Чтение 9–й страницы книги ~Светлое время ночи~

- Да нет, все в порядке. Просто хандра - сказывается врожденная угрюмость, - попробовал отшутиться Эгин.

- И качка, - добавил гнорр. - Не иначе, как мы на судне?

Эгин кивнул.

- Куда же мы направляемся?

- Мы плывем в Яг. А оттуда поедем в замок Гинсавер. Странник сказал мне, что именно там следует искать Адагара. Он-то и сделает тело глиняного человека.

- Неужели? Мы едем навестить барона Вэль-Виру? - гнорр изобразил некое подобие улыбки.

- Сам Вэль-Вира нам не нужен. Просто Адагар нынче подвизается у него при дворе.

- Это мило, - сказал Лагха и замолчал.

Эгину вдруг показалось, что в фигуре крошки-гнорра появилась какая-то необычная неуверенность, какая-то сутулость, если не согбенность. Ничего подобного Эгин раньше за дерзким до умопомрачения гнорром не замечал.

- Это мило, - машинально повторил Лагха.

- Что же в этом "милого"? - не выдержал Эгин.

Он уже был согласен обсудить этот невеселый вопрос с Лагхой, лишь бы хоть как-то изничтожить то подавленное состояние неопределенности, в которое он незаметно для себя впал, когда узнал от карлика-аптекаря, где искать Адагара.

- "Милым" я называю все, что заставляет меня чувствовать себя пылинкой, горстью праха, плотным облаком из уязвляющих воспоминаний. Когда вы, Эгин, упомянули Фальм, я почувствовал себя ничем. Воздухом. Травой. Это состояние не лишено своей приятности, как иногда приятно терпеть сильную боль.

- Странное это занятие - терпеть боль и получать удовольствие. Ну да ладно. Почему все же упоминание о бароне Вэль-Вире заставляет вас, мой гнорр, чувствовать себя ничем, горстью праха?

- Видите ли Эгин, я привык контролировать все и манипулировать всем, с чем только прихожу в соприкосновение. Я умудряюсь манипулировать даже вами, будучи при этом всецело в вашей власти. Я стал призраком, но все-таки не утратил привычки чувствовать себя магом, могущественным магом. Так уж получилось, что видеть себя сильным и чуть ли не безупречным стало для меня обычным делом. Так вот: когда я слышу "Фальм", я понимаю, что есть люди и места, которые одним своим существованием отменяют все - и мои манипуляции, и мое магическое могущество, и мою дутую безупречность. Перечеркивают всего меня одним взмахом меча.

- Но почему "отменяют"? Почему "перечеркивают"?

- Потому что когда вы говорите "Фальм", я начинаю понимать, кто и как меня обхитрил. Я начинаю догадываться, кто сделал меня призраком. Пока что это только мои догадки. Но теперь мне совершенно ясно: в повести о развоплощенном гнорре Свода Равновесия и его друге Эгине слишком много слова "Фальм". И осознавать свою ничтожность в некотором смысле немного приятно - это как терпеть боль. Действительно "мило" видеть, как мир из ручного снова становится грозным и непознаваемым. То есть самим собой.

- Вы хотите сказать, что это сделал Вэль-Вира? Что он и есть тот маг, который...

- Это не исключено. Хотя и довольно невероятно. Вэль-Вира скорее наш союзник.

- Первый раз слышу о существовании такого союзника!

- Это значит лишь одно: вы слишком долго не были в столице. Буквально накануне моего развоплощения Совет Шестидесяти разделился на "партию войны" и "партию мира". Мусолили вопрос о военной экспедиции на Фальм. Целью этой экспедиции было уничтожение кого?

- Ну... барона Вэль-Виры велиа Гинсавер, надо думать.

- Все верно, Эгин. Вэль-Виры. Его называли людоедом и кровопийцей. Но, главное, его называли оборотнем. Перевертышем, способным превращаться в сергамену. Наши вельможи с подачи баронов Маш-Магарт были убеждены: таких сергамен следует истреблять до последнего, тем более, что с государственной точки зрения это очень даже заманчиво... Гнорр Свода Равновесия, то есть я, был главным противником этой экспедиции. И был бы им до сих пор, если бы не развоплотился...

