Чтение 9–й страницы книги ~Душа оборотня~

- Мне б твои глаза, - восхищенно проворчал десятник.

- Снять, что ли? - Острожек наложил стрелу, взглянул на него, ожидая команды.

- Погодь, пущай подойдут. - Копыто перешел на другой борт. - Где там дружок твой? - спросил он Олега. - Не утонул?

Середин промолчал, напряженно вглядываясь в воду между ладьей и плывущей наперерез лодкой.

- Может, хочет ей днище рубить? - предположил Савва. - Так не выйдет. Лодки из дубов долблены, а дубы не меньше, чем в два обхвата были. Такую и греческий огонь не сразу съест. О-о, это что...

Возле лодки, к которой поплыл Невзор, внезапно взметнулся фонтан воды. Темное тело, все в брызгах и пене, взлетело в воздух и обрушилось на гребцов. На миг Середин различил фигуру волкодлака, в руке его блеснул нож, и все слилось в сплошной бьющийся ком человеческих тел. Словно тень металась по лодке, разя гребцов бросающим блики лезвием. Кувыркались в воздухе выбитые весла, кто-то пытался отбиться саблей, кто-то кидался за борт. Дружинники сбежались на нос ладьи и замерев глядели на дикую схватку в пляшущей на воде долбленке. Люди в лодке, спасаясь от неистового врага, бросились на один борт, суденышко черпнуло воды и перевернулось. Но и в воде Невзор продолжал настигать и топить недругов. Снова и снова вздымался среди брызг его клинок, и головы одна за другой навсегда скрывались под водой.

Вторая лодка повернула на помощь; весла замелькали, как ноги бешено скачущего коня. Копыто треснул по спине засмотревшегося Острожка:

- Ну, давай, брат, время!

Дружинник утвердился на палубе, медленно, держа тетиву возле уха, подал лук вперед, скользя ложем по длинной стреле. От усилия лицо его скривилось, открылся рот в злой щербатой улыбке.

- Что ж, попробовать можно.

- Давай, милый, - почти просил Копыто.

- Ветер не пойми какой...

- Полгривны серебра даю, - рявкнул от руля Савва.

- Далековато, - продолжал бубнить Острожек, - глаз не вижу.

- А в морду не хошь?! - заорал озверевший десятник.

- Так бы и сказал, а то - милый, полгривны...

Сухо щелкнула тетива по кожаной рукавице. На палубе все замерли, не отрывая глаз от оставшейся лодки и сидящего на носу высокого человека в островерхой печенежьей шапке. Острожек шагнул назад, поднял корчагу с медом:

- Что-то в горле пересохло.

Человек в шапке внезапно вскинул руки к лицу, поднялся во весь рост, зашатался. Будто белый цветок вдруг расцвел у него на лице - стрела Острожка с лебяжьим оперением ударила точно в глаз. Медленно, словно нехотя, он склонился вперед и выпал из лодки, будто куль с зерном. Гребцы побросали весла, пытаясь выловить из воды тело.

- Вдарь-ка, ребята, - скомандовал Копыто.

Защелкали тетивы на луках дружинников. Вокруг остановившейся лодки замелькали стрелы, еще один ворог вскрикнул: стрела пронзила ему шею насквозь. Остальные, похватав весла, стали суетливо разворачивать лодку к берегу.

- Пусть бегут, - проворчал Савва, - до берега не догнать, а там их, верно, лошади поджидают.

Он переложил руль, направляя ладью к перевернутой лодке. На опустевшей воде ее позеленевшее днище казалось брюхом сдохшего от старости огромного осетра или сома. Невзора нигде не было.

- Жалко, коли утоп. - Копыто напряженно всматривался в воду. - Ох, лихой парень!

Внезапно над бортом ладьи возникли руки, уцепились за край, показалась голова бывшего дружинника все в той же круглой шапке. Он подтянулся, перевалился через борт и без сил приник к доскам. Середин бросился к нему:

- Живой?

Вода ручьями стекала с одежды Невзора, шапка облепила голову, мокрые усы повисли, как у сома. Его окружили дружинники, хлопали по плечам, качали головами, восхищаясь невиданной сноровкой. Вперед протолкался Копыто с чашей меда:

- Ну-ка, выпей для сугреву.

Невзор залпом опорожнил чашу и, отдуваясь, отдал ее обратно. Скупая улыбка тронула его губы.

- Так я не замерз, но все равно - спасибо.

- Олег, подмени, - попросил от руля кормщик.

