Чтение 9–й страницы книги ~Черневог~

происходящим. Я постоянно хочу знать, что будет со всеми нами, и правильно
ли мы поступаем, удерживая наши сердца, и какие именно мы колдуны, хорошие
или плохие? А что, если мне не понравится ответ? Ведь так много всего, что
идет не так, как следует. А то, что идет хорошо? Разве можно радоваться
тому, что тебе удалось, если можешь узнать все, что с этим случиться в
будущем?

Но Ууламетс всегда хотел знать, что произойдет после него. Я же боюсь
узнать даже то, куда я в данный момент направляю свои действия. Может быть
именно поэтому банник никогда не придет сюда? Ууламетс часто говорил, что
"не знаю" и "знать не хочу" всегда перетянут канат...

Перо успело высохнуть, пока он думал. Он вновь обмакнул его в
чернильницу, вывел кривые неуверенные буквы, стараясь писать так, чтобы
никакое желание не помешало ему забыть то, о чем он думал этой ночью,
надеясь, чтобы, дай Бог, Ивешка не проснулась и не подслушала его.

"Итак, при первом впечатлении лошадь могла быть вовсе и не ошибкой.
Мне нужно что-то, чтобы очистить свою голову от этих "может быть", которые
не дают мне житья с тех пор, как мы построили баню. Когда возникает
беспокойство, вызванные этими многочисленными "может быть", то
беспокойство это может быть не чем иным, как желанием по отношению к тому,
что еще не произошло, и когда эти желания пересекаются с тем, что в данный
момент изменяется, то одному Богу известно, какой вред может причинить
тот, кто так поступает. И я боюсь, что учитель Ууламетс хоть в малой мере,
но сделал это. Поэтому колдуны должны быть очень осторожны с банниками.
Хотя колдуны и просчитывают свои желания, и даже слишком, но их подсчеты
могут быть менее достоверны из-за сомнений.

Это беспокоит меня, потому что я забыл о том, что пожелал вернуть
Волка. Ведь если бы я вспомнил об этом, я непременно что-то предпринял бы,
чтобы остановить это желание. И еще это означает, что и забывчивость, в
конце концов, может быть частью желания. Возможно, что я должен был бы
забыть это настолько, чтобы это случайно могло оказаться правдой, и в
конце концов результат мог быть совсем неплохой.

Все происходит так, как оно и должно происходить, а желания лишь
подстраиваются под происходящее. Никогда не следует пытаться выставлять
желания, направленные против природы или времени..."

Пожелай, чтобы камень летал, как говаривал Ууламетс, и тогда
остерегайся бури.

Пожелай вернуть лошадь из Воджвода... Боже мой... ведь можно лишь
вообразить те ужасные обстоятельства, при которых эта лошадь могла
оказаться здесь: упавший всадник с переломанной шеей, пожар в конюшне,
пожар во всем Воджводе или захват города неприятелем...

Нескончаемое множество всяких "может быть", подобных этим,
промелькнуло перед ним, в то время как огонь в лампе чуть вздрагивал от
сквозняка, и по углам кухни метались дрожащие тени. И он подумал с
внезапной дрожью о самом худшем, что беспокоило его: о том запретном для
памяти, окруженном кольцом терновника месте, где лешие несли охрану,
терпеливые, как сами деревья...

Что-то треснуло, и вся полка над ним опрокинулась с одного конца:
книги и глиняная посуда с ужасным грохотом свалились на стол, а с него -
на пол. Он отпрянул назад, лавка заскрипела, когда он пытаясь сохранить
равновесие, ухватился за край стола и опрокинул лампу. Он схватил первое
попавшееся, чтобы притушить огонь, со страхом пожелал, чтобы он погас, и
набросил на пламя полотенце, вздрагивая всякий раз, когда остатки посуды
падали и гремели, прежде чем остановиться.

Потревоженный домовой, разбуженный от сна, завозился в подвале,
отчего затрещал весь дом. Саша услышал, как Петр и Ивешка вскочили с
постели, и Петр позвал его, спрашивая, что случилось, и вслед за этим он
тут же ощутил испуганное желание Ивешки, направленное на то, чтобы дом был
цел и невредим, еще до того, как и Петр и она выбежали из комнаты.

А он видел горящим свой собственный дом. В ту пору ему было всего
около пяти, но он запомнил, как соседи говорили: "Этот ребенок -
колдун..."

Дверь распахнулась.

- Что случилось? - спросил Петр, вбегая на кухню. - Саша?

- Упала полка. - Все еще вздрагивая, он все-таки сообразил поднять с
пола книги, принадлежавшие Ууламетсу и Черневогу.

- Колышек, на котором она держалась, должно быть ослаб, - сказал
Петр, рассматривая то место на стене, где до этого висела полка, в то
время как Ивешка вытирала пролившееся из лампы масло и подбирала черепки
от посуды. Когда Петр заговорил, его голос долетал до Саши, словно со дна
колодца: - Здесь просто была трещина, только и всего. Я как следует
укреплю ее.

