когда вы, ваше сиятельство, делаете смотр своему женскому батальону.
глаза никогда еще не видели? Если маэстро Порпора сыграл со мной такую
шутку...
Это бедная девушка, которая поет в хоре, когда бывает нужно; профессор
дает ей частные уроки из милости, но еще более из любви к искусству.
удовлетворить профессора нелегко и он не особенно щедр ни на свое время,
ни на свой труд. Может быть, я слышал ее когда-нибудь, но не знал, что
это поет именно она?
перь это взрослая, сильная девушка, прилежная и ученая, как сам профес-
сор; спой она на сцене три такта рядом с Кориллой, ту бы сразу освиста-
ли.
выступать на своих больших вечернях?
завистливые и мстительные ученицы пригрозили выгнать ее, если только она
появится среди них...
она бедна и низкого происхождения... как и я, ваше сиятельство, которо-
го, однако, вы милостиво приближаете к себе. А эти злючки грозили про-
фессору пожаловаться вам на то, что он, вопреки правилам школы, приводит
в класс частную ученицу.
в вашем присутствии, и тогда вы сами будете иметь возможность судить о
ее голосе и огромном даровании.
воришь, что я когда-то слышал ее... Я пытаюсь припомнить, но...
Перголезе...
необыкновенные!
всего четырнадцать лет.
имя...
еще посмеялись над вашей любовью. Консуэло! Так, так... любимица профес-
сора, умница, но очень некрасива.
жении нет ни капли здравого смысла. Чтобы заменить Кориллу, надо быть
ангелом красоты, твоя же Консуэло, я прекрасно припоминаю теперь, не
только некрасива, а просто уродлива.
а Андзолето все стоял, потрясенный, и, вздыхая, повторял: "Она уродли-
ва!"
тем это правда, что у Андзолето не было сложившегося мнения насчет того,
красива или некрасива Консуэло. Она была существом, столь обособленным
от всех и незаметным в Венеции, что никому и в голову не приходило при-
поднять окутывавший ее покров забвения и мрака, чтобы взглянуть, под ка-
кой оболочкой - привлекательной или неприметной - проявляются ее ум и
доброта. Порпора, для которого ничего не существовало, кроме искусства,
видел в ней только артистку. Соседи ее по Корте-Минелли не ставили ей в
укор невинную любовь к Андзолето: в Венеции не очень строги на этот
счет. Но порой они все-таки предупреждали ее, что она будет несчастна с
этим бездомным юношей, и советовали ей выйти замуж за честного, смирного
рабочего. А так как она обычно отвечала, что ей, девушке без семьи и
опоры, Андзолето как раз и подходит, и к тому же за все шесть лет не бы-
ло дня, когда бы их не видели вместе, причем молодые люди из этого не
делали тайны и никогда не ссорились, то в конце концов все привыкли к их
свободному и неразрывному союзу. Никто из соседей никогда не ухаживал за
"подругой" Андзолето. Оттого ли, что она считалась его невестой, или
вследствие ее нищеты? Или ее наружность никого не прельщала? Наиболее
правдоподобно последнее предположение.
тырнадцати лет бывают обыкновенно худы, неловки, что в чертах их лица, в
фигуре, в движениях нет гармонии. К пятнадцати годам они как бы "переде-
лываются", по выражению пожилых француженок из простонародья, и вот та,
которая казалась прежде уродом, вдруг становится если не красивой, то по
крайней мере миловидной. Есть даже примета, что для будущности девочки
невыгодно, если она слишком рано бывает хорошенькой...
и про нее перестали говорить, что она некрасива; да она и в самом деле
не была уже некрасивой. Но так как она не была ни дофиной, ни инфантой и
ее не окружали придворные, кричащие о том, как со дня на день расцветает
красота царственного ребенка, так как некому было печься с нежною забо-
той о ее будущности, то никто и не потрудился сказать Андзолето: "Тебе
не придется краснеть перед людьми за твою невесту".
него не имело никакого значения, а с тех пор как о наружности Консуэло
больше не говорили ни хорошо, ни дурно, он и вовсе перестал об этом ду-
мать. Его тщеславие было направлено теперь в другую сторону - он мечтал
о театре, о славе; ему было не до того, чтобы хвастаться своими любовны-
ми победами. К тому же жгучее любопытство, этот спутник ранней чувствен-
ности, было у него в значительной мере утолено. Я говорил уже, что в во-
семнадцать лет для него не было тайн в любви, в двадцать два года он уже
был почти разочарован, и в двадцать два года, как и в восемнадцать, его
привязанность к Консуэло, несмотря на несколько поцелуев, сорванных без
трепета и возвращенных без смущения, была так же безмятежна, как и преж-
де.
не отличавшегося, объяснялись тем, что беспредельная свобода, которой,
как упоминалось в начале этого рассказа, наслаждалась юная пара, посте-
пенно ограничивалась и мало-помалу, с течением времени, почти исчезла.
Консуэло было около шестнадцати лет, и она все еще продолжала вести бро-
дячую жизнь, убегая после занятий в консерватории на Пьяццетту разучи-
вать свой урок и лакомиться рисом в обществе Андзолето, когда мать ее,
вконец изнуренная, перестала петь по вечерам в кафе, где она до сих пор
выступала, играя на гитаре и собирая деньги в деревянную тарелочку. Бед-
ная женщина приютилась на одном из самых нищенских чердаков Корте-Минел-
ли и там медленно угасала на жалком одре. Тогда добрая Консуэло, чтобы
не оставлять мать одну, совершенно изменила свой образ жизни. За исклю-
чением тех часов, когда профессор удостаивал давать ей уроки, она либо
вышивала, либо писала работы по контрапункту, не покидая изголовья своей
властной, но сраженной нуждою матери, которая сурово обращалась с нею в
детстве, а теперь являла собою ужасное зрелище агонии без мужества и без
смирения. Любовь к матери и спокойная самоотверженность Консуэло ни на
мгновение не изменили ей. Радости детства, свободу, бродячую жизнь, даже
любовь - все она принесла в жертву без горечи и без колебаний. Андзолето
часто жаловался на это, но, видя, что его упреки бесплодны, решил мах-
нуть рукой и начал развлекаться. Однако это оказалось невозможным. Анд-
золето не был так усидчив в работе, как Консуэло; он наспех и плохо за-
нимался на уроках, которые давал ему так же наспех и плохо его профессор
ради платы, обещанной графом Дзустиньяни. К счастью для Андзолето, щедро
одарившая его природа помогала ему, насколько возможно, наверстывать по-
терянное время и заглаживать результаты плохого обучения; но в итоге у
него оказывалось много часов безделья, и тогда ему страшно не хватало
общества преданной и жизнерадостной Консуэло. Он попытался предаться
страстям, свойственным его возрасту и положению: посещал кабачки, проиг-
рывал с разными повесами подачки, получаемые порой от графа Дзустиньяни.
Такая жизнь продолжалась недели две-три, после чего он ощутил, что его
общее самочувствие, его здоровье и голос заметно ухудшаются... Он понял,
что безделье и распущенность - не одно и то же, а к распущенности у него
склонности не было. Спасшись от порочных страстей, конечно, только из
любви к самому себе, он уединился и попробовал засесть за ученье, но это
уединение показалось ему тягостным и тоскливым. Он почувствовал, что
Консуэло так же необходима для его таланта, как и для счастья. Прилежная
и настойчивая, Консуэло, для которой музыка была такой же родной стихи-
ей, как воздух для птицы или вода для рыбы, любила преодолевать труднос-
ти и, словно ребенок, не отдавала себе при этом отчета в значительности