"Палладу" на краю гравитационной бездны.
было как следует поесть; он торопливо проглатывал то, что
удавалось найти в ящичке пилота; он боялся заснуть более чем на
два-три часа. К исходу двенадцатых суток он настолько ослабел,
что почти равнодушно воспринял сообщение расходомера топлива о
том, что в корабле осталось всего сорок процентов
первоначального запаса энергии. "Когда стрелка покажет ноль
процентов, я, наконец, отдохну..." - вяло подумал Руссов. Его
охватило тупое безразличие отчаяния, он страшно устал и почти с
радостью прислушивался к коварному голосу энтропии: она звала
его в мрачные океаны вечного небытия. Он закрыл глаза и
бессильно сидел в кресле пилота, опустив руки. В таком
положении он оставался долгие минуты, пока корабль изнемогал в
борьбе с притяжением сверхкарлика.
анабиозе товарищи, которые ждут от него помощи; яркие картины
родной Земли, деятельной и счастливой жизни людей, тружеников и
его братьев. Они продолжают бесконечно совершенствовать Царство
Свободы, скачок в которое начали совершать еще в дни его
далекой юности, в дни, когда "Циолковский" уходил к Альфе
Центавра. Он почти наяву увидел Светлану, услышал ее грудной
голос.
до конца... до последнего эрга", - прошептал он, включая
главный двигатель на полную мощность и стараясь не смотреть на
шкалы расходомеров топлива.
собственного времени ракеты. Оставалось тридцать пять часов
собственного времени ракеты. Оставалось тридцать пять процентов
энергии... двадцать шесть... "Паллады", содрогаясь,
раскачивалась в черном пространстве. На экранах обзора
бесстрастно полыхали какие-то причудливые сияния. Он понял, что
это означает: пространство, смятое чудовищным тяготением
сверхкарлика, почти замыкалось само в себя, неузнаваемо искажая
ход лучей света от далеких светил: звезды с холодным
равнодушием взирали на песчинку, барахтавшуюся в могучих
объятиях космоса. Одиннадцать процентов от исходного запаса
топлива!.. Внезапно он заметил, что стрелка указателя скорости
корабля стоит на месте! Это могло означать только одно:
реактивная тяга "Паллады", в течение четырнадцати суток
израсходовавшей три четверти своих гигантских энергетических
запасов, уравновесила, наконец, невообразимое тяготение звезды
Цвикки, которая так и не показала свой страшный лик на экранах
обзора. Корабль мучительно вибрировал в гибельном равновесии.
Его двигатели не могли ни на грамм увеличить силу своей тяги -
они давно уже работали на опасном пределе, а сверхкарлик уже не
мог ничего прибавить к силе порожденного им колосса гравитации.
Руссов в отчаянии посмотрел на белый диск регулятора мощности
радиоквантовой генерации: он был выведен до отказа. Сознание
неотвратимости скорой гибели астролета исторгло у Руссова крик
ярости и бессилия. Он уже ни на что не надеялся, даже на чудо.
И вдруг пришла робкая мысль: "Стартовые двигатели!.. Два
миллиона тонн дополнительной тяги!" Руссов рванул диски
включения стартовых двигателей, ясно сознавая, что, расходуя
стартовое, а, следовательно, и посадочное топливо, лишается
возможности посадить впоследствии корабль на Землю или другую
планету солнечной системы...
побеждающего разума. Стрелка указателя скорости сразу ожила,
затрепетала и лениво поползла вправо. Три часа гремела эта
песня и умолкла: кончилось ядерно-водородное топливо. По лицу
Руссова текли слезы радости: он знал, что победа осталась за
ним, - сверхкарлик разжал, наконец, свои объятия. Пронзительный
вой проснувшегося гравиметра показался ему небесной музыкой. По
мере того как "Паллада" все дальше уходила от сверхкарлика,
этот вой постепенно сменялся басистым урчанием; потом звук стал
повышаться, в нем появились музыкальные тона - и вот уже снова
полилась убаюкивающая песня - сказка свободного пространства!..
