Николай Александрович Самохин, пожилой врач с тяжёлой, трудной судьбой, как—то подошёл к Лине Ивановне, поздравил её с праздником, поцеловал руку и в шутку спросил:
— Вот вы, Лина Ивановна, всем все рассказываете, а меня, вашего старого поклонника, забыли?
Так она ему такое порассказала, что старик долго не мог опомниться.
Он был репрессирован. Двенадцать лет провёл в лагерях. А Лина Ивановна напомнила ему такие эпизоды из этих страшных лет, о которых он и сам почти забыл. И о шраме на ноге, который он заработал в драке с уголовниками, и о болезненном ушибе, полученном в детстве при падении с крылечка, и о неожиданной встрече с девушкой, которую считал погибшей, и о многом—многом другом, о чем иногда и вспоминать не хотелось.
Постоял Самохин ошеломлённый, постоял да и пошёл, покачивая головой и что—то приговаривая.
После этого эпизода вызвал её к себе главврач. Моложавый, крепкий, без единой морщинки на полноватом, хорошо сохранившемся, несмотря на приличный возраст, лице.
— Ну что, Бударова? Мне тут про тебя все уши прожужжали! Говорят, что и цены тебе нет, и что чудеса можешь делать, экстрасенсом, понимаешь, работаешь. А мне, между прочим, не экстрасенсы, а сёстры нужны. Ясно? Сё—стры!
Лина Ивановна помолчала, посмотрела в его красивые, навыкате глаза и сказала:
— Леонид Михайлович, ваша дочь сегодня экзамен в институт не сдаст.
— Какая дочь? Ошибаешься, милая. Моя дочь еще в детский сад ходит.
— Не эта, другая, старшая, от первого брака.
Леонид Михайлович поперхнулся. Схватился за трубку. Набрал номер:
— Валя, Валя, это я. Где сейчас Зина? Так, так, ну ладно, позвони сразу, как только приедет... Ну ладно, это ты могла и от соседей узнать. А про меня, про меня лично что ты знаешь, что можешь сказать?
— Да всё знаю. Вижу пятнышко на двенадцатиперстной кишке, в желудке слизи много, геморрой у вас, извините. Два полипа в толстой кишке. Гланды у вас в шестнадцатилетнем возрасте удалили. Корью болели, свинкой, мочеполовыми болезнями. О, у вас, оказывается, был...
— Хватит, хватит, успокойся! — замахал руками главврач. — Ну ты даёшь, Бударова! Однако... Не вздумай кому—нибудь ляпнуть об этом. Это ведь давно, в молодости было.
— Не так уж давно. Это было восемь лет назад. Вы тогда...
— Не надо, не надо... Можешь идти, Бударова. Работай, работай, спокойно работай. Но о нашем разговоре — ни слова. Ты ведь понимаешь, авторитет главврача и все такое прочее...
— Знаю, но людям я все равно помогать буду. Не могу без этого.
— Да ради бога, делай, что хочешь...
Когда Лина выходила из кабинета, Леонид Михайлович вкрадчиво спросил:
— А что, если мы вас, Лина Ивановна, немного поисследуем?
— Пожалуйста, я готова.
В это время раздался телефонный звонок. Леонид Михайлович поднял трубку.
— Так... значит, не сдала,— протянул он и его лицо помрачнело.
Главврач никогда не забывал о своих намерениях. Через три дня Лину Ивановну пригласили в специализированный институт и провели ряд комплексных исследований.
Учёные были потрясены. У медсестры Бударовой обнаружено сильнейшее биополе. В одной из лабораторий во время эксперимента она своим биополем отклонила лазерный луч. На чувствительный магнитофон записали сигналы, исходящие из её рук. Через непрозрачный экран воздействием биополя ей удалось изменять частоту электрических колебаний у электрических рыбок, в частности у нильского слоника.
Когда ей приводили онкологических больных, она безошибочно определяла, в каком месте находится опухоль и её характер.
По словам Лины Ивановны, раковая опухоль издаёт фиолетовое свечение.
Полученные данные позволяли говорить о феномене Бударовой. Однако нашлось немало скептиков, утверждающих, что всё это мистика, далёкая от настоящей медицины. Дело кончилось тем, что главврач оставил Лину в покое. Правда, её перевели сестрой в психоневрологическое отделение, взяв слово не заниматься предсказаниями и пророчествами.
