вдруг стало грустно, как бывало всегда, когда что-нибудь заканчивалось. Но
на этот раз конец был и началом.
двадцать минут. Последние полчаса они описывали круги.
их разделили. Пока таможенник рылся у Энджелы в чемодане, она смотрела
себе под ноги.
блузок. Не коробка с гаванами, а тот самый забавный камешек. Шон, ты
чокнутый! Она облегченно рассмеялась.
Должно быть, его упаковал мой жених.
транспортер.
безопасность.
Книги из Келлса. Насколько он помнил оригинал, краски были слишком яркими.
Но эта открытка кое-что значила и обрадовала его.
за коммунальные услуги, она осталась незамеченной. Он перевернул открытку
и еще раз прочел. Крупный почерк, синий фломастер. Кудрявые большие буквы.
Писала женщина.
на Ваше одобрение. Думаем, вам понравится. Скоро увидимся.
дочь, которыми он так и не обзавелся. Не по своему выбору. Не по выбору
Мэгги. Он знал, сколько Мэгги молилась понапрасну.
десять дней назад. Может быть, они уже дома? Он ждал просмотра фильма,
который вернул бы ему давние воспоминания. В последний раз он ездил на
родину больше двух десятков лет назад, с Мэгги. С тех пор, должно быть,
там многое изменилось. Из Штатов, Германии, Японии, даже из СССР вливались
деньги. Перемен должно было произойти немало.
кружевные занавесками. Он прошел за письменный стол, к полкам, где держал
свои сокровища. Заметил, что фотография Мэгги в рамочке упала лицом вниз.
Встревоженно поправил ее. Однако стекло не разбилось. Странно. Он не
слышал, как она упала. Ветер. Нужно закрывать дверь, если открываешь окно.
Внимательно посмотрев на портрет жены, он водворил открытку между ним и
фотографией молодого Джека Кеннеди, тогда еще конгрессмена, прислонив к
резному китовому зубу и маленькой бронзовой сове из Донегала.
безжалостно стиснутых в кажущемся беспорядке экземплярами "Античности"
книг, среди которых были и написанные им самим. Плодотворный ералаш. И все
же он знал местонахождение и содержание всех до единого трудов, всех до
единой бумаг. Библиотека была продолжением его мыслей. Здесь время для
него текло медленнее, чем за стенами кабинета. Это почему-то казалось
вполне справедливым и подобающим. Свою жизнь он потратил на то, чтобы
сберечь, сохранить прошлое.
ключи, бумажник. Пара квитанций из химчистки. Древний обрывок билета на
стадион Ши. Когда он в последний раз надевал этот пиджак? Он порылся в
другом кармане. А. Есть. Несколько отделенных от остальной мелочи
четвертаков.
Отколупнув крохотный лоскуток кожи, он критически рассмотрел свое лицо.
Темные глаза, нос с горбинкой, мохнатые серо-седые брови. Черные пряди в
седых волосах. Для седьмого десятка неплохо.
скормил счетчику четвертак. Потом перешел через улицу к супермаркету,
пробираясь сквозь толпы туристов и уличных торговцев с серебристыми
воздушными шарами, и ненадолго остановился, чтобы посмотреть на одетого в
костюм Пьеро студента, который жонглировал тарелками.
прохладное помещение. Розы оказались ярко-розовыми бутонами.
выбрал горшок желтых хризантем.
этот ремонт вечен. Запах выхлопных газов; урчание моторов; отражающееся от
хрома солнце; липкий воздух, пронизанный гудками и треском помех,
несущимся из автомобильных приемников. Стоило свернуть на
Коммонуэлс-авеню, и поток машин сразу поредел. Поездка заняла двадцать
пять минут. Обычно, по подсчетам Маккея, выходило двадцать.
пассажирского сиденья горшок с цветами. Потом запер дверцы и опустил в
счетчик четвертак.
Они знали, что он обычно заказывает. И бутылку диетической кока-колы.
Консервы Маккей презирал.
зелень выгорела и увяла. В лохматой жухлой траве вокруг могил было полно
сорняков. Инфляция, печально подумал он. Свела на нет умение должным
образом поддерживать порядок. И все же профессору казалось, что Мэгги это
не огорчило бы.
Старый друг. Маккей задержался, чтобы взглянуть на изваяние. Одна каменная
рука сжимала епископский посох, другая была воздета и благословляла.
Почерневшие от копоти, выбеленные птичьим пометом черты лица святого были
едва различимы. На голове Патрика восседал голубь. Кто-то написал на
пьедестале аэрозольной краской грубое слово. Кто-то другой закрасил его,
тоже аэрозолем. Но непристойность еще можно было разобрать, хоть и с
трудом. Обиженный, озадаченный Маккей покачал головой. Печально. Печально.
листья, затем осторожно заменил засохшие цветы на хризантемы.
медленно съел сэндвич, вспоминая хорошее. Дублин. Крохотный книжный
магазин отца. Колледж Святой Троицы. Мэгги. Мэн. Брюнсвик. Свадьба. Поезд
до Бостона. Годы счастья. Ее смех. Ее нрав. Саратога. Концерты в Тэнглвуд.
Каникулы. Мэн (она никогда по-настоящему не любила жизнь в кемпингах).
Гостиница в Ньюпорте на Роуд-Айленд, где наплывал туман и ревуны не давали
спать по ночам.
поднялась та страшная, жуткая неделя. Мэгги так же переживала за него, как
он - за нее. Это было хуже всего.
когда она умерла.
Он помнил, что просидел на этой скамье до вечера. Чтобы не оставлять ее
здесь одну-одинешеньку; он не мог оставить ее одну. Потом целых полгода он
не появлялся. Слава Богу, острая боль унялась до тупой, ноющей. Остались
только воспоминания. Но печаль самого кладбища просачивалась в него,
проникая до костей, в самую душу. Все имена. Все воспоминания. Все потери.
и засыпанной гравием дорожке, бросив по пути в урну бумажный пакет из-под
ленча. Его восхищало смешение разнородных стилей, в которых были выполнены
надгробия. Греческая классика теснила готический и романский стили. Он
взглянул на египетский мавзолей с крылатым солнечным диском над перемычкой
двери и с улыбкой вспомнил молодые годы - каникулы, убитые на то, чтобы
шарить по проходам среди могил и курганов; Ноут и Нью-Грэйндж; громадные,
холодные подземные каменные кельи, ныне пустующие. Как легко в молодости,
подумал он, обкрадывать мертвых.
подержанные автомобили; новости; очередные эмигранты с Гаити; Иран;
наводнения в Альпах; инфляция. Маккей выключил приемник. Он предпочитал
прошлое.
покопался под капотом и что-то сделал с ремнем вентилятора. Потом
профессор поехал в супермаркет.
принес облегчение. Маккей купил себе на ужин свиную отбивную, замороженный
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Русанов Владислав
Лукин Евгений
Смоленский Вадим
Афанасьев Роман