гордость факультета. Не по летам степенные, важные неимоверно. Активные
общественники, отличники высшей пробы, персональные стипендиаты.
двойки на тройку, частенько посещал отнюдь не Третьяковскую галерею или
Большой театр, а Тишинский рынок - самую экзотическую по тому времени
московскую толкучку.
друзей. С одним из них, Евгением Осиповичем Розовым, Плотников встретился
через многие годы, причем от важности того не осталось и следа:
(бывает и такое!). Даже оппонировал на защитах своих бывших
преподавателей. Его добропорядочный друг сделался профессором десятью
годами позже, почти в одно время с Плотниковым.
Розов, - как и мы с тобой.
слышал?
Парфенович, страшно сказать, ныне академик, лауреат, удостоен самых
высоких наград и постов. Неужто тебе ничего не говорит фамилия...
с третьего курса чуть не выперли!
прием еле записался. Все-таки принял... Стал прошлое вспоминать. "Хорошее,
- говорит, - было время. Помнишь, как по девочкам бегали?" - "Что вы,
Николай Парфенович, - отвечаю. - Я их тогда как огня боялся, сейчас
наверстываю".
задумывался над вопросом: чем можно объяснить невероятную метаморфозу?
Обыкновенный, весьма посредственный паренек становится одним из крупнейших
академиков. Как это произошло?
проще говоря - нянек, призванных опекать великовозрастных младенцев. Еще
не придумали навязшую в ушах фразу: "Нет плохих студентов, есть плохие
преподаватели". И преподаватели не боялись попасть под сокращение штатов,
наставив двоек "сверх меры". Спрос со студентов был намного выше, но и
доверяли им больше.
затеей. Человек получил все права гражданства, может избирать и быть
избранным в Верховный Совет, но в вузе остается дитятей, которого нужно
все время "воспитывать" и "организовывать"!
формально, для галочки, неизбежно превратится в свою противоположность.
Что такая, с позволения сказать, "работа" отбивает охоту к
самостоятельности, лишает чувства ответственности, порождает
инфантильность, плодит циников... И все это из благих намерений, которыми,
как известно, вымощена дорога в ад!
А оно - искусство. Самое высокое из искусств. Какой же профанации мы его
иногда подвергаем!"
общежитии.
пестрые обрывки бумаги, - эта порнография висела на стенах! Ну, я им и
показал!
Плотников.
вот "борцом с порнографией"? Не приведи бог!"
стать человеком...
о стариках... Мне приходилось общаться со многими, переступившими рубеж
старости. С некоторыми долгое время. Родные, соседи, знакомые... Я помню
их лица, об одних думаю с симпатией, другие вызывают у меня неприязнь,
кое-кто безразличен. Эти же двое занимают в моем сознании особое место.
рисует новый облик, высвечивает иные черты. Парадокс? Пожалуй, нет. Не
случайно Пушкин на большинстве прижизненных портретов не похож на самого
себя, словно позировали художникам разные, лишь отдаленно напоминающие
друг друга люди. Видимо, чем богаче, многообразней, насыщенней внутренний
мир человека, тем неоднозначней внешние черты. Лишь лет сто спустя возник
"узнаваемый" Пушкин - усредненный, "облагороженный", нивелированный и, по
сути, трафаретный образ, сложившийся в результате многократного
копирования одного-двух "избранных" портретов. И теперь актер, играющий
роль Пушкина, кажется нам более похожим на него, чем показался бы сам
поэт...
этого слова. У меня было немало учителей, и среди них несколько
прекрасных, например, профессор Н., предмет единодушной влюбленности
сокурсниц.
заграничной командировки. Тогда на одежду не обращали и тысячной доли
нынешнего внимания. Любое "материальное окружение" казалось чем-то
непрочным, зыбким, преходящим.
обращались в ничто наши домашние очаги. Нам доводилось топить "буржуйки" -
мгновенно нагревавшиеся и столь же мгновенно остывавшие жестяные печки -
любимыми книгами: коробились и рассыпались в прах страницы бессмертных
произведений, спасая своим теплом жизнь. Мы помнили груды одежды в мертвых
бараках Освенцима и мюнхенские фраки дипломатов на довоенных
киноэкранах...
бушлат, кирзовые сапоги с заплатками - лодыжка к лодыжке - были привычны и
дороги большинству из нас. Тех, кто старался выделиться - стрижкой,
модными брючками, - мы презирали со всей бескомпромиссностью молодости.
рукой стирал с доски формулу, из-под пиджачного рукава и накрахмаленного
манжета сорочки с бриллиантовой (мы почему-то были убеждены в этом)
запонкой выглядывали часы на массивном золотом браслете.
даже само собой разумеющимся; кесарю - кесарево, богу - божье.
что сонным голосом, но потрясающе доходчиво, а главное, интересно, хотя не
допускал ни шуток, ни отступлений от темы. Вообще он держал и сотрудников,
и студентов на расстоянии, был сух и подчеркнуто официален. Его знания нас
подавляли.
порядок в аудитории тоже казались сами собой разумеющимися.
приглашение участвовать в юбилейных торжествах, я снова побывал на его
лекции. Лучше бы не делал этого!
Я увидел увядшего, ссутулившегося человека, перебиравшего листки на
кафедре. Куда девался профессорский лоск! Поношенный, мятый костюм,
несвежая сорочка, неопределенного цвета галстук. Ни дорогих запонок, ни
золотых часов, ни перстня на безымянном пальце холеной руки, ни самой
холености...
словно искристый бриллиант контраста ради поместили в тусклую платиновую
оправу. А теперь платину подменили алюминием, бриллиант - дешевым стеклом:
в каждой фразе сквозили усталость и безразличие. Раньше профессор, при
всей внешней сухости, жил влюбленной в него аудиторией, крошащимся под
энергичным нажимом мелком, влажной тряпкой над крахмальным манжетом. Ныне
- отбывал опостылевшую повинность.
Бора и опустошенным сердцем, предпочел помнить профессора таким, каким
знал, - молодцеватым, независимым, словно застегнутым изнутри на все
пуговицы, и притом щедро дарившим пусть не сердце - знания.
озарили уже будучи стариками, под восемьдесят или даже за восемьдесят. Я
говорю "озарили", потому что встречи с ними напоминали вспышки молний,
выхватывающие из тьмы причудливые контуры причудливых предметов. И эти
выхваченные на миг контуры до сих пор хранит сетчатка глаз...
классе. Он жил в доме напротив, был одинок. Стол, заправленная солдатским
сукном койка, несколько венских стульев - вот и вся запомнившаяся
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Орлов Алекс