АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
***
Серапионыч уже сидел на краешке кресла, когда в залу вошел царь Дормидонт. Доктор почтительно встал. Царь глянул на него так, будто хотел испепелить взором. Но ничего не сказал. Сел. Сам налил водки.
-- Садись, эскулап. Выпьем, -- глухо сказал он.
Выпили. Помолчали. И тогда царь заговорил вновь, только теперь в его голосе появилась неестественная для него горькая, долго таимая тоска:
-- Я старый больной человек. Выписал бы ты мне какое лекарство, эскулап.
-- Единственное лекарство, какое я могу вам предложить -- это быть честным по отношению к самому себе, -- деловито отвечал Серапионыч.
-- Ты вместо того, чтоб о моем здоровье озаботиться, жилы мои на локоть мотаешь! -- сверкнул глазами царь.
Серапионыч на это ничего не отвечал, лишь молча внимательно смотрел на Дормидонта, ожидая продолжения. И тот, не выдержав молчания, заговорил вновь.
-- Чего ты от меня хочешь, эскулап? -- уже срываясь на крик, вопрошал царь. Но Серапионыч продолжал хранить молчание.
Тогда царь вскочил со своего кресла и заметался по зале, бормоча себе под нос проклятия. В конце концов он подскочил к Серапионычу и ухватил его за галстук. И притянул к собственному лицу. Так близко, что, казалось, у царя три глаза вместо двух.
-- Я старый человек! -- тихо, но грозно заговорил он. -- Я хочу спокойно дожить свои дни и предстать перед Богом!
Серапионыч слегка придушенным голосом отвечал:
-- А сможете ли вы, Ваше Величество, сказать Господу, что сделали на этом свете все, что могли и что должно?
Дормидонт зарычал, как разъяренный лев. Он отбросил галстук Серапионыча, и тот столь резко опустился в кресло, что чуть не упал. Царь с проклятиями смел со стола графин и грохнул кулаком.
-- Что ты хочешь от меня, эскулап? Чего добиваешься?! -- с тоской и яростью выкрикнул он.
Но Серапионыч молчал, поправляя галстук. Тогда царь склонился через стол и прямо в лицо выкрикнул:
-- Чего тебе от меня надобно?!
-- Мне ничего не надо, -- спокойно отвечал Серапионыч, -- это народу надо.
-- Что ему надо? -- снова выкрикнул Дормидонт.
-- Народу, всего-навсего, нужен царь, -- развел руками доктор. -- Отец и заступник. Чтобы он вышел и сказал всю правду о надвигающейся опасности. Чтобы люди знали, что царь думает о них, печется о них неустанно. А не заперся в своем тереме, как говорят злые языки, и водку пьет.
Дормидонт устало осел в свое кресло. Прикрыл глаза рукой. В зале повисла тягостная тишина. Серапионыч встал, поправил еще раз галстук и двинулся к дверям. Под его ногами захрустело стекло разбитого графина, но царь даже не поднял взгляда в его сторону. Серапионыч задержался в дверях, глядя на массивную фигуру Дормидонта, застывшую в золоченом кресле. Тихо прикрыл за собой двери и пошел, улыбаясь чему-то своему, чему-то хорошему.
В коридоре Серапионыча перехватил Рыжий:
-- Ну как, доктор? -- с надеждой спросил он.
Серапионыч неспешно протер пенсне и водрузил на место.
-- Лечение было кардинальным и нелегким, -- деловито отвечал он. -- Но пациент оказался человеком крепким. Так что жить будет.
Произнеся это, Серапионыч с довольной улыбкой двинулся дальше, а Рыжий так и остался стоять в недоумении. Но тут из залы раздался грозный рык, разнесшийся эхом по коридорам и лестницам:
-- Рыжий! Подь сюда!
Рыжий вздрогнул, но не от неожиданности, а от удивления. Это был голос царя. Настоящего царя. Отца и заступника верноподданных своих. Царя, понимающего всю ответственность, лежащую на его плечах, и готового достойно нести это бремя во имя Народа и Отечества.
***
-- А неплохой человек ваш градоначальник, -- как бы между делом заметил Василий, когда они с Миликтрисой остались вдвоем.
-- Не знаю, я с ним не знакома, -- равнодушно повела плечами Миликтриса Никодимовна.
-- А разве дядя Митяй не...
Миликтриса искренне расхохоталась:
-- Дядя Митяй -- градоначальник! Но с чего ты это взял?
-- Ну, не знаю даже, -- смутился Василий. -- Он мне показался таким... -- Детектив запнулся, подбирая подходящее слово. -- Солидным, импозантным -- в общем, представительным.
