Чтение 9–й страницы книги ~Операция "Хаос"~

кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали лишь с помощью своих кривых
сабель. И этим саблям я ничего противопоставить не мог. Свартальф вел
продольную стрельбу по ногам, а я рвал их, как мог - вой и крики, укусы,
треск, лязг... Аллах акбар, так сверкайте зубы в ночи!

Лестница была узкой, это помогало. Да и их раненые мешали им. Но
слишком явен был их перевес. На меня одновременно лезли около сотни
храбрых мужчин. И мне пришлось отступить на шаг, а потом еще и еще. Не
отступи - и они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже
полегли, еще более дюжины. И за каждый фут, что приходилось отдавать, мы
добавляли еще несколько новых трупов. Мы выигрывали время.

У меня не сохранилось четких воспоминаний об этой битве. О таких
вещах редко помнишь. Но, должно быть минуло около 20 минут, прежде чем
они, разъяренно вопя, откатились. У подножья лестницы стоял сам эмир. Он
хлестал хвостом по своей ярко раскрашенной шкуре.

Я постарался сбросить с себя усталость, вцепился когтями в пол,
готовясь к последней схватке. Вверх по ступеням медленно надвигался на нас
одноглазый тигр. Свартальф зафыркал. Внезапно он прыгнул через перила за
спину громадной кошке и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о целости
своей шкуры.

Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес ощетиненную когтями
лапу и ударил. Я кое-как увернулся и вцепился ему в глотку. Все, что я
добился - это полная пасть отвисавшей от тела шкуры. Но я повис на ней и
попытался вгрызться глубже.

Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в сторону, словно
маятник. Тогда я зажмурился и сжал челюсти еще крепче. Он полоснул
длинными когтями мои ребра. Я отскочил, но зубы остались на прежнем месте.
Он сделал выпад и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. Боль
пронзила мой хвост. Я взвыл и отпустил его.

Одной лапой он пригвоздил меня к месту. Занес другую, готовясь
переломить мой хребет. Каким-то чудом, обезумев от боли, я извернулся и
высвободился. И ударил снизу вверх. На меня глядел, ослепительно сверкая,
его неповрежденный глаз - я вышиб этот глаз из глазницы.

Он визжал! Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к перилам. Там я
и улегся почти без сознания и уже готовился испустить дух. А ослепший тигр
тем временем метался в агонии. Зверь возобладал в нем над человеком, и он
скатился по ступеням и учинил страшное побоище своим же собственным
солдатам.

Над свалкой с сопением пронеслась метла. Добрый старый Свартальф! Он
удрал только для того, чтобы вернуть нам средство передвижения. Я видел,
как он подлетел к двери, за которой находился ифрит, и как он поднялся,
покачиваясь, готовый встретить следующую волну сарацин.

Но они все еще пытались совладать со своим боссом. Я согнулся, обрел
дыхание и встал. Смотрел, обонял, слушал. Мой хвост, казалось, горел в
огне. Половины хвоста как не бывало.

Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я услышал, как
клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и умирал трудно.

- Вот тебе и конец, Стив Матучек, - подумал сидевший во мне человек.
- Они делают то, с чего должны были начать в первую очередь. Встанут внизу
и начнут поливать тебя огнем. А каждая десятая пуля - серебряная.

Эмир упал и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал, когда его люди
очухаются и вспомнят обо мне.

На лестнице на помеле появилась Джинни. Ее голос доносился откуда-то
очень издалека:

- Стив! Сюда! Скорее!

Я ошеломлено помотал головой. Попытался понять, что означают эти
слова. Я был слишком измотан, был слишком волком. Она сунула пальцы в рот
и свистнула. Это до меня дошло.

Она с помощью ремня втащила меня к себе на колени и крепко обхватила.
Пилотировал помело Свартальф. Мы вылетели в окно на втором этаже и
устремились в небо.

На нас набросился оказавшийся поблизости ковер-самолет. Свартальф
добавил мощности и наш "Кадиллак" оставил врага далеко за кормой, и тут я
отключился.

Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в больничной палате.
Снаружи был яркий дневной свет. Земля была мокрая и дымилась. Когда я
застонал, в палату заглянул медик.

- Привет, герой, - сказал он. - Лучше оставайся пока в этом
положении. Как ты себя чувствуешь?

Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание. Потом принял от
него чашку бульона.

- Что со мной? - прошептал я (меня уже, разумеется, превратили в
человека).