Середин прошел на корму. Савва подскочил к Невзору, схватил за плечи.

- У-у, вражина! Как это ты исхитрился? Я думал: все, конец тебе, - а ты, ну, чисто чудо-юдо кит морской! Видали? - обернулся он к дружинникам. - Один всех злыдней вырезал!

- Одного и я достал, - ревниво буркнул Острожек.

- Молодец, - кивнул Савва, - полгривны обещал - будет.

- Вот и погуляем.

Невзор сунул руку за пазуху, вытащил что-то и протянул кормщику.

- Ты гадал, кто тебя подстерег. Вот, гляди, - на ладони лежали, спутавшись цепочками, золотые и серебряные нательные крестики. Невзор криво усмехнулся: - На печенега совсем не похоже, да? И орали они по-ромейски.

Савва поковырялся пальцем в кучке крестов, покачал головой.

- Дознались, все-таки, - почти прошептал он. - Ну, ничего. Теперь-то мы дома, считай. Ты бы одежу снял да обсушиться повесил. И шапку. Что она у тебя, гвоздем прибита? Продует на ветру.

Невзор помрачнел.

- Так высохнет.

* * *

Город открылся внезапно. Лесистые берега мешали разглядеть, что там, за поворотом реки, но когда ветер и течение вынесли ладью на стремнину, впереди открылась панорама Киева. На холмах, за насыпными валами, за мощными стенами из вековых дубов, толпились двух-, а то и трехэтажные дома, возвышались терема над воротами. Приземистые каменные башни охраняли распахнутые ворота, в которые вливались видимые даже отсюда телеги, повозки, конный и пеший люд: окрестные села везли на многочисленные рынки зерно, муку, кур, гусей, мясные туши. Гнали целые стада коров, телят, овец; везли корзинами, возами свежую рыбу, битую дичь, лесные ягоды, мед.

Днепр подходил к стенам почти вплотную, огибал город и уходил дальше, к верховьям, чтобы разделиться на несколько рек, разрезать дремучие леса и поля множеством речушек и ручьев, опутавших своими протоками бескрайние южнорусские земли. Пригородные селения тонули в садах; ветряки, подгоняемые свежим ветром, дробили, мололи рожь, гречку. По водной глади сновали ялики, долбленые лодки; белые паруса кочей, ушкуек и ладей казались севшими на воду чайками. Лето в верховьях Днепра выдалось дождливое, броды не пройти ни пешему, ни конному, и на переправе с левого берега толпились телеги, ожидая своей очереди доставить товары в стольный град.

Левыми бортами разминулись с встречной ладьей с головой русалки на носу. Судно шло на веслах, против ветра, умелый кормчий выбрал сильное течение под берегом и теперь огибал знакомые мели и торчащие из воды коряжины. Проходя мимо, поднял руку, приветствуя. Савва махнул в ответ.

- Дошли, слава тебе, господи, - перекрестился он.

Середин покосился на кормчего.

- Слышал я, здешний князь за веру Христову народец гоняет.

- Теперь полегче стало, - пожал плечами тот, - а раньше - да, было дело. Как на княжение сел, лютовал здорово. Попов, что греческих, что римских, разогнал. Капище новое построил, все боги там были. Почитай, со всех земель собрали, но во главе - Перун. Голова серебряная, усы вызолочены. Как поход - так жертвы приносили. После победы тоже, само собой, благодарили, значит. Сейчас, вроде, поуспокоился князь. Да и то сказать: купцы, ратники, что в Царьграде пожили, через одного Христа приняли. Всех гнать - с кем останешься?

Парус заполоскал, и команда споро спустила полотнище, взялась за весла. Савва пригляделся, приставив ладонь козырьком к глазам, высмотрел свободную пристань и налег на рулевое весло, поворачивая ладью. На берегу, узнав ладью, засуетились: сорвался и погнал к воротам конный дружинник, один из тех, что слонялись по пристани в ожидании заморских купцов - товар проверять. Еще за здоровьем приезжих следили. Больных из чужедальних земель стражники оставляли на судах вплоть до выздоровления или смерти. Слишком уж часто приезжие заносили в город всякую заразу.

Ладья подошла к пристани, Савва ловко развернул судно, приставая бортом к сырым доскам причала. С носа и кормы кинули канаты, их подхватили крепкие руки и, увязав вокруг вбитых толстых бревен, прижали корабль к пристани. Скинули сходни. Первым не спеша сошел кормчий, следом дружинники. Ведун и Невзор задержались на борту: надо было еще решить, зайти в город или сразу двигаться дальше. У десятника среди воинов на берегу нашлись знакомые. Его обступили, расспрашивая о плавании, о новостях из далеких земель. Савва, коротко переговорив со старшим дружинником, обернулся и поманил Середина с Невзором.

- Ну что, ребята. Служба ваша закончилась. Хотя, если желание есть - я замолвлю словечко насчет княжеской дружины. Парни вы битые, знающие, возьмут с радостью.

Невзор равнодушно отвернулся, Олег пожал плечами.

- И рады бы, да дела не сделаны. Может, позже.

- Смотрите... - Савва поморщился: кому приятно выслушивать отказ на, казалось бы, заманчивое предложение, - Вересень я еще здесь буду, а к Листопаду уже снова к морю подамся. Вас взял бы.

Середин вздохнул. Интересно было бы, конечно, посмотреть на Херсонес, побывать в Суроже. Старинные города, построенные в незапамятные времена, древняя история: греки, римляне. Даже, кажется, финикийцы.

- Если успеем - пойдем с тобой, - он оглянулся на Невзора, - за себя ручаюсь.

- Ну, вот и добро. - Савва стукнул его в плечо, шагнул к Невзору, обнял, похлопал по спине. - Спасибо, брат. Кабы не ты, плавать нам кверху брюхом, как дохлой рыбе.

Ему подвели коня; Копыто уже сидел в седле, горячил мерина. Кормщик уверенно взлетел в седло, но замешкался, ловя ногой стремя. Дружинники заржали.

- Что, Савва, отвык от лошади? Все по морю, да в лавке с товаром?

- Моя б воля - с коня не слезал, - проворчал Савва, подхватил узду, гикнул по-разбойничьи, сразу беря в галоп.

Следом пролетел Копыто.

- Счастливый путь!

- И тебе того же.

Вздымая песок и пыль, кормщик с десятником унеслись к воротам, а к Невзору подошел Острожек, улыбаясь во весь щербатый рот.

- Слышь, дружина просит уважить: посидим, выпьем меда, бражки. Попрощаемся, как люди. Полюбился ты нам, парень, хоть и молчишь, что пенек замшелый.

Невзор вопросительно взглянул на Олега, тот пожал плечами: мол, смотри сам, мне спешить некуда.

- Давай, - заговорщицки подмигнул Острожек, - Савва серебра дал за вора в шапке, что я снял стрелой. Гульнем, а?

- Пошли, - наконец согласился Невзор, - но платим пополам. Я побрякушки вот эти поставлю, - показал он нательные кресты, снятые с убитых врагов.

Под вербами рядом с пристанью, под нависшими ветвями, притаился небольшой постоялый двор. Дружинники, галдя, направились к нему. Внутри пылал сложенный из валунов очаг, хозяин тыкал ножом сидящего на вертеле поросенка, две девки протирали длинные столы, стоящие вдоль стен. В углу, закусывая копченой рыбой, наливались бражкой перевозчики.

- Хозяин! - заорал с порога Острожек. - Браги, меда, вина, пожрать давай, да поторопи девок. Гулять так гулять!

- Все, как в сказке будет. - Хозяин с готовностью бросился к стоящим за стойкой бочонкам. - Вино греческое, ромейское, меды старинные, по дедовским рецептам.

- Неси, неси... - Дружина рассаживалась за столом, заранее распуская пояса, звенела мечами, откладывая их в сторону.

- Давай во главу, Невзор. - Острожек потащил бывшего дружинника к середине стола. - Ты сегодня первый гость.

Засуетились девки, поднося холодную закуску: моченые яблоки и бруснику, копченую рыбу, печеную птицу, всевозможные пироги, - ставя на стол братины с пивом, ендовы с вином, кувшины с квасом и морсом, корчаги с медом. Дружинники поторапливали их, прихватывая за бока, норовя охлопать по заду, ущипнуть.

Острожек встал, стукнул кулаком по столу, призывая к вниманию.

- Слово хочу молвить! Первую чарку за друга нашего, за Невзора подымем! Что говорить, не будь его - не сидеть нам за этим столом, не пировать, не гулять. Как налетели вороги, - Острожек отвел руку с чаркой, заговорил распевно, то снижая, то поднимая голос, - злые-лютые, душегубцы, степняками прикинулись, обмануть, живьем взять хотели. Сила несметная у них, да у нас свой герой есть. - Он склонился, обнял Невзора за плечи: - Да ты не тушуйся, али не правду я баю?

- Правду, все как есть, речешь, - загудели дружинники, плывшие с ними в ладье.

- Ты толком расскажи, как дело было, что ты тут песни нам поешь, - потребовали встречавшие их на берегу товарищи.

- Сперва - выпьем!

Все подняли чаши, кубки, стукнулись разом, плеская на столешницу мед и вино.

- Слава!!!

Выпили, стукнули кружками о стол, накинулись на закуску. Дальше уже разговор пошел вперемежку: все, кто был на ладье, стараясь перекричать один другого, торопились вывалить на слушателей все подробности схватки. Олег только дивился: с каждой поднятой чаркой врагов оказывалось все больше, Невзор нырял уже чуть не через весь Днепр и мало, что врагов покромсал на ленты, так еще и лодку в щепы изрубил. Сам виновник торжества только головой крутил, слушая о собственных подвигах.

- ...а я тебе говорю: голова - прочь, весло на зубах - хрусть...

- ...и как вспрыгнет, да как крикнет - душа с него вон!

- ...и только щепки по воде!

Сидевший рядом с Олегом здоровенный дружинник всосал огромную чашу вина, впился зубами в румяный бок курицы, потом, брызгая слюнями, наклонился к нему:

- А ты чего молчишь? Сам-то видел чего?

- Все видел, - пожал плечами ведун, - так и было, провалиться мне на месте!

- Да-а, - протянул здоровяк, - есть же люди. - Он подтянул ендову с вином, налил, плеская через край, себе и Олегу. - Давай, за друга твоего.

- Острожек тоже молодец, - кивнул Середин на раскрасневшегося лучника, - главного стрелой с лодки ссадил. Прямо в глаз, как белку.

- А-а, - отмахнулся воин, - он только с лука и горазд.

Олег выпил чару, пожевал мяса, заел моченой брусникой. В голове приятно шумело, стол, на который он облокотился локтями, слегка покачивался. Даже шум и гомон подвыпивших людей не раздражали, покрасневшие лица казались добрыми, веселыми. Он любил их всех как братьев, готов был за них в огонь и в воду. Что с того, что в головах у них пусто, что инстинкты пока еще ведут по жизни, подавляя разум. Придет время - и вот из таких вырастут и ученые, и бизнесмены, и знающие толковые офицеры... А пока... Ну что ж, дикое время, дикие нравы. Еще недавно съесть печень убитого врага было проявлением воинского духа, а теперь на это смотрят, как на диковинку. Сейчас пока сословий немного: князь - боярин - воин - купец - крестьянин. Народ, как эта дружина - дети. Иногда добрые, иногда злые, хитрые, добродушные, спокойные, буйные, но - дети.

Середин поднял чашу и обнаружил, что там пусто. Он привстал, подтащил к себе медную ендову. Внутри что-то булькало. В чашу упало несколько капель вина, Середин с досадой брякнул ендову на стол и, покачиваясь, поднялся на ноги.

- Хозяин, мать твою! Ты что, жаждой нас умри... уморть... уморить хочешь? Где вино?

Дружинники поддержали его, стуча по столу кулаками, кувшинами и чарками.

- Вина давай, мед где?

Хозяин приволок огромную братину с пивом, все полезли в нее кружками, толкаясь черпали хмельной напиток. Пиво текло по лицам, на расстегнутые рубахи, на столе образовались целые лужи, в которых плавали поросячьи, птичьи и рыбьи кости.

- Что за сабелька у тебя такая? - подивился сосед, тараща глаза на наборную пластиковую рукоять с разноцветными вставками. - Камень, что ль, такой? Ишь, как играет. Хазарская не хазарская, печенежская не печенежская.

- А-а, - Олег встал, потащил из-за плеча саблю, - таких больше не сыщешь! Одна на весь свет, подруга моя, - он истово приложился губами к лезвию, - ты б видел, как ворога сечет! Пополам, до седла! Во!!! Дай-ка... - Олег вылез из-за стола и вышел на середину корчмы.

"Ну-ка, покажу я этим увальням, что такое сабля в умелых руках, - подумал он. - Зря, что ли, у Ливона Вороныча... то есть Ратмирыча, столько лет учился?"

Середин расставил ноги, вытянул саблю перед собой, покосился на стол. Дружинники примолкли, ожидая представления. Еще он увидел замершего за стойкой хозяина, прыснувших в дверь девок и серьезные, совсем трезвые глаза Невзора. Ведун еще успел удивиться, чего это тот не пьет, и...