-- Вообще-то он человек при должности, но чтобы градоначальник -- это уж ты хватил... Постой, Савватей Пахомыч, куда ты? Уютная постелька ждет нас!
-- Никаких постелек, любимая! -- ласково, но твердо пресек Василий любовные поползновения. -- Лично меня ждет не постелька, а важное задание.
-- Да благословит тебя Господь! -- Миликтриса Никодимовна набожно поклонилась образам и осенила крестным знамением спину Дубова, который уже шел к выходу.
От обладательницы "собственного дома в Садовом переулке" детектив решил направиться прямиком на кладбище. Правда, с несколько иными намерениями, чем те, о которых он сказал дяде Митяю. Во всяком случае, вряд ли он ожидал встретить на погребении истинных убийц Данилы Ильича. Во-первых, если бы Анисим и Вячеслав ходили провожать в последний путь всех, кого загубили, то они, скорее всего, просто не вылезали бы с кладбища. А во-вторых, Василий надеялся, что "новые мангазейские" уже отработали даденные им шесть золотых -- пять за исполнение и один за срочность.
На похороны Василий шел с иной целью. После гибели Данилы Ильича он, подобно Штирлицу после провала Кэт, остался безо всякой связи с Царь-Городом. Посылать донесения Рыжему с обычной почтой или специально нанятым вестовым он не хотел -- это было бы и долго, и рискованно. Дубов помнил, что Данила Ильич собирался отправить в столицу "верного человека", и надеялся вычислить его среди тех, кто придет отдать долг старому воину.
***
Майор Селезень неспеша, как бы растягивая удовольствие, выложил на стол два туза.
-- Взял, -- мрачно отозвался Мстислав.
-- А теперь две шестерки на погоны, -- шлепнул по столу картами майор и плотоядно ухмыльнулся.
-- Вот черт, -- прошипел Мстислав, -- ну не везет, так не везет.
-- Подставляй уши, -- подвел резюме Селезень.
-- Да опухли уже уши, -- взвился Мстислав, -- мать твою...
-- Ты сам сел играть, -- с деланным сочувствием развел руками майор.
-- Ты не имеешь права подвергать меня пыткам, -- продолжал хорохориться Мстислав. -- На меня как на военнопленного распространяется действие Женевской конвенции!
-- Насколько мне известно, -- с ленцой потянулся Селезень, -- ни князь Григорий, ни царь Дормидонт никакую Женевскую конвенцию не подписывали. Да и вообще, здесь про такую фигню никто даже и не слыхивал.
Мстислав открыл рот, но не нашелся, что сказать. Только уныло глянул в окно баньки. А майор тем временем все с тем же нарочитым спокойствием продолжал:
-- В этом мире с тобой могут поступить, как в нашем с командос. Если ты представляешь ценность, могут обменять. А если нет...
Майор быстрым движением прихлопнул муху, ползшую по столу. Двумя пальцами он поднял ее за крылышко и поднес к самому носу Мстислава. Тот, побледнев, отпрянул. А выражение лица Селезня внезапно сменилось с наигранно благодушного на полное мрачной решительности:
-- Фамилия, звание, род войск и так далее, и быстро!
-- Мстислав Мыльник, младший лейтенант запаса, участвовал в боевых действиях в Придурильской республике, награжден...
-- Отставить! -- рявкнул майор. И уже тише, но с нажимом продолжил: -- Звание в армии князя Григория?
-- В этой армии нет званий, -- позволил себе ухмыльнуться Мстислав.
-- Поясни!
-- Мы все здесь солдаты, вроде как. А они командиры.
-- Кто вы такие, я знаю, а вот кто такие "они"?
-- А хрен их знает, -- с неприязнью передернул плечами Мыльник. -- Мы их между собой называем -- "нелюди".
-- А, понятненько, -- протянул майор. -- Да, младший лейтенант Мыльник, хороших ты себе хозяев нашел. Нечего сказать...
-- Да я бы с этими уродами, -- взвился Мстислав, -- и на одном поле срать бы не сел, если бы они не обещали потом и нам помочь.
-- Ах вот даже как, -- мрачно усмехнулся Селезень, -- и это чем же помочь?
-- Да я и не знаю, -- стушевался наемник.
-- Так я тебе подскажу, -- жестко отвечал майор. -- Тем секретным оружием, что в крытых телегах хранится. И вы охраняете его пуще собственной задницы.
Мстислав снова побледнел, как полотно.
-- Откуда ты знаешь? -- пробормотал он.
-- От верблюда! -- ответил майор и захохотал так, что из стен баньки сухой мох посыпался.