инерциальный полет. У него еще хватило сил подняться и дойти до
дверей анабиозной каюты. Он хотел сказать "спящим" товарищам,
что они спасены во второй раз, но упал на пороге, погрузившись
в непробудный сон смертельно уставшего человека... Однако,
проснувшись много часов спустя, он все-таки вошел. Подобные
гигантским вытянутым грушам, голубые корпуса ванн встретили его
мягким сиянием прозрачных стен, торжественной тишиной сладкого
забытья. Он долго всматривался в лица друзей и беззвучно
плакал. В этих слезах было все: и радость спасения, и надежда
еще увидеть товарищей живыми, и сознание непреходящей радости
бытия, когда сердце бьется в унисон с сердцами всех людей. Ему
показалось, что лицо Светланы, которое туманно рисовалось в
недрах мерцающей жидкости, вдруг ожило в улыбке, а губы
невнятно произнесли слова одобрения и привета...
ценой, помогли ему с абсолютной точностью нацелить "Палладу" на
солнечную систему. Это было теперь так просто: перо автомата
вычертило на курсовой карте уже две стороны треугольника, в
вершинах которого лежали Солнце, Альфа Эридана и звезда Цвикки.
Ему оставалось лишь соединить прямой линией точку на карте,
обозначавшую местоположение сверхкарлика, с условным знаком
Земли, - он замкнул, таким образом, геодезическую мировую линию
движения "Паллады" в пространстве. Уточнение и исправление
программы заняло не более пяти дней.
одиннадцатипроцентного запаса внутринуклонной энергии, Руссов
разогнал "Палладу" до скорости равной - увы! - лишь восьми
тысячам километров в секунду: больше тратить топливо было
нельзя, ибо нечем было погасить достигнутую скорость при
подходе к солнечной системе. Огромное нервное и физическое
напряжение последних недель не прошло для него даром: он был
близок к полной прострации и желал только одного - покоя. Покоя
и отдыха, небытия и забвения! Поэтому Руссов почти равнодушно
воспринял эти две цифры - "девять" и "восемь тысяч". Девять
парсеков, которые нужно было пройти до Солнца, и 8 тысяч
километров в секунду - скорость, с которой вынуждена теперь
ползти "Паллада", не имея топлива для дальнейшего разгона... Не
страшило его и то, что в результате столь малой скорости между
кораблем и Солнцем пролегло теперь шестьсот лет пути.
"Анабиоз... отдых... забвение", - шептал он, как в бреду,
настраивая реле времени одной из пустующих анабиозных ванн. Но
все же, прежде чем погрузиться в анабиоз, он гигантским усилием
воли заставил себя тщательно проверить показания всех приборов
управления, прослушать стройную симфонию, которую они
разыгрывали в честь победы над космосом, и заложить в
управляющее устройство сверхмощного радиопередатчика короткую
программу, которая спустя шестьсот лет оживет в его сигналах:
радиопередатчик будет монотонно слать в эфир позывные "Паллады"
и слова, исполненные великой простоты: "Я - "Паллада"...
Шестьсот лет иду по инерции... Могу затормозиться только до
планетарной скорости... Для посадки нет топлива... на борту
мертвый экипаж".
x x x
того, как Руссов лег в анабиоз. Он не слышал и не мог слышать,
как роботы, повинуясь заложенной им программе, в последний раз
включили квантовые генераторы, как мощно запели магнитные поля,
направляя поток радиоквантов, как затем умолкли двигатели,
израсходовав последний киловатт энергии, но погасив скорость
корабля до пятидесяти километров в секунду. "Паллада" вторглась
в окрестности Плутона, посылая в пространство крик отчаяния: "Я
- "Паллада"... Спасите нас, люди Земли!.."
которое должно было "разбудить" его при подлете к солнечной
системе. Поэтому он не мог видеть картину собственного
спасения. Радиоголос "Паллады" был услышан и расшифрован
станцией межзвездных кораблей на Титане [Титан - крупнейший
спутник Сатурна.]... Два гигантских спасательных звездолета
настигли мертвую "Палладу" в тот момент, когда она, пройдя по
инерции всю солнечную систему, готовилась опять - теперь уже
навсегда - кануть в космос. Уравняв свои скорости с ее
скоростью, корабли заключили ее в могучие объятия
соединительный ферм, а затем бережно понесли на Титан.
находится. Он лежал в комнате с прозрачными стенами, сквозь
которые четко рисовался огромный диск Сатурна, висевший в
Контровский Владимир
Жюль Верн
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий