арунтан!
много сладкий трава. Столько за каждого! - Он широко развел руки, потом
ткнул окровавленным лезвием ножа в сторону синдорцев. - Завтра этот кал
ксиха стать сену! Полежать на камень, понюхать запах, все забыть! Хочешь?
- с хищной усмешкой Коршун уставился на Джамаля.
рукав пижамы, пробормотав:
долговязому шинкасу.
усмешке.
на камень - быстро, быстро! Убегать! Потом ждать... Ждать, пока Глаз
Шаммах подниматься, ждать, пока Глаз Шаммах опускаться, ждать, пока Глаз
Шаммах нет совсем. Отвязывать! Брать сену, брать сладкий трава. Нюхать
трава! Хорошо!
лохмами и рявкнул:
нечистый, сверху и снизу! - Он презрительно сплюнул. - Трава - слабый
запах, хорошо! Где камень - сильный запах, плохо! Понимать, дурной башка?
источнике ценнейшей информации. Глаз Шаммаха у шинкасов обозначал солнце,
и со слов Коршуна выходило, что пленников выдерживают у камней примерно
сутки. Видимо, из-за того, что к самим дурманным деревьям, где запах был
по-настоящему силен и разил наповал, шинкасы не рисковали приближаться.
Мудрая предосторожность!
сладкий трава?
шинкас, с опаской поглядывая в сторону дурманных деревьев. - Арунтан не
выходить. Арунтан никто не видеть. Никто, никогда! Глаз Шаммах подниматься
и опускаться, трава уже лежать. Вот так, бледная плесень!
Соплеменницы Сийи, амазонки из Города Двадцати Башен, растягивали слова; в
их устах название таинственных амм-хамматских демонов звучало как
ару-интан, с отчетливым долгим "и" в середине. Несомненно, они являлись
более культурным и высокоразвитым племенем, чем грабители-шинкасы - и,
безусловно, более приятным на вид. От них пахло свежим степным ветром и
ароматом луговых трав; их голоса звенели, как взметнувшиеся в воздух струи
водопада, а песни и заклятья будили у Скифа воспоминания о гомеровском
эпосе. От шинкасов же разило потом и брагой, и вряд ли они могли сложить
хоть пару стихотворных строк. Песен, похоже, у них не имелось вообще, а
главным видом искусства были вечерние пляски под рокот барабана и звон
клинков.
о сену, ару-интанах и прочих загадочных материях, в которых ему полагалось
разобраться. К примеру, кто, когда и как повелел шинкасам ловить
пленников, обращая их в безмозглых тварей? Если подозрения Джамаля были
справедливы, то степнякам отводилась в Амм Хаммате та же роль, что Рваному
с приспешниками на Земле. Действовали они, разумеется, попроще и погрубее,
без разрядников и гравитационных метателей, без тайных убежищ и прочей
конспирации, но суть от этого не менялась: шинкасы, так же, как банда
Рваного, поставляли товар. Но, как бы ни хотелось Скифу взглянуть на
заказчика, торопиться он не собирался - по крайней мере до тех пор, пока
не вернет утерянное снаряжение. Самой ценной его частью был лазер с
запасными батареями, который Скиф надеялся отыскать. Клинок, топор и
стальная проволока годились против банды Тха, но для их хозяев нужно было
обзавестись чем-то посерьезней.
что ару-интаны появились в Амм Хаммате в незапамятные времена и вступили с
шинкасами в сделку. Вернее, даже не с шинкасами, а с грозным Шаммахом и
нечистым Хадаром, ибо демонам полагалось общаться не с людьми, а с такими
же могущественными существами божественного происхождения. Боги объявили
степнякам свою волю - как положено, через шаманов и вождей; затем началась
охота, длящаяся до сей поры. Шинкасы и прежде считались разбойным
племенем, падким на чужое и предпочитавшим нож да секиру мирному посоху
пастуха, однако невольников они не держали - невольники для кочевого
народа были бы лишней обузой. Но теперь невидимые демоны, по милости
Шаммаха и Хадара, не скупились на сладкую траву - в обмен на нечто
неощутимое и, безусловно, ненужное двуногим хиссапам, коих здесь и там мог
зацепить шинкасский аркан. Выгода получалась двойной, ибо ару-интаны
превращали пленников в покорный скот, весьма ценившийся на юге, севере и
востоке, а также в заморских западных странах. Впрочем, там, как понял
Скиф, имелись свои Проклятые Берега и свои шинкасы, охотники за людьми.