Сабля будто сама попросилась показать себя в полном блеске: засвистел рассекаемый воздух, заблистал клинок, шипя и рубя гарь от сгоревшего жира, масляную копоть, спертый перегаром воздух. Олег вдруг почувствовал необыкновенную легкость: он перехватывал клинок за спиной из руки в руку, перебрасывал перед собой из ладони в ладонь, крутил "восьмерки": нижнюю, верхнюю, дробил воздух "крестами", успевая уходить "свилями" от воображаемого нападения. Сейчас он один бился со всей нечистью, резал всех нелюдей, что душили, грызли, убивали его народ, всех этих упырей, оборотней, вурдалаков, василисков, велетов, леших, кикимор и хрен знает кого еще...

Рука сама требовала ощутить сладость удара: рассечь, разрубить, располовинить лютого изверга так, чтобы в корчах последнего часа катался он по полу, изрыгая свою черную кровь...

...и изверг нашелся.

- Лови!

Середин крутанулся к двери, успел заметить, как что-то белое, растопыренное летит на него, целя в глаза кривыми когтями. Сверкнул каленый клинок, легко, по-молодецки разрубая ворога...

Олег резко выдохнул, приходя в себя. На полу, брызгая кровью, билась разрубленная пополам курица. Потроха тащились за каждой половинкой, клюв судорожно дергался, когтистые лапы скребли пол...

- Ква... - только и сумел сказать Середин.

- Ай да парень! - заголосили дружинники, перекрикивая один другого. - Ну, дал... ловок, зараза... вот это боец... Вина ему! Хозяин, где вино?

В руку Олегу сунули черпак с медом. Припав к нему, как лошадь к воде после изнурительной скачки, он гулко глотал, чувствуя, как мед льется за ворот, холодит разгоряченную грудь. Мед ударил в голову, словно боевым молотом. Олег отшвырнул черпак, с маху попытался всадить саблю в ножны за спиной. Позади ойкнули. Он обернулся. Одна из девок, видно пробегавшая мимо, придерживала рассеченную на плече рубаху, на голой коже алела царапина. Глаза ее были вытаращены то ли от запоздалого испуга, то ли от восхищения мастерством воина. Конечно, от восхищения, решил Середин. Он успел сказать девахе, чтобы далеко не уходила, как в глазах вдруг все поплыло. Зрение внезапно стало отказывать, и он выныривал из гудящей тьмы рывками, с трудом различая, кто вокруг, что вокруг и где вообще он оказался...

...Здоровяк, сидевший рядом за столом, одним ударом топора развалил поставленную на стол дубовую скамью, воздел топор к потолку, зарычал диким вепрем...

...Хозяин с перекошенным лицом метался от одного дружинника к другому, слезно о чем-то просил...

...звенели мечи, голосили девки...

Потом вдруг Середин оказался во дворе: он подбрасывал в воздух глиняные кувшины, Острожек влет бил их в воздухе длинными стрелами, и черепки дождем падали на землю. Потом вдруг перед глазами оказалась чья-то пышная голая задница, которую он пытался укусить... Потом он чувствовал, как его куда-то волокут на спине, и знакомый голос приговаривает:

- Тихо, брат, отдохни...

Тьма окружила его, и он отдался на ее волю, плывя по течению, которое несло его, покачивая, далеко-далеко... может, домой?

Глава 8

Он понял, что умер. Умер и уже не встанет никогда. И смерть к нему пришла страшная: от обезвоживания организма. Он в пустыне, он заблудился, а во рту забитый дикими кочевниками кляп, сухой и жесткий. А голову ему сдавили веревкой с узлами - есть такая восточная пытка, и хрипящий от натуги палач крутит веревку, сдавливая череп и сопит, отплевывается, сволочь, давит все сильнее, все яростнее...

Середин со стоном открыл глаза. Над головой сияли звезды. Они смотрели на его муки, равнодушные и далекие. Он снова застонал и повернул голову. Упившийся здоровяк, который давеча рубил топором лавку, лежал ничком в луже собственной блевотины и храпел, как хряк, которому забойщик взрезал глотку. Олег почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, и отвернулся. С другой стороны кто-то сидел, обхватив колени, и смотрел на заходящий месяц. Олег узнал хищный профиль Невзора.

- Не...р... - Из горла вылетело сиплое шипение, но бывший дружинник повернул голову.

