упоминалось, и это было крайне маловероятно; в джунглях можно очень легко
сбежать.
Пробираться крадучись, смотря под ноги, в темноте, не имея возможности
заметить нападающих Птиц, эта мысль показалась ему весьма не здравой, и по
пути сюда Тлам всегда прятался в укрытие с наступлением сумерек. Правда,
почти все птицы его времени, о которых он что-либо знал, ночью спали, но
были также и ночные хищники; а один из просителей Кванта упомянул сов. Не
хотелось и думать, какой может оказаться сова двухсотпятидесятого века. Но
тот факт, что Тлам не ожидал, что Старейшины будут спать, говорил в пользу
того, что ночная охота была случайным, и возможно, редким предприятием.
исчезла. Тлам быстро скрючился и заполз в дверь.
предполагал Мартелс, была устлана какими-то сшитыми вместе шкурами, на
некоторых из них еще сохранился мех. Они были прекрасно выдублены,
поскольку кроме очень слабого запаха человека, похожего на легкий запах
свежего пота, там ничем не пахло. Кроме дневного света, просачивавшегося
под щит, другого освещения не было, но этого - несильного, но равномерного
- вполне хватало, помещение вовсе не казалось мрачным.
позу лотоса в йоге. Несмотря на свое звание Старейшин, они выглядели
немногим старше Тлама, чего можно было ожидать у людей, живших недолго,
хотя, насколько Мартелс мог судить, не так уж скверно или дико. Хотя их
только что разбудили, все семеро выглядели вполне бодро, хотя на лицах
некоторых было заметно раздражение.
него сверху вниз, но он, казалось, находил это нормальным.
из них, - и почему такая срочность?
мгновение после того, как мне было позволено отвлечь внимание Кванта, я
вдруг набросился на него.
образом?
покарал тебя?
ему никакого вреда. Сообразив, что произошло, я тут же бросился бежать - и
он даже не пытался мне помешать.
подчеркивая каждое слово. - Но вред, который ты причинил нашему племени,
может оказаться непоправимым. Мы не знаем, что с нами случится, если Квант
направит силы своего духа, чтобы разыскать нас! Если даже он этого не
сделает, мы не сможем больше обратиться к нему, пока ты жив!
но Мартелс вспомнил, насколько эти люди ориентированы на смерть. - Поэтому
я и спешил предстать перед вашим судом.
и длилась. Мартелс, естественно, ожидал от Старейшин какого-то обсуждения,
но не прозвучало ни единого слова. Может, они советовались со своими
предками? Иного объяснения не было. Мартелс хотел бы поискать глазами
девушку, но она, по-видимому, осталась у входа, да и какой помощи можно
было от нее ожидать? Это был всего лишь порыв - Мартелс был ориентирован
на жизнь.
голосом:
изгнание?
Мартелс мгновенно подчинил себе сознание Тлама. Он не пытался продиктовать
другой ответ, а просто полностью парализовал центр речи Тлама, как это
неоднократно проделывал Квант с самим Мартелсом. Он смутно почувствовал
потрясение Тлама, ощутившего, что им снова овладело нечто неизвестное и
чужое в этот критический момент.
первый раз. Наконец, первый Старейшина произнес срывающимся от презрения
голосом:
ослабели разумом, и мы тоже. В тебе меньше мужества, чем в ребенке. Ладно,
пусть будет изгнание... и память, когда Птицы разорвут тебя на куски, что
ты стал первым из нашего племени, кто испугался милосердия клинка. Это
наказание намного превышает тяжесть твоего преступления - но ты сам его
выбрал.
Мартелс быстро освободил Тлама, чтобы посмотреть, не обратится ли
низложенный вождь с какой-нибудь просьбой. Но Тлам, видимо, был слишком
потрясен, унижен и совершенно озадачен, чтобы сказать что-либо, даже если
бы и хотел. Он молча пополз вверх к выходу из хижины. Когда он поднимал
усеянную по краям шипами крышку люка, девушка плюнула ему в затылок.
люк, который упал, ободрав его колючками; Тлам не обратил на это внимания
и, похоже, даже не заметил.
что ситуация была беспрецедентной - ничего подобного в своей жизни он и
представить не мог. В таком положении его не примет ни одно племя; он не
сможет долго прожить один в диком лесу; непонятно почему, он выбрал
изгнание - и теперь ему некуда было идти.
Мартелс нуждался в его врожденных знаниях и опыте жизни в джунглях; с
другой стороны, дай ему волю, и Тлам, с его складом ума, может запросто
совершить харакири или, в лучшем случае, впасть в самоубийственную апатию.
Да, это был выбор Гобсона.
просыпающейся деревни. Он уныло побрел в чащу. В памяти Мартелса всплыли
стихи Гете о мизантропе, которые Брамс включил в "Рапсодию для альта":
"Травы встают за ним; пустыня его принимает". Но отнюдь не Тлам отверг
людей, а они его, и вина целиком лежала на Мартелсе.
ужаса и отчаяния, который издал Тлам, Мартелс направил его на юг, к
Терминусу... и стране Птиц.
Мартелс почувствовал по чуть возросшему мышечному тонусу туземца, когда
они достигли местности, которую Тлам считал страной Птиц. Но в течение
нескольких последующих дней они не встретили ни одной Птицы;
чередовавшиеся ходьба, поиски укрытия, сон, добыча пропитания и снова
ходьба, стали обыденностью, которую Мартелс позволял Тламу диктовать.
Никакой сторонний наблюдатель не заметил бы диалектического противоречия
между притуплявшимся отчаянием Тлама и растущим нетерпением Мартелса,
которые являлись центром их внутренней жизни.
серовато-коричневого цвета, до удивления похожее на воробья, но Тлам при
виде ее мгновенно остолбенел, как кролик при виде удава. Птица, в свою
очередь, раскачивалась вверх-вниз, цепляясь когтями за самый кончик низко
расположенной ветви, задирала голову и распускала перья, а временами
принималась их чистить. Ее взгляд казался совсем бессмысленным, и через
некоторое время она безразлично чирикнула, вспорхнула и исчезла в сумраке
влажного леса, как оперенная пуля.
опасность, но вирус рака тоже невелик. После ее исчезновения Тлам
несколько минут сохранял неподвижность, а затем пошел с еще большей
осторожностью, беспрерывно бросая взгляды во се стороны с почти птичьей
быстротой. Он не ошибся; на следующий день они увидели еще трех похожих на
воробьев Птиц, а еще на следующий день, пять. А на следующее после этого
утро они, проснувшись, увидели угольно-черное существо, похожее на
громадную ворону, расположившееся вне досягаемости дубинки, которое
смотрело на них блестящими немигающими глазами, вытянув шею так, что она
походила на змею.
Эдгара Аллана По, но хозяином, по крайней мере номинально, оставался Тлам,
который вновь застыл. По совершенно разным причинам ни одно из двух
сознаний не удивилось, когда клюв Птицы раскрылся, горло сморщилось и
задергалось, и она произнесла голосом, похожим на скрежет гвоздя по
стеклу:
своего племени и всех человеческих племен.
твоим глазам. Король обещал их мне, если ты не уйдешь.