прямо в бесстыжее лицо! Потом я
приказала обрить ее наголо, чтоб другим было неповадно. Филипп был разъярен.
Он и не подумал посочувствовать мне, наоборот! Сраженная его жестокостью, я
слегла в постель с горячкой. Тогда и поползли первые подлые слухи о том, что
я лишилась рассудка. Теперь-то я понимаю, что распускал их сам Филипп...
единственной наследнице, корону Кастилии. Тут на сцене появился второй --
мой отец, Фердинанд Арагонский. Невозможно передать словами все те уважение
и любовь, которые я к нему испытывала. Но для него испанская корона была
дороже человеческих чувств. В завещании моей матери был пункт, по которому
власть переходила к Фердинанду, если я "окажусь неспособна править" -- им-то
он и воспользовался. Объявив, что я слишком слаба здоровьем и повреждена
умом, чтобы быть королевой, он собрался занять мое место. Но тут Филипп
вспомнил, что он мой муж и тоже имеет права на корону. Он был не против
того, что я сумасшедшая, но выводы сделал совсем другие. Король Кастилии --
по праву он, Филипп. И два бесчестных властолюбца сцепились насмерть.
королева, была для них пустым местом. Все это так ранило меня, что я
совершенно растерялась и не знала, что и предпринять. Поддержать отца? Или
мужа? Но ведь ни один из них не поддерживал меня! Бороться самой за власть?
Против отца и мужа? Не знаю, можно ли было тут что-то решить. Я не смогла.
не пошла навстречу Фердинанду. Неожиданно Филипп заболел оспой и умер. Я
продолжала любить мужа, несмотря ни на что, и его смерть сразила меня. Не
успела я похоронить супруга, как мой отец прибыл ко мне. О, не для того,
чтобы меня утешить. Воспользовавшись моим горем и растерянностью, он обманом
завлек меня в крепость Тордесильяс, где и оставил пленницей. Господи, помоги
мне...
отчаянье мое не имело границ. Я перестала есть, спать, следить за своей
внешностью. Мои враги использовали все это как лишнее доказательство моего
безумия. Что бы я ни сказала, что бы я ни сделала -- все истолковывалось
так, и только так.
королевство моему сыну, Карлу. Кому угодно, лишь бы не мне!
черед предательства сына. Карл, заполучивший трон, не собирался
восстанавливать мои права. Не собирался он и освобождать меня из заточения.
За все эти бесконечные годы он всего лишь раз удосужился навестить меня. Я
никогда не забуду его взгляд, полный отвращения и презрения. Да, я отощала и
подурнела от беспрерывных душевных мук, и платье на мне было старое, но я
была его мать! Кто бы мог предугадать такую черствость в том милом мальчике,
каким я его помнила...
на корону. Но я повторяла, повторяю и буду повторять до самой смерти:
королева Испании -- я! Пусть я сошла с ума, но им не удалось сломить меня.
Отец, муж и сын. Господи, позволено ли мне призывать проклятие на их
головы?!"
Две Афродиты
Пахнет медом. Цветы соревнуются друг с другом в красе и пышности. Весь мир
кажется живым и теплым. В такие дни люди вспоминают о богах не ради
исполнения своих просьб, а просто из благодарности.
всегда -- так совершенно гармонируют его формы с природой. Стройный ряд
колонн с ионическими рожками -- издалека их вертикальный рисунок похож на
складки девичьего хитона. Легкий, словно облачко, портик. Простота и
изящество храма Афродиты Урании поражают каждого.
веселой стайкой отправились собирать цветы для завтрашнего праздника. В
центре храма -- алтарь богини, заполненный подношениями: цветочными венками,
клетками с белыми голубями, амфорами с вином. За алтарем, на небольшом
возвышении, установлена статуя Афродиты. Богиня, изваянная в человеческий
рост из теплого, розоватого мрамора, полна жизни. Ее руки простерты вперед,
словно она желает обнять любимого, взгляд нежен и радостен. Красота
обнаженной богини совершенна, и была бы невыносима, как невыносимо для
смертных все слишком прекрасное, если бы не мягкое выражение ее лица и
легкость позы. Нежная и любящая, Афродита пробуждает восхищение и любовь.
виду, это простая крестьянка. Красивой ее не назовешь -- грубоватое лицо
обветренно и покрыто кирпично-красным загаром, тело невольно заставляет
вспомнить ломовую лошадь. Серая домотканная одежда кажется неуместной среди
драгоценного мрамора и росписей. В руках она сжимает свой скромный дар
богине -- веночек из лесных цветов. Она озирается, пораженная и испуганная
окружающим ее великолепием, затем делает несколько несмелых шагов к алтарю.
И встречается взглядом с богиней.
так же, как была бы рада принять в своем храме царицу Елену. Крестьянка
замирает, ее грудь трепещет, глаза прикованы к чудесной статуе. Несколько
минут она стоит недвижно, не в силах опомниться и перевести дыхание. Она
поражена красотой в самое сердце. Наконец, она тихо вздыхает, и на ее лице
смешиваются изумление, восторг и восхищение. В невольном порыве она
простирает к богине руки, скромный венок падает на мраморный пол.
восторженное, становится прекрасным. Распрямившееся тело страстным движеньем
устремлено вперед, его линии стали стройны и чисты. Исчез груз тяжелых
трудов и унижений, пригибавший ее к земле. Она словно омылась в купели с
живой водой, смыв все земное.
Ведьма
ли, ты их видел? Ведь ты, говорят, жег их целыми тысячами. И все равно, хоть
вид у тебя презрительный, я вижу, что ты боишься меня.
что поделать, не всем же быть добрыми. Добро нуждается во зле, иначе с чем
бы оно боролось? Вот ты, епископ, думаешь, что воюешь на стороне добра, а
что бы ты делал без таких, как я?
сколько влезет. Ты никогда не замечал, что в этом мире добро очень часто
смахивает на зло, а зло на добро? Порой и не поймешь, где что. Вот я,
например, хоть и ведьма, а причиняла очень мало зла. Все больше лечила людей
да скотину, ну, иногда давала женщинам приворотное зелье. А ты, епископ,
ради добра погубил тысячи людей, из которых -- уж поверь мне -- половина
были невинны. Я все сказала.
никакая ложь не поможет. Я вижу, у тебя в руках список обвинений: просто
поставь "да" возле каждого, и мы сбережем много времени. Отправь меня на
костер поскорее -- в вашей тюрьме уж больно скверный воздух. Нет, я не хочу
оправдываться -- ведь это бесполезно, и ты знаешь это не хуже меня. Считай,
что я во всем призналась, но ни в чем не раскаялась.
этим побыстрее. И не грози мне пытками -- у меня слабое сердце. Палач только
начнет меня пытать, и все, я мертва. Повезло мне, правда? Не веришь --
проверь.
поклонялась Вельзевулу. Да, и в зад его целовала. И с демонами
совокуплялась. Как я это делала? Ого! Да ты, я смотрю, забавник! Тебе как
рассказать -- со всеми подробностями? Так вот, елдак у демонов -- громадный,
и как он воткнет его -- аж глаза на лоб выскакивают. А потом он его
туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда... Эй, не надо меня пытать, я же говорю все
как есть!
напраслину. Или давай так: вот те, кто обвинил меня в колдовстве, меня в
него и вовлекли! А еще наш деревенский староста, управляющий и трактирщик --
это такие скоты, что им сюда попасть в самый раз!