- Можно считать, что твои дела не так уж и плохи. В твоих ранах
завелась кое-какая инфекция - стафилококки, та разновидность, что поражает
и человека, и собакообразных. Но мы вычистили этих зверюшек с помощью
нашей антибиотической техники. Помимо этого - потеря крови, шок, явно
застарелое нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном порядке.

Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И в основном
касались того, как восхитителен на вкус этот бульон. Полевой госпиталь не
может таскать с собой оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую
у госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на которых хирург
мог бы отрабатывать симпатические операции.

- Какую технику вы имеете в виду? - спросил я.

- У одного из наших парней злой глаз. Он смотрит на микробов в
микроскоп.

Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев "Ридер
Хайджест" посвятит этому случаю лирическую тянучку. Меня мучило другое.

- Атака... началась?

- Ата... А, это! Она состоялась два дня назад, уважаемый
Рикки-тикки-тави. Тебя в это время хранили под одеялами. Мы швабрим их по
всему фронту. Последнее, что я слышал, что они уже добрались до линии
Вашингтона и продолжают драпать.

Я вздохнул и провалился в сон. Меня не мог разбудить даже шум, с
которым врач диктовал отчет своей пишущей машинке.

Джинни пришла на следующий день. Верхом на ее плече ехал Свартальф. В
открытую дверь палатки бил солнечный свет, и поэтому волосы Вирджинии
отливали медью.

- Здравствуйте, капитан Матучек, - сказала она. - Как только я
освободилась, сразу же пришла узнать, как вы себя чувствуете.

Я приподнялся на локтях. Свистнула сигарета, которую мне предложила
Вирджиния. Сигарета оказалась в зубах, и я медленно сказал:

- Перестань, Джинни. Сейчас уже не окончание той ночи, но, думается,
мы с тобой знакомы в достаточной степени.

- Да, - она присела на койку и погладила меня по голове. Это было
восхитительно. Свартальф замурлыкал мне, и хотел ответить ему тем же.

- Что с ифритом? - спросил я после паузы.

- По-прежнему в бутылке, - она рассмеялась, - и сомневаюсь, что
удастся когда-нибудь извлечь его оттуда. Если предположить, что кому-то
этого захочется.

- Но что ты сделала?

- Просто применила на практике принцип папы Фрейда. Если когда-то об
этом напечатают, на меня ополчатся все приверженцы юнга, сколько их есть в
нашей стране... но это сработало. Я копалась в его воспоминаниях,
разбиралась в иллюзиях, и скоро обнаружила, что у него гидрофобический
комплекс... не водобоязнь, связанная с бешенством, а просто страх воды,
мой пират...

- Можешь называть меня пиратом, - проворчал я. - Но если назовешь
Фидо, тогда гладь по голове.

Она не спросила, с какой стати я настолько самонадеян, что претендую
и далее на ее ласку. Это меня воодушевило. Правда, она залилась румянцем,
но, тем не менее, продолжала.

- Получив ключ к его личности, я нашла простой способ сыграть на этой
фобии. Я объяснила ему, насколько распространено это вещество - вода. И
как вообще трудно от нее избавиться. Он приходил в ужас все больше и
больше. Когда я сказала, что тела живых существ, включая и его
собственное, содержат около 80% воды, дело было сделано. Он вполз в
бутылку и впал в кататонию.

Помолчав минутку, она добавила задумчиво:

- Мне хотелось бы оставить его у себя. Я бы поставила бутыль на
каминную доску. Я думаю, что все кончится Сант-Обнианским институтом. Так
что я попросту напишу небольшую статью об использовании психиатрии в
военном деле.

- Разве бомб, драконов, использования вервольфов и прочей придуманной
нами дряни уже недостаточно? - спросил я с содроганием.

Бедные, незатейливые, стихийные духи! Они считают себя злодеями, но
им следовало бы поучиться у человеческой расы!

Что касается меня, я мог представить, с какими неудобствами сопряжена
женитьба на ведьме, но...

- Поцелуй же меня...

Что она и сделала.

У меня осталось немного сувениров от этой войны. Это поганое время и
лучше о нем не вспоминать. Но один подарок на память все-таки всегда со
мной. Несмотря на все старания хирургов-косметологов. Когда я обращаюсь в
волка, хвост у меня обрубленный. А когда я человек, то при сырой погоде
стараюсь не садиться.