Между тем к «доктору» Лине ходили на приём. Ходили многие, в том числе и врачи, правда, стоит отметить, что свои визиты они отнюдь не афишировали.
А ведь стоило, стоило к её словам прислушаться хоть иногда, хотя бы от случая к случаю.
Судьба дала мне счастье видеть эту женщину, говорить с ней, между прочим, она мне здорово помогла.
Что в ней удивляет, так это вера... Именно вера, по её словам, помогает ей исцелять людей, предсказывать будущее.
Лина Ивановна рассказывала мне, что она даже с мёртвыми может говорить. Но далеко не всегда, лишь когда впадает в транс.
Она чувствует всё сначала головой, местом, к которому давно, в далёком детстве, притронулись чьи—то руки, потом мозгом, а потом слухом... Ей слышится чужой незнакомый голос, как по междугородному телефону. Порой громче, иногда тише.
Если б кто—нибудь знал, скольким людям она принесла покой! Сколько вдов нашли могилы своих мужей! Скольких она своевременно предостерегла, спасла от смерти!
Ведь она не только Великую Отечественную войну предсказала, но и венгерские события 1956 года, и чехословацкий инцидент в 1968 году, и войну в Афганистане, и Чернобыль...
А совсем недавно мне стало известно, что она предсказала землетрясение в Армении, правда, никто к её словам не прислушался...
А может, стоило, стоило прислушаться!...
Так и живёт среди нас простая русская женщина, медсестра Лина Ивановна Бударова. Добрая, отзывчивая, с лучистыми серыми глазами, с тёплыми ласковыми руками, с горячим и верным сердцем...
— А может, все—таки в этом что—то есть... Может, она, Лина, попала в параллельный мир и вернулась оттуда. Вернулась со Знанием Будущего, вернулась с Могуществом, которое может приносить неоценимую пользу людям, исцеление, наконец, если хотите, прозрение...
Может, мы чего—то недопонимаем или просто не хотим? А нам стоит оглядеться и посмотреть внимательнее на себя, своих близких, знакомых, вообще окружающих!
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
SOS
Комиссар полиции Альберто Сабатино вторые сутки сидел в своём кабинете и готовил заключение по весьма важному делу, о ходе расследования которого он докладывал лично прокурору республики.
Угасающие силы комиссара поддерживались лишь десятками выпитых чашечек ароматного кофе,— его недурно готовил молодой помощник Тино Пратолтини, недавний выпускник Высшей полицейской школы в Турине. Поэтому, услышав осторожный стук в дверь, Сабатино раздражённо рявкнул: «Войдите», не поднял головы и продолжал писать. Но когда на письменный стол упала чья—то бесформенная тень и хрипловатый голос произнёс: «Простите, синьор комиссар»,— пришлось поднять голову и взглянуть на посетителя.
Это была пожилая женщина со следами былой красоты на испещрённом морщинами, преждевременно состарившемся лице. По акценту, да и по её внешнему виду она, скорее всего, походила на испанку. Видимо, одна из тех, кто прислуживал в богатых домах здешних землевладельцев.
Подслеповато щурясь, она протягивала завёрнутый в старую замусоленную газету продолговатый предмет.
— Что это ты сюда притащила, здесь полицейское управление, а не мусоросборник! — не сдержавшись, заорал Сабатино.
— Санта Мария, извините, синьор комиссар, но я подумала, что это важно,— испуганно пролепетала женщина.— Мне показалось, что на нём следы крови,— трясущимися руками она развернула газету и протянула ему круглый пенал стального цвета.
Взяв его в руки, комиссар увидел, что пенал сделан из неизвестного материала, напоминающего пластмассу, но необычно тяжёлого, и на нём имеются бесформенные бурые пятна, действительно похожие на засохшие капли крови. Однако перевернув его обратной стороной, он был поражён, увидев три корявые буквы SOS, тоже, пожалуй, написанные кровью.
— Где ты нашла и почему не оставила на месте? Надо было вызвать туда полицию и ничего не трогать руками,— возмутился комиссар.