Саша вспомнил про книги, которые все еще держал в руках, и положил их
на стол поверх своей, с самыми ужасными предчувствиями, сдавившими его
сердце. Это могло быть, на самом деле могло быть то, что говорит Петр:
старое дерево, старая полка, сохранившаяся еще с тех пор, когда Ууламетс
строил этот дом. Это было самое приемлемое и естественное объяснение:
переделка стены повлияла на прочность крепления, да и полка теперь была
нагружена тремя книгами, в то время как много лет на ней стояла всего лишь
одна. Даже несколько кувшинов, которые появились на полке несколько дней
назад, могли быть, а скорее всего именно так, быть причиной того, что
полка упала. Полки и столы, находящиеся на кухне, были, пожалуй, теми
вещами, которые так никто и не трогал с самых давних пор...

Но сегодняшней ночью все казалось неестественным и важным. Сашу
охватила паника. Его первым порывом было спросить у Ивешки, не чувствует
ли она какого-то беспокойства, но он быстро отбросил эту мысль как можно
дальше...

Потому что то, чего он опасался, было столь глупым и в то же время
столь смертельно опасным, сколь глупыми и опасными были сомненья в силе
окружавшего их леса удержать волшебника, который когда-то убил Ивешку.

Сомнение всегда было главным оружием Черневога.

А его книга была здесь, на столе перед Сашей, где он не хотел никогда
ее видеть. Она лежала здесь, среди банок со специями и старыми рыболовными
принадлежностями, пучками сухой травы и странными птичьими гнездами... эта
страшная, очень опасная вещь несла в себе его воспоминания, в ней была та
самая опасность, которая заставила его сердце подпрыгнуть, когда старое
дерево треснуло и полка свалилась со своего места.

- Ничего страшного, - сказал он Петру и Ивешке, - отправляйтесь
назад, спать.

И пожелал им приятных сновидений. Он хотел...

Но Ивешка резко остановилась на пути к двери и строго глянула на
него, как ему показалось, с гневом. Определенно, она не одобряла
случившееся.

"О чем ты думаешь?" - мысленно задал он ей вопрос именно таким
образом, как могут сделать только колдуны, желая при этом, чтобы смысл тут
же попадал в ее голову. Она нахмурилась, глядя на него.

Позже он взглянул на себя как бы со стороны и увидел мальчика,
который, сгорбившись над столом, продолжает читать книгу, принадлежавшую
ее отцу. Ууламетс не имел никаких добрых намерений ни к Петру, ни к
Ивешке, а кроме того еще и не доверял ей...

Никакая женщина, никакая дочь, никакой мужчина или какое-нибудь иное
существо не могли поладить с ним. Ууламетса всегда интересовал только его
собственный путь, и если Саша обманывал себя, полагая, что Ууламетс хоть
раз пожелал им добра, то только в том случае, если это совпадало с его
целями.

Эта мысль мелькнула у него, когда Ивешка исчезла за дверью вслед за
Петром и дверь спальни окончательно захлопнулась за ними. Он даже
вздрогнул, когда она ушла.

В своих сердечных переживаниях она, разумеется, не была
шестнадцатилетней девочкой. В некоторых вещах она разбиралась гораздо
лучше, чем он. Ему следовало бы прислушаться к ее советам по причинам,
среди которых не последним было то, что Ивешка помнила только то, что она
сама видела, и была уверена, что помнит это... а это было значительно
больше того, что мог сказать он.

"Что случилось со мной?" - спрашивал он сам себя, содрогаясь от
холода, навеянного испугом. "Что происходит во мне, если она видит во мне
Ууламетса?"

Дождь падал с кустов, капли воды собирались на колючках, зависали и,
поднимая брызги, падали в лужи, в которых отражались ветки...

Вода заливала камень...

- Он был белый, как простыня, - сказал Петр, чуть тронув Ивешку за
плечо, когда они вновь улеглись. - Вешка, что происходит?

Она зажмурила глаза и сказала, стараясь не думать ни о чем и не
желать абсолютно ничего, включая даже мир и благополучие этого дома:

- Нет. Он просто очень расстроен из-за лошади, вот и все.

Серое небо и ветки. Серый, цвета металла камень, и точно такого же
цвета намокшие от дождя деревья...

Дождевая вода сбегает с камня вниз, на землю, устремляясь к ручью,
несущему ее в реку. Темная вода, глубокая и холодная... Волки пьют воду из
этого ручья и смотрят на нее желтыми глазами...

- Я очень беспокоюсь о нем, Ивешка.

- Это все касается только его. Он справится с этим. Давай просто
уснем.

Он погладил ее плечо и натянул повыше одеяло. Она продолжала смотреть
в темноту, сжав кулаки и думая о книгах, за чтением которых мальчик
просиживал часами, веря всем тем ужасным вещам, в которые верил и ее отец,