Но смех его оборвался столь же внезапно, как и начался. И майорский кулак грохнул по столу:
-- Что за оружие? Количество, способ применения, радиус действия. Быстро!
-- Не знаю, -- съежился Мыльник.
-- Значит, в Царь-Городе тебе отрубят голову, -- развел руками Селезень.
-- Я действительно не знаю, -- затараторил наемник, -- эти козлы все от нас в секрете держат. Я даже не знаю, как сюда попал. Нас привезли на какую-то дачу, потом завязали глаза, опять куда-то повезли, потом повели, потом опять повезли... Сначала говорили: "Вот Царь-Город возьмем, и тогда..." А теперь, когда мы уже в это дерьмо по уши влезли, они вообще оборзели: "Пошел на хрен, а не то в морду получишь". Паскуды. Жидовские морды. Мразь чеченская. Всех бы к стенке поставил...
-- А ну заткни фонтан, -- брезгливо прикрикнул на разошедшегося наемника майор. -- А свои фашистские взгляды засунь себе в задницу, а не то я сейчас действительно нарушу Женевскую конвенцию. -- И после паузы многозначительно добавил: -- Которая здесь не действует...
***
Моросил мелкий дождик. На кладбище небольшая группа людей провожала в последний путь Данилу Ильича. Чуть поодаль среди могил бродил человек в ярком кафтане, совсем не подходящем к похоронной процессии и вообще к месту последнего упокоения многих поколений жителей Новой Мангазеи.
-- Прощай, Данила Ильич, -- вполголоса сказал он, глядя на скромный гроб, установленный перед разверстой могилой. -- Ты был честным человеком, до конца исполнившим свой долг. -- И Василий скорбно снял головной убор, напоминающий шутовской колпак.
-- А не подаст ли почтенный господин что-нибудь бедной бабуле на корочку хлеба? -- вдруг раздался позади него незнакомый пропитой голос. Дубов обернулся и увидел пожилую женщину -- судя по описаниям скоморохов, это была ни кто иная как кладбищенская побирушка Кьяпсна. Дубов пошарил в кармане и протянул ей золотой.
-- О, господин так щедр! -- обрадованно зашамкала Кьяпсна, небрежно отправляя монетку в залатанную торбу, висящую на ветхих ремешках поверх разноцветных лохмотьев. -- Не могу ли я быть вам чем-то полезной?
-- Можете, -- смекнул детектив. -- Я слыхивал, что вы знакомы чуть ли не со всеми городскими покойниками, не так ли? -- Кьяпсна радостно закивала. -- А как насчет живых?
-- Все живые -- это будущие покойники, -- выдала Кьяпсна афоризм, достойный майора Селезня.
-- Очень хорошо, -- Василий вернул колпак на голову, так как дождик несколько усилился. -- Скажите, кто этот человек? -- Дубов указал на невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и что-то говорил.
-- Так это же сотник Левкий, временный воевода, -- тут же сообщила Кьяпсна. -- Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия, пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: "Молись, бедная женщина, за упокой его души!". А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и так на небушко попадет -- молись, не молись. А уж ежели грешил...
-- А это что за дама? -- перебил Василий, кинув взор в сторону женщины в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. -- Вероятно, родственница?
Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась:
-- Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной лягушатней и тоже сгорела.
-- А те трое? -- продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах присутствовало пять человек -- не считая, разумеется, мрачного вида могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет опускать гроб и закапывать могилу.
-- Один -- ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе -- это наш кладбищенский дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну а кто же третий?.. А, знаю -- Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем поговорить...
-- Вы с ним лично знакомы? -- несколько удивился Дубов.
-- Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим -- тоже прекрасный человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил пол ведра кьяпса и...
Однако слова нищенки заглушил зычный рев дьякона Герасима -- очевидно, таким образом он пел отходную. Василий увидел, как могильщики опустили гроб в яму и принялись закапывать. Участники траурной процессии уныло потянулись к выходу.
-- Ну, я пойду, пожалуй. Если что, вы знаете, где меня искать, -- торопливо проговорила Кьяпсна и засеменила вслед за теми, кто провожал в последний путь Данилу Ильича -- очевидно, надеясь на дармовую поминальную чарочку в "Веселом покойнике".
А Василий Николаевич, в задумчивости бродя среди могил, размышлял и анализировал. Правда, с "информацией к размышлениям" у него было совсем не густо.