- И что, по-вашему, произошло дальше?

- Дальше, насколько мне известно, убили Альсима, который тоже был противником войны с оборотнем Вэль-Вирой.

- А дальше?

- Дальше - не знаю. Но то, что Зверда, моя жестокая девочка, имеет к этому непосредственное отношение, теперь становится мало-помалу очевидным... Когда такие маги, как Адагар, считают для себя правильным околачиваться в каких-то диких горах по полгода, это значит только одно - у них там свои интересы. А поскольку маг имеет только магические интересы, значит, эти интересы есть от кого отстаивать. Предположим, Адагар на стороне Вэль-Виры. Значит, он оказывает ему магическую помощь. Но кто же тогда на стороне баронов Маш-Магарт, основных противников Вэль-Виры и зачинщиков союза с Вараном? Теперь я, кажется, знаю правильный ответ, Эгин. На стороне баронессы Зверды и барона Шоши велиа Маш-Магарт будут воевать великие маги - баронесса Зверда и барон Шоша велиа Маш-Магарт...

- Вы шутите?

- К сожалению, нет, -в голосе гнорра звучала грусть.

- Значит, на барона Вэль-Виру и Адагара все-таки можно положиться?

- Может и нельзя. Да только полагаться нам больше не на кого. Вот уж теперь мне ясно, почему Зверда не отозвалась на мой вопль о помощи. Глупо спасать щенка, которого сам бросил в реку, верно?

- Вы считаете, в вашем развоплощении виновна Зверда?

- Я мечтаю о том, чтобы когда-нибудь оказалось, что я заблуждаюсь. И что Зверда, моя северная лилия, непричастна к этой грязной подмене, но пока... По здравому размышлении выходит, что она и ее муж были заинтересованы в моем частичном устранении больше, чем все остальные известные мне люди. Пар-арценц Сонн, который тоже порядочная сволочь, скорее был бы заинтересован в том, чтобы убить меня. Заметьте, убить, а не подменить. Стоило посмотреть представление в Волшебном театре Ита, чтобы убедиться - никто в Варане не заподозрил этой умопомрачительной подмены. Жизнь там идет своим чередом... Мятежи, смуты... Так что не удивляйтесь, если по прибытии в замок Гинсавер вы обнаружите под его стенами наших коллег из Свода Равновесия... Разве что землетрясение задержит эту экспедицию на месяц-другой.

- Дорого бы я дал, чтобы узнать, что за человек сейчас исполняет обязанности гнорра в вашем теле, - тихо сказал Эгин.

До Фальма оставалось два дня пути.

Эгин вышел на пристань Яга ранним утром.

Сам городишко, да и горы над ним, казалось, плавали в розовом тумане. Пушистые коржи тумана ползли над побережьем. Туман завихрялся, уплотнялся и приобретал очертания аморфных крылатых чудовищ, которые тотчас же распадались, рассеивались, забывались.

Жеребец Эгина еле стоял на ногах. Он едва шел по твердой земле, с трудом удерживая равновесие, и жалобно ржал, запрокидывая узкую породистую морду в розоватое небо. Эгин не стал садиться в седло - после пяти дней в трюме жеребец заслуживал отдыха. Он просто боялся сломать животному хребет.

Ведя коня под уздцы, Эгин проследовал за матросами, которые стаскивали на берег уже знакомые ему мешки, бочки, ящики, коробки, низки сушеных фруктов.

- Вам повезло, гиазир Эгин, - вполголоса говорил капитан, обкатывая на языке желто-бурую жевательную смесь, ближайшей родственницей которой, по слухам, была дым-глина. - Тот груз, что сейчас лежит в моих трюмах, нужно доставить из Яга в Семельвенк. Вот, знач, мои люди сдадут его из рук в руки людям барона Аллерта. А те уже повезут его ихнему хозяину. Так что вы - везунчик.

- Не пойму, в чем здесь везение, - несколько раздраженно заметил Эгин. Цервель, который был до одури влюблен в свою опытность, не относился к людям, приятным в общении.