выпотрошен и поделен на две половины - чистую и нечистую. Тут к мясу важно
приблизился Тха с барабаном в руках, выбрал кусок полакомее и буркнул:
меж камней. Гиена принялся что-то бормотать, изредка касаясь туго
натянутой кожи барабана; потом, когда хошавьи ребра, череп и хребет
почернели, а прочее обратилось в прах, велел бросать в костер брюшину,
внутренности и ноги. Пританцовывая, он несколько раз обошел жертвенник по
кругу, тряся толстыми щеками и взывая то к Шаммаху, то к Хадару, и наконец
устроился на трех седлах со Скифовой катаной в руке. На благородный
японский клинок был насажен шмат мяса; Тха обнюхал его и начал жрать.
"Чтоб ты подавился, гадюка", - подумал Скиф.
шинкасов отступил подальше от жертвенного костра. К счастью, ритуал
заканчивался; оба божества уже получили свое. Шаммах, гигантский
Одноглазый Кондор Войны, чьим Всевидящим Оком являлось солнце, сожрал
верхнюю почетную половину; Хадару, семиногому пауку с ядовитыми жвалами и
бесчисленными звездами-глазами, досталась презренная нижняя часть.
Согласно нехитрой шинкасской теологии, любая тварь - включая, разумеется,
и человека - принадлежала от пояса и ниже злобному Хадару, а выше -
грозному Шаммаху. В этом был определенный смысл, ибо у зверей вверху
находилась голова с рогами, с пастью и зубами, а у человека, кроме того,
две руки, в коих он держал оружие. Убивая топором, стрелой, рогом или
клыком, все твари земные служили Великому Одноглазому. Что же касается
нижней части тела, то в ней полезным был лишь детородный орган да отчасти
ноги - топор и лук ими, конечно, не удержать, но можно хотя бы лягнуть
врага. Все остальное считалось хранилищем мочи и кала, веществ гнусных и
мерзких, коими завалена гигантская паутина, что плетет Хадар по ночам
поперек бездонной небесной пропасти. В нее, разумеется, отправлялись все
покойные враги шинкасов, тогда как сами степные удальцы после смерти
обитали на спине Шаммаха, прыгая среди огромных перьев на манер блох.
переместился на землю, ерзая по ней задом и скребя жирную грудь. Остальные
воины, заправившись пекой, лепешками и сушеным мясом, тоже возлегли у
огня, перед ровным валом мешков с припасами, свернутых сетей, набитых
стрелами колчанов, луков и топоров. В этот вечер половецкие пляски,
вероятно, не предусматривались - то ли потому, что Шаммаха с Хадаром уже
задобрили жертвой, то ли из-за предстоящей назавтра нелегкой работы, то ли
в связи с опасным демоническим соседством, не располагающим к танцам и
развлечениям. Минут через пять шинкасы дружно захрапели, обратив ноздри к
небесам; в хор этот вплетались далекий рык гиен, протяжные завывания
хиссапов и заунывные вопли каких-то ночных птиц.
Шаммаха сменяют бесчисленные и холодные глаза Хадара. Не спал Скиф -
жмурил веки, посматривал в нетерпении на Джамаля, не спал Дырявый,
охранявший сегодня пленников, которые сгрудились в ярко освещенном
пространстве меж двух костров; где-то в темноте дремали вполглаза Пискун и
Две Кучи, как всегда присматривавшие за лошадьми. У Пискуна, тощего
неуклюжего верзилы, был комариный голосок; напарник его вечно страдал
животом - что, судя по всему, и явилось причиной для прозвища.
Тут, на границе света и тьмы, он был почти незаметен; к тому же свежий
ветерок отгонял неприятные запахи - дым костра и едкую вонь немытых тел.
Принюхавшись, он различил чуть заметный сладковатый аромат, которым тянуло
от рощицы падда. Медвяный бриз овевал его лицо, вселяя бодрость и
готовность к действию; голова была на удивление ясной, мышцы наливались
силой, сердце мерными ударами отсчитывало секунды.
Воздействие его, вероятно, зависело от концентрации: в очень малых дозах
аромат падда бодрил, но передозировка вызывала наркотический транс, более
или менее глубокий, а затем - смерть. При определенных условиях, размышлял
Скиф, это зелье можно использовать месяцами или годами - так, как Догал и
прелестная Ксарин и как, несомненно, пользовались им шинкасы. Он почти уже
не сомневался, что сладкая трава и пачки золотистого "голда" имеют одно и
Громыко Ольга
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Березин Федор