-- Но это лучше, чем ничего, -- бормотал детектив себе под нос, выходя на одну из кладбищенских аллей. -- Кто же из этих пятерых тот "верный человек", о котором говорил покойный? Или его среди них не было? Начнем с сотника Левкия. Нет, его сразу можно отбросить. Я же помню, как Данила Ильич заподозрил и его, и Пульхерию Ивановну, и Фому в связях с заговорщиками. Так это или нет, покажет следствие, но пока что Левкием можно не заниматься. Отец Герасим тоже не в счет -- он тут дьяконствует, так что на похоронах присутствовал чисто по служебной необходимости. Наконец, оставшиеся трое -- торговка овощами Марья Ивановна, сосед по месту жительства Свирид Прокопьевич и поставщик лягушек Матвей Лукьянович. С одной стороны, просто случайные соседи или, так сказать, коллеги по работе. А с другой стороны, соседство или связь по торговой части могли возникнуть вследствие близких отношений. Например, ловец лягушек помог своему другу обустроить лягушачью лавочку... Да, предполагать можно все, что только угодно, и отработка любой версии займет как минимум несколько дней... Черт, дождь никак не унимается... А просто так наобум придти к любому из них и сказать, что я, мол, такой-то и такой-то, прошу вас как "верного человека Данилы Ильича" обеспечить надежную связь с Царь-Городом -- это, знаете, чревато...
Неожиданно Дубов уткнулся в какую-то белую стену. Подняв взор, он обнаружил себя возле усыпальницы Загрязевых. Перед входом по-прежнему красовалась скульптура маэстро Черрителли, а чуть в стороне заброшенно темнела часовня князей Лихославских.
-- Ну вот, занесла меня нечистая, -- вздохнул Дубов. -- И чего такого все находят в этом Черрителли? Самое обычное изваяние, каких много.
Детектив обошел вокруг скульптуры и машинально пробежал выбитую на постаменте надпись: "Дорогому и любимому Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву -- от вдовы, сына и дочери. Ваятель Джузеппе Черрителли".
-- Мел-хи-се-деку Иоанновичу, -- по слогам прочел Дубов и вдруг с размаху хлопнул себя по высокому холмсовско-штирлицевскому лбу, как будто комара пришиб, хотя комары в такую погоду сидели дома и носа на улицу не казали.
Василий Николаевич резко повернулся и быстрыми шагами двинулся с кладбища.
***
Змей Горыныч с умилением смотрел на опорожненный штоф с самогонкой. Точнее сказать -- правая голова выказала явное удовольствие, средняя отвернулась, скривившись от отвращения, а левая только обреченно вздохнула.
-- Ну не понимаю, как он может пить эту гадость? -- пропищала средняя голова.
-- Ужасная дрянь! -- согласилась с ней левая. -- А главное, он пьет -- а голова потом трещит у всех.
Но правая голова, похоже, не особенно брала в голову недовольство средней и левой. Она радостно ухмыльнулась и рыгнула оранжевым пламенем.
-- Извиняюсь, -- пробасила она.
А Баба Яга сидела на пороге в глубокой задумчивости.
-- Так выходит, что вас трое в одной шкуре? -- не без удивления произнесла она.
-- А то ты не знала? -- сварливо пискнула средняя голова.
-- Запамятовала я, запамятовала! -- поспешно стала оправдываться Яга. -- Память у меня никудышная стала. Все забываю. Вот и заклинания колдовские напрочь позабыла.
Все три головы посмотрели на нее с явным недоверием. Яга же виновато улыбнулась:
-- У меня совсем из головы вылетело, что правая голова -- это воевода Полкан. Левая -- боярин Перемет. А средняя -- ее сиятельство княжна Ольга.
Средняя голова вытянула шею и свысока небрежно кивнула. Правая же хмыкнула:
-- Была. Двести летов обратно.
-- Полкан! -- властно взвизгнула средняя.
-- Молчу! Молчу! -- ухмыльнулась правая голова.
-- А каким заклинанием вас заколдовал князь Григорий? -- снова вклинилась Баба Яга.
-- Да нет, -- протянула средняя голова, -- это не он, вурдалак окаянный, а один заморский колдун, хорек смердячий. Мы трое тогда в Нижней горнице собрались. А пес Григорий и говорит с ухмылочкой: "Преврати-ка их, барон Эдуард Фридрихыч, в гадов. Да навечно, чтобы у них время на искреннее раскаяние было. Я люблю, когда раскаиваются и сапоги мне целуют. Ох, зело люблю!"
-- А я тогда крикнул ему: "Хрен дождешься, пес безродный!", -- возмущенно пробасила правая. -- И нос ему по щекам размазать хотел, да не успел. Этот клоп чужеземный заклинание сотворил, и мы враз превратились... Ну да сама видишь, во что.