- Как это в чем? Вы можете пристроиться к каравану. Будете его охранять, не забесплатно, конечно. Слышал, барону Аллерту сейчас знатные воины нужны. Сразу видно, вы в этом деле разбираетесь. Вот и заработали бы, и время с пользой провели. Такая возможность - сама в руки идет!

- Я не зарабатываю своим мечом, - сдержанно ответил Эгин.

- Да? Ну это, знач, еще у вас впереди. Вы еще молодой. Никто не знает, чем завтра будешь заниматься. Может, и мечом будете зарабатывать. Ну нет так нет. Тогда просто пойдете за караваном, с ним легче добраться до Семельвенка. Знаете, дорога там такая, что ее знать надо.

- Но мне необходимо попасть в Гинсавер. Насколько я понимаю, Гинсавер и Семельвенк - это два разных замка.

- Да это без разницы, что два разных! Сначала приедете в Семельвенк, к Аллерту. Породычаетесь там с его супружницей, госпожой Лоей, с его славными чадами, а оттуда, знач, и в Гинсавер. Другой дороги все равно нет.

- Скажите, Цервель, а карты Фальма у вас случайно не найдется?

- Карты Фальма не найдется. Могу дать карту Цинора. Не хотите?

Эгин вежливо откланялся. Хотя легкую антипатию к Цервелю он так и не смог в себе изжить, следовало признать, что среди его полубредовых наставлений и размышлений затесался один грамотный совет.

Утром следующего дня Эгин уже выступил на Семельвенк вместе с караваном барона Аллерта.

Барон Аллерт велиа Семельвенк оказался весьма располагающим к себе господином - обаятельным и мягким.

Эгину было даже немного жаль, что он не может остаться во владениях Аллерта хотя бы на несколько дней - в Западном замке было что посмотреть. Да и сам замок, выглядевший нарядно и экзотично, сразу вызвал к Эгина такой прилив душевного тепла, что он со смехом вспоминал мрачные предостережения аптекаря. Между тем, густой оленьей кровью Эгина тоже кормить не порывались - на обед подавали вполне харренскую еду, разве что немного пересоленную.

Пожалуй, самой ярким свойством натуры барона Аллерта была уступчивость, граничившая временами со слабохарактерностью.

Его супруга Лоя, женщина недалекая, но внушительных форм, была матерью троих ребятишек - двух мальчиков и одной девочки. Лоя помыкала мужем как хотела. Именно Лоя была реальной хозяйкой Семельвенка, как показалось Эгину. Сам же Аллерт, по его собственным уверениям, коротал дни в своей библиотеке и в лесу. "Люблю, знаете ли, гулять. Грибы... ягоды..." - мечтательно говорил барон, глядя через стрельчатое окно на заснеженный лес.

Чужаки в Семельвенке были редкостью, поэтому Эгину, Эгину окс Суру, как он счел возможным представиться, уделили гораздо больше внимания, чем он рассчитывал.

От него буквально не отходила челядь, прислуживавшая на старомодный манер, со множеством поклонов и вежливых оборотов, которые Эгину раньше доводилось встречать только в книгах.

"Не соблаговолит ли сановный пан разверзть свои очи пред скромной трапезой?" - говорила служанка, внося в утром спальню Эгина кувшин с подогретым козьим молоком.

Его закармливали яствами и отпаивали лучшими винами.

Его принимали как аристократа. Эгину было немного не по себе - ведь в действительности на приставку "окс" он не имел права.

Поначалу чета баронов Семельвенк казалась тихой, жизнерадостной и далекой от проблем войны и мира. Создавалось впечатление, что кругозор супругов замыкается земледельческими перспективами. А их интересы не идут дальше хорошей партии для старшей дочери.

Когда же Эгин заикнулся о Гинсавере и Вэль-Вире, бароны сразу помрачнели и словно бы озлобились. Будто Эгин затронул запретную тему и тем выразил свое дурное к ним отношение. Всю жизнерадостность и миролюбие как корова языком слизала.

- Были мы с Вэль-Вирой дружны. Но только прошли те времена, - вздохнул Аллерт.

- Теперь воюем его, вражину, - подтвердила Лоя.

- Позвольте узнать из-за чего?