— Понимаете, синьор комиссар, я рано утром пошла на рынок, а по дороге завернула к Марии Алонсо, моей подруге, она служит у господ Бальони. Вы, наверное, знаете, их дом стоит почти на самой набережной. Как вдруг увидела, что над моей головой пронеслось ослепительно яркое белое облако. Я даже присела от страха, а когда подняла голову, то увидела, что никакого облака нет. А почти рядом со мной, у самых ног, лежала эта странная коробка. Матерь божья, клянусь вам, синьор комиссар, её не было раньше на дороге. Я плохо вижу и всегда внимательно смотрю перед собой. Мне показалось, что это может быть важным для вас и, поэтому, не заходя к Марии, сразу отправилась к вам, завернув коробку в газету,— бормотала испанка.
— Ладно, оставь свой адрес помощнику, может быть ты мне ещё понадобишься, и иди,— махнув рукой, сказал Сабатино.
Покрутив пенал в руках, он заметил, что с одной стороны у него имеется плотно подогнанная крышка. Достав из ящика стола перочинный ножик, комиссар лезвием отковырнул крышку, и из пенала высыпались ярко—зелёный небольшой шарик, прозрачная пластиковая капсула с завинчивающейся пробкой, наполненная тёмно—зелёной маслянистой жидкостью, и пачка свёрнутых в трубочку исписанных листков из карманного блокнота.
Развернув листки, Сабатино углубился в чтение и уже не мог оторваться, не дочитав их до последней строчки.
«Внимание! Опасность! Смертельная опасность угрожает всему человечеству!!!
Я, Дик Уоллер, преподаватель медицинского колледжа, штат Калифорния, Сан—Франциско, 31116308—XI 13 сентября приехал в Палермо, взял напрокат машину и отправился поглазеть на знаменитые древнеримские развалины. Проезжая мимо одной из горных деревушек, я на несколько секунд вышел из машины, чтобы слегка размяться. Дорога была пустынна. Вечерело. На небе уже высыпали первые звезды. Вдруг все вокруг осветилось. Надо мной, буквально в 30— 40 метрах, неподвижно висел огромный сияющий шар. Некоторое время он не двигался испуская расходящиеся в разные стороны лучи. Остолбенев от испуга, первое мгновение я даже не мог шевельнуться.
Как и все люди моего поколения, я время от времени читал о летающих тарелках, но, честно говоря, считал эти сенсационные измышления лишь ловкой выдумкой журналистской братии. Правда, это была не тарелка, а шар, но, прямо сказать, зрелище было не из приятных. Тем более, что он начал опускаться все ниже и ниже.
Машина стояла с включённым двигателем, потому когда я пришёл в себя, то юркнул в неё и захлопнул дверцу и, нажав педаль газа, хотел рвануться с этого злосчастного места. Однако мотор сразу заглох. Проверив зажигание, свет фар и показания приборов, я убедился, что все было в исправном состоянии, но двигатель не работал. Попробовав ещё раз запустить мотор, я убедился в бесполезности этой затеи.
Тогда, выбравшись из машины, я хотел было улизнуть, но почувствовал, как будто железные обручи перехватили моё тело поперёк. Руки и ноги, казалось, сковали тяжёлые чугунные цепи. И вдруг какая—то сила оторвала меня от земли и я медленно поплыл вверх.
Внезапно я увидел, что поверхность шара потемнела, стала матовой и в нем открылся шестиугольный проем, через который меня словно вихрем затянуло внутрь. Едва я очутился в самом шаре, как проем затянулся, словно его и не было, и вскоре передо мной оказалась исключительно ровная и гладкая поверхность. Неожиданно невидимые тиски разжались, обручи разошлись и я оказался в большом овальном помещении с блестящими стенами.
Откуда—то из—под потолка исходил мерцающий сиреневатый свет, который, отражаясь от полированных стен, создавал впечатление, что всё происходит в полупрозрачной дымке. Постепенно сиреневый свет превратился в лиловый, затем пожелтел, а когда всё вокруг позеленело от изумрудного свечения, передо мной оказались четыре высоченных существа. Рост их превышал два с половиной метра.
Одетые в чёрную униформу, внешне они напоминали людей, но голову скрывал остроконечный капюшон, который почти полностью закрывал лицо, спрятанное за толстыми, непрозрачными, похожими на очки, мозаичными стёклами.