-- А я помню, -- вступила в разговор левая голова, -- как Григорий тогда смеялся: "Все-то у тебя, господин барон, черт знает как получается. Но на этот раз даже презабавно вышло. Три глупца самонадеянных в одной шкуре". И расхохотался он тогда своим бесовским смехом -- до сих пор, как вспомню, мурашки по спине бегают. По шее то есть. Да еще добавил отсмеявшись: "И заклинание поставь посильней, чтобы это уродище о трех головах и одной заднице не могло мне вреда какого принести".
-- Да, -- задумчиво продолжила средняя голова, -- вот и пришлось нам в лесу укрываться. Люди от нас убегали, как зайцы. Ну да и немудрено при таком гнусном обличии. Славные витязи головы нам порубать прицеливались, так от них нам самим скрываться приходилось. Ну а потом ты тут, Ягоровна, поселилась, когда тебя Григорий из замка своего вышвырнул.
-- Князь Григорий, -- осторожно начала Яга, -- мой благодетель и...
-- Да брось ты! -- ухмыльнулась правая голова, -- он только себе благодетель.
-- Ты, Ягоровна, головой-то пошевели, -- язвительно пискнула средняя, -- это пока ты в Царь-Городе воду мутила в его пользу, так ты ему нужна была. А как тебе хвост там прижали да к нему ты прибежала, так он тебя одной рукой погладил, а другой за шиворот -- и в лес зашвырнул.
-- Использовал он тебя, Ягоровна, -- вступила левая голова. -- А ты говоришь -- благодетель!
-- Ладно, ладно, -- стушевалась Яга, -- Вы мне лучше про заклинание-то расскажите -- нельзя ли его снять каким-либо образом?
-- Да мы ж с тобой, Ягоровна, об том много раз толковали, -- с удивлением покосились на нее все три головы.
-- Странная ты стала, Ягоровна, после возвращения из Царь-Города, -- пискнула средняя голова.
-- Может, сидение в остроге тебе на голову подействовало? -- сочувственно вопросила левая.
-- А как ты оттуда убегла? -- вклинилась правая.
-- Как, как? -- надулась Яга. -- Знамо как: заклинание сотворила и сбежала. -- И она поспешно поднялась на ноги и пошла в избу: -- Заболталась я тут с вами, пора обед готовить!
И дверь за ней закрылась с занудным скрипом. Горыныч посидел в некотором недоумении, поводя головами.
-- Это ты ее обидел, Перемет, -- напустилась средняя голова на левую, -- на полоумство ей намекаючи.
-- А ты сама, княжна, -- пробасила правая, -- ласковостью не блещешь.
-- Полкан! -- пискнула средняя.
-- Да ладно. Молчу, -- насупилась правая. -- Токмо странно мне. Сначала говорила -- все заклинания запамятовала. А потом из острога с помощью заклинания же и убегла.
-- А я спать хочу, -- заявила средняя. -- Это от твоей самогонки все, Полкан.
-- Да, действительно, -- примирительно сказала левая, -- подремлем-ка часок-другой под дубочками.
И чудище, грузно покачиваясь, побрело от избушки. А вскоре из-под дубов донеслось громовое похрапывание. Самогон был, видать, что надо.
***
Василий Дубов размашисто шагал по мангазейским улицам в сторону постоялого двора. Он еще не представлял подробностей того, как будет действовать дальше, но одно знал твердо -- действовать нужно скоро и споро.
-- Только бы скоморохи оказались на месте! -- твердил детектив, будто заклинание. Их помощь теперь нужна была Василию как никогда.
По счастью, Антип и Мисаил оказались на месте. Правда, они собирались куда-то уходить, но Василий твердо заявил:
-- Складывайте вещи и приведите свою повозку в полную готовность. До утра нам придется отъехать в Царь-Город.
-- Что за спешка, -- недовольно проворчал Антип.
-- А как же свадьба?! -- воскликнул Мисаил.
-- Какая еще свадьба? -- удивился Дубов.
-- Какая, какая... Пульхерии Ивановны и Фомы!
-- Свадьбы не будет! -- решительно заявил детектив. -- А если и будет, то тихая и благопристойная, без гулянок на Ходынской пустоши и прочих излишеств. -- И, немного успокоившись, добавил: -- А нам перед отъездом предстоят важные дела. Так что покамест я лягу спать, а к вечеру меня разбудите.
-- Как скажешь, Савватей Пахомыч, -- разочарованно откликнулись скоморохи. Дубов же, скинув башмаки и колпак, лег на кровать и укрылся цветастым лоскутным одеялом. Однако сон не шел -- и детектив размышлял о своем:
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 [ 9 ] 10 11 12 13 14 15
|
|