- Спорим из-за земель, - уклончиво ответил Аллерт.

- Из-за горы Вермаут, - выпалила Лоя.

От Эгина не укрылось, что Аллерт тайком метнул в сторону жены взгляд, исполненный неодобрения.

- А что там на этой горе?

- Там... Да, собственно, ничего, - расцвел в вежливой улыбке Аллерт. - Был бы, знаете ли, предлог. Вермаут - это предлог. На самом деле, мы воюем из-за принципов.

- Значит, вопросы чести?

Лоя и Аллерт согласно кивнули и примолкли. Эгину было очевидно, что его расспросы они считают неуместными. Если не невежливыми.

- А правда ли, что барон Вэль-Вира умеет обращаться в сергамену? - поинтересовался Эгин, памятуя рассказ Лагхи.

- Правда, - ответил Аллерт.

- Правда, - ответила Лоя.

- Видел ли кто-нибудь этого сергамену собственными глазами?

- Вот попадете в Гинсавер - и увидите страхолюдище сами, - отрезала Лоя.

- Но ведь вы же сказали, что раньше были дружны. Раньше, выходит, он не обращался?

Лоя и Аллерт недоуменно переглянулись.

- Нет. Раньше - нет.

Эгину стоило большого труда смирить свое любопытство и прекратить расспросы. По недовольным лицам хозяев Эгин видел, что если он не обуздает свое любопытство, то рискует лишиться расположения баронов навсегда. И Эгин более не вспоминал о сергамене до самого своего отъезда, который состоялся через два дня. Но этот разговор заронил в его душу зерно сомнения - в самом ли деле бароны Семельвенк такие простаки, какими пытаются казаться?

Над этим вопросом он размышлял чуть ли не весь путь до Гинсавера. Тем более, что его внимательный глаз то и дело примечал в придорожных зарослях черные жемчуга глаз снежно-белой суки, чуть больше обычной.

Сука двигалась тяжело и как-то неловко, словно была овцой, надевшей собачью шкуру. Но в ее удивительных глазах чувствовались сила и ум. На животе у суки розовели тяжелые сосцы.

Эгин поманил собаку куском лепешки. Но та не подошла. То ли из осторожности, то ли оттого, что была сыта. Было в глазах животного что-то от глаз баронессы Лои - бесхитростное, природное, чуждое условностям пола.

Но Эгин гнал мысли о сходстве прочь. Поскольку в компании этих мыслей на дороге, соединяющей Гинсавер и Семельвенк, можно было запросто сойти с ума. То и дело лес звенел на низкой ноте, словно сплошь состоял не из деревьев, а из басовых струн каниойфаммы.

То и дело жеребец становился, как вкопанный, не желая двигаться дальше. И только лакомством можно было заставить его двигаться дальше. Когда Эгин завидел вдали впечатляющие стены Гинсавера, его жеребец огласил окрестности ликующим ржанием.

Да и сука куда-то пропала.

ГЛАВА 7. ЩЕПЕТИЛЬНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

"Навязчивость - первая добродетель кавалера."

"Канон Любовной Науки, писанный Юмиохумом, возлюбленным пажом императрицы Сеннин"

- Извини, что нарушаю твой покой. Не ты ли Адагар, странствующий маг?

- Моя мать звала меня иначе. И мой учитель дал мне не такое имя. Но многие знают меня как Адагара, - кивнул крепкий старик с умным, худым лицом и блестящими, словно две бусины глазами.

Старик сидел на свежем пне посреди рощи вековых дубов. Его свирель журчала странным, щемящим мотивом. Эхо по-свойски обходилось со звуками свирели, уносило прочь, возвращало, дробило на соцветия каких-то своих, новых, нерожденных магом нот.

- Я - Эгин. По рожденью варанец. Я пришел из Тардера, от госпожи Далирис, чтобы попросить тебя о том, что под силу сотворить только тебе. О теле глиняного...

- ...человека, - продолжил Адагар и криво улыбнулся, укладывая свирель в холщовую торбу. - Мои незримые друзья предупредили меня, что ко мне собирается своеобычный гость. Теперь вижу, что гость и впрямь своеобычный.