- А-а, очнулся, - сказал он, встал и куда-то ушел.

- Куда же ты? - прошептал Середин ссохшимися губами.

Невзор вскоре появился, опустился на колени и протянул Олегу мокрый, блестящий в свете месяца ковш, с которого капала вода. Ничего прекрасней Олег в жизни не видел. Он собрал волю в кулак, заиграл желваками и приподнялся на локте, потянувшись к ковшу нетвердой рукой. Ковш был тяжел, ручка выворачивалась из ладони, но он все-таки поднес его к губам, раскрыл рот широко, как только смог, и опрокинул на лицо. Вода была живая! Она не могла быть колодезной или даже ключевой: обычная вода так не освежает. Она охладила лицо, спекшийся рот, пробежала по пищеводу, неся в тело жизнь. Середин уронил ковш, откинулся отдуваясь и блаженствуя, затем перекатился на бок, подтянул ноги и сел.

"Вода - это хорошо, - подумал он, - но еще лучше было бы..."

Он взглянул на Невзора. Тот хмыкнул и молча протянул ему чарку. Олег сглотнул, осторожно принял ее и, задержав дыхание, медленно выпил до дна. Сознание постепенно прояснялось, бухающие в темя и виски молоточки стучали все мягче, словно их обмотали тряпьем, тошнота понемногу отступала. Олег, упираясь руками в землю, встал на карачки, собрался с силами и выпрямился. Вокруг на земле вповалку спали дружинники. Кто с корчагой в руке, кто с обглоданной костью, один с девкой, а Сторожек обнимал лук с оборванной тетивой.

- Постоялый двор? - выдавил Середин.

- Позади тебя. Не сожгли, не бойся. Не успели просто - упились все.

Середин пошарил за спиной, нащупал рукоять сабли и, вытянув ее из ножен, поднес к глазам.

- Кого я... - Он похолодел от недоброго предчувствия.

- Курицу разрубил.

- А-а, помню. Она на меня, вроде, бросилась.

- Ну да, заклевать хотела, - усмехнулся Невзор. - Это я в тебя птицу кинул - тебя остановить надо было, уж очень разошелся.

- Уф-ф, от сердца отлегло. Как же это я так, а?

- Да, погуляли знатно, - подтвердил Невзор, - хозяин хотел в город бежать, подмогу звать. Еле-еле остановил. Отдали ему все деньги, что кормщик Острожку дал, и кресты, что я с татей снял. Вроде, успокоился.

Похмелье отступило, и Олег ощутил проснувшийся голод.

- Там пожрать чего осталось?

- Сходил бы ты умылся, что ли, - посоветовал Невзор, - или искупался - еще лучше. Вода, она, знаешь, как оттягивает. А я поищу чего-нибудь поесть.

- Договорились.

Олег передернул плечами: мысль о купании совсем не вдохновляла, но надо было приводить себя в порядок. Он спустился к реке. На берегу лежали рыбачьи лодки днищами вверх. Он стянул перевязь, расстегнул пояс. Руки тряслись, пальцы ходили ходуном. Потянул через голову рубашку, не удержался и с размаху сел на песок.

- Закусывать надо, - пробормотал он, злясь на себя.

Стащил сапоги. Кожаные штаны прилипли к телу, он кое-как скатал их до колен, стянул и отбросил в сторону. Стало зябко, озноб пробежал по телу. Середин решительно встал и направился к воде. Слабый ветерок чуть рябил поверхность, на востоке небо уже светлело, обещая скорый рассвет.

"С разбегу, что ли?" - подумал он.

Нет, сил бегать не осталось. Ведун сцепил зубы и медленно вошел в реку. Прохладная вода приняла его, как пуховая перина. Олег глубоко вдохнул, задержал дыхание и нырнул. На глубине было темно, спокойно. Медленно раздвигая воду, он плыл, считая гребки. В движении Середин мог задерживать дыхание около полутора минут, в состоянии покоя - все четыре. Он вспомнил, как Невзор плыл под водой к вражьей лодке. Минуты три, три с половиной точно. А потом вымахнул на борт, как натасканный фрогмен из элитных спецчастей. Надо бы спросить у него, где это он научился так нырять?

В висках опять застучали молоточки: кислород растворился в крови, организм требовал воздуха, - и Олег направился к поверхности. Темное зеркало расступилось над ним, он с шумом выдохнул, перевернулся на спину и, раскинув руки, замер, отдавшись на волю течения.