Огромной ширины плечи, выпуклая грудь и всё туловище, переходящее в две длинные, широко расставленные ноги, были обтянуты эластичной тканью. Спускающиеся от плеч рукава, казавшиеся как—то особенно узкими и длинными, заканчивались толстыми семипалыми перчатками, сделанными из той же ткани. Хотя я не видел их глаз, ни их выражения, но почувствовал, почувствовал всей кожей, всеми мозговыми извилинами этот холодный безжалостный взгляд. Взгляд беспощадного убийцы, спокойно выбравшего себе жертву. Они стояли молча и смотрели... Смотрели долго и сосредоточенно.
Мне казалось, что их взгляд проникает в каждую клеточку моего тела, разлагая её на составные части. Вдруг один из них шевельнул рукой и направил на меня оттопыренный палец левой перчатки. Через мгновение вся одежда с меня свалилась. Пояс и пуговицы вместе с ботинками отскочили куда—то в сторону. В результате, перебирая ногами по холодному гладкому полу, совершенно голый, до смерти испуганный случившимся, я дрожал, стоя перед этими монстрами, не зная, что они собираются дальше предпринять.
Наконец, один из них, находившийся ближе к стене, провёл рукой, в ней появился предмет, отдалённо напоминающий пульверизатор. Он обрызгал меня с ног до головы какой—то пахучей голубоватой жидкостью и жестом указал приблизиться к нему. Совершенно потеряв голову от страха, я сделал два робких шага в его сторону, кто—то из них толкнул меня в спину и я буквально влетел в неизвестно как и откуда появившееся новое помещение.
В круглой комнате располагались многочисленные и непонятные по назначению аппараты, приборы, стеклянные трубки, провода. Исследовательская лаборатория! Тут же находилось трое Пришельцев, которые, не обращая на меня никакого внимания, колдовали над прозрачным сосудом, похожим на аквариум. В нём плавали какие—то диковинные зелёные существа с длинным змеевидным телом, с несколькими хвостами и непропорционально большой квадратной головой, украшенной ярко—оранжевым гребнем.
Так я простоял довольно долго, пока от холода меня не охватил озноб. Один Пришелец приблизился ко мне и указал на стоявшее в углу кресло, которое я сразу не заметил. Оно чем—то напоминало зубоврачебное, но было значительно больших размеров, а из спинки и подлокотников торчало множество тонких покачивающихся стержней с красными шариками на концах, испускавших пульсирующие световые лучи.
Слепо повинуясь, я подошёл к нему и тут же был схвачен силовым полем, которое глубоко вдавило и распластало меня на сиденье. Одновременно сотни, тысячи иголок воткнулись в мой мозг, перед глазами засверкали молнии, дикая боль пронзила затылок и я потерял сознание.
Очнувшись, я заметил, что нахожусь в той же комнате, но на противоположном её конце, на белом металлическом топчане. Все моё тело было облеплено какими—то присосками со шлангами, из которых в стеклянные колбы лились струйки крови, моей крови...
Эти подонки, видимо, решили выкачать у меня всю кровь. Когда колбы заполнились до краёв, присоски сами отскочили от тела, оставив после себя малиновые пятна. От большой потери крови я здорово ослаб и, по всей вероятности, отключился, так как когда пришёл в себя, то с удивлением обнаружил, что одетый лежу на высокой подставке в узком стеклянном ящике.
Над моей головой находилось небольшое отверстие, скорее всего, оставленное для дыхания...
«Прямо—таки спящая красавица»,— с горечью подумал я и увидел, что через это отверстие медленно вползает жёлто—зелёное газовое облако. Я всей грудью вдохнул нестерпимо горький и горячий воздух, который тут же обжёг гортань и лёгкие и, задыхаясь, почувствовал, что куда—то проваливаюсь.
Открыв глаза, обнаружил, что по—прежнему лежу в своём хрустальном саркофаге около гигантского круглого стола, уставленного различными предметами, назначение которых, пожалуй, явно недоступно моему пониманию. Правда, в центре находилось ромбовидное плоское блюдо с зеркальной поверхностью, на нем лежала кучка маленьких зелёных шариков. По всему периметру расположились металлические полосы с образцами земных минералов. Я не геолог, но часть из них показалась мне знакомой. Здесь находились и кварцит с вкраплёнными золотыми жилками, и необработанный алмаз, и горный хрусталь, и кусок железной руды, и множество других, мне неизвестных.
Дальский Алекс
Перумов Ник
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Пехов Алексей
Майер Стефани