Эгин смутился настолько, что даже не спросил, каких "незримых друзей" имеет в виду странник. Никогда он не думал о себе, как о человеке "своеобычном". Свод Равновесия приучил его скрадывать все, что делает людей особенными. Стирать все внешние приметы, без которых можно обойтись. Да и в его натуре не было склонности к оригинальничанью.

- Что же во мне своеобычного?

- Да вот хотя бы твоя просьба, - хохотнул Адагар. - Думаешь, каждый день ко мне из Варана являются молодые маги и канючат глиняные тела?

- Насколько мне известно, последним прецедентом такого рода была госпожа Далирис, - сдержанно сказал Эгин. - Хотя к молодым магам из Варана она явно не относится.

- О-о! Далирис! - мечтательно воздел взор в небеса Адагар. - Что за существо! Само небо сделало ее такой - твердой, как булат, щедрой, как море, проницательной, как ящерица! Для нее мне было не жаль пойти на такой труд.

- А для меня?

- Что-то подсказывает мне, что для тебя будет жаль, - не вдаваясь в раздумья, отвечал Адагар. - Не серчай на меня, юноша. Лучше сразу отправляйся назад. Ты совершил свое путешествие зря.

Эгин опешил. Он в буквальном смысле не знал, что сказать. Уж больно категоричным был этот отказ. Адагар даже не пожелал выслушать его обстоятельства!

Эгин стоял перед Адагаром, на зная что и сказать. А маг придирчиво, чуть брезгливо разглядывал его с головы до ног, не вставая со своего пня. Словно Эгин был двухголовым обладателем четырех рук, чешуйчатых трехпалых лап и тритоньего хвоста. То есть перспективным для изучения троюродным племянником Шилола.

- Но послушай, Адагар, я прошу тебя об этой услуге не из блажи. Не из любопытства. И даже не для себя.

- Ясно, что не для себя. У тебя есть тело. Притом, довольно складное. С тебя бы портреты писать. Пользовались бы спросом, - Адагар снова осклабился.

Эгин уже успел заметить: у странников, к числу которых принадлежали и аптекарь, и Дрон, и Адагар - весьма необычное чувство юмора. Поэтому ему ничего не оставалось, как только продолжать свои попытки завладеть вниманием мага.

- Послушай, Адагар. Если ты не хочешь сделать глиняного человека сам, скажи хотя бы, кто кроме тебя способен на это?

- Хвалиться не в моих обычаях. Но должен тебя огорчить, Эгин из Варана. Я не знаю никого, кто способен на это. В седой древности были кудесники, способные на куда более впечатляющие магические деяния. Но то было в древности. Маги мельчают вместе с людьми. Чем ничтожней люди, тем ничтожней становятся маги. И с этим правилом ничего не поделаешь, - вздохнул Адагар.

- Но есть же какой-то выход? Дай мне совет - что мне делать! Адагар, ведь ты же не только маг! Ты и человек! Неужели твоему сердцу чуждо милосердие!? - от волнения Эгин говорил очень громко. Его голос эхом катился по дубовой роще.

- Совет? Пожалуй, я могу дать тебе совет. Боюсь только, мой совет тебе не понравится.

- ?

- Откажись от своей затеи.

- Нет, Адагар. Я не могу. Поскольку это не "затея". Это цель. В ней - смысл моего существования. Душа человека, который мне дорог, не может покинуть этот мир. Она не имеет права покидать этот мир! Но эта несчастная душа не может найти пристанища в нем, поскольку не имеет тела. От этого призрака зависит мое будущее. И будущее моей страны. Адагар, сделай же что-нибудь, помоги мне! - Эгин был взвинчен, его чувства выходили из-под контроля, и он сам не замечал этого. И хотя говорил он довольно бессвязно, ему казалось, что его красноречию позавидовал бы любой учитель риторики Круга Земель:

- Да пойми же ты, Адагар! Я пришел к тебе издалека. И я нижайше прошу тебя об одолжении. А ты даже не желаешь меня выслушать! Ты разрушаешь всю мою жизнь нежеланием пошевелить своим магическим пальцем!

- Ты молод. А молодость склонна к глупости, как щука к глубоким водам. Тебе кажется, что мир вращается вокруг тебя. В то время как он - сам по себе. И ты тут ни при чем. Я не желаю делать глиняного человека не потому, что мне лень "шевелить моим магическим пальцем". А потому, что если я приму твое предложение - это будет последний глиняный человек, которого я сделаю на своем веку. Каждый из нас, магов, может сделать лишь трех глиняных людей за всю свою жизнь. Двух я уже сделал. Девочка госпожи Далирис была второй. Если я соглашусь - этот человек будет третьим и последним. Да только я не соглашусь.

- Но почему?

- Потому что у тебя не найдется платы, которой ты мог бы вознаградить меня за мой труд.

- Но ты же еще даже не спрашивал меня о плате! - оживился Эгин. - Я весь и все мое состояние к твоим услугам, Адагар!

- Ты только говоришь, что ты "к моим услугам". А когда дойдет дело до услуг, ты скажешь что-то вроде "извини, милейший, но такие услуги мне не по нутру". И станешь разыгрывать деликатность, порядочность или еще что-нибудь. Для тебя лучше всего просто дать мне денег. Уверен, ты прихватил с собой кошель внушительной величины.

Эгин почувствовал, что щеки его налились румянцем. Адагар попал в самую точку - и впрямь, он рассчитывал купить расположение мага при помощи золота. И кошель его действительно имел внушительную величину.

- Ты прав, Адагар. Я действительно надеялся на деньги.

- Да только в деньгах я не нуждаюсь. А ничего больше у тебя за душой нет!

- Мне обидно слышать такие слова, Адагар, - Эгин нахмурился. - Я догадываюсь, как трудно сделать глиняного человека. И я согласен отплатить тебе чем-то равнозначным. Таким, как ты сочтешь нужным. Говори же, что нужно тебе?

- Ты никогда не пойдешь на это, Эгин, - покачал головой Адагар.

- Да откуда тебе вообще знать, на что я готов пойти! Ради того, чтобы получить тело глиняного человека, я готов пойти на все! Клянусь, буквально на все! Слышишь, Адагар? Я готов пойти на все!

На этот раз улыбка сошла с губ Адагара. Он встал со своего пня и подошел вплотную к Эгину. Он положил обе руки ему на плечи.

Маг больше не шутил и не иронизировал. Он был серьезен. И он сказал:

- Ты был искренним. И ты был безрассудным. Это сочетание качеств мне нравится. Поскольку напоминает мне о моей собственной молодости. Я согласен. Я сделаю для тебя глиняного человека.

- Что же ты хочешь взамен?

- Взамен я хочу любовь Зверды велиа Маш-Магарт, - серьезно, без тени иронии сказал Адагар.

Но Эгин не засмеялся. Почему-то ему было совсем не смешно. Эгин, не отрываясь, смотрел в глаза Адагара. Глаза мага были исполнены волей и усталостью. И от этой воли Эгину делалось не по себе...

- Я хочу, чтобы ты добыл для меня любовь Зверды. Хотя бы на одну ночь.

- Послушай, Адагар, но я не знаю, как мне устроить, чтобы Зверда тебя полюбила! - растерялся Эгин. - Разве, при помощи приворотных эликсиров...

- При помощи приворотных эликсиров я могу овладеть Звердой и сам. Это не любовь. Это рабство. А мне нужна любовь - случайная, бескорыстная и мучительная. Повторяю. Мне нужна одна ночь со Звердой. Ночь любви. Первая ночь любви. Ты, Эгин, именно ты должен сделать так, чтобы она полюбила тебя. Но овладеть ею первым должен я. Таковы мои условия.

- Что за околесица, Адагар!? Зачем здесь нужен я, если в итоге овладеть Звердой тебе нужно будет самому? Какой во мне прок, если мы оканчиваем тем же, с чего начали? Ведь даже если предположить, что она полюбит меня - она ведь полюбит меня, а не тебя! - Эгин все еще был в глубине души уверен, что Адагар, вопреки торжественности своих поз и значительности жестов, по сути дела несерьезен. И что он снова имеет дело с необычным чувством юмора, свойственным странникам.