документ столь значительный и важный, что я собираюсь просить вас о..." И
так далее. Он уже чувствовал усталость, хотя еще не добрался до 580-го
дома по Пятой авеню Нью-Йорка, до Агентства, и не приступил к работе. В
своем поместье у Тихого океана он чувствовал одиночество, оно липким
туманом, нарастая день ото дня, душило его изнутри. А сейчас, пролетая над
восстановленными районами и над участками, которые еще только предстоит
воссоздать, и над "горячими зонами", попадавшимися довольно часто, он
испытывал мучительное чувство стыда. Его жгло чувство вины, не потому что
участки земли были плохо восстановлены, нет, он знал, чего он стыдится и
почему.
орбите. И чтобы можно было прикоснуться к одной из тех старомодных
кнопочек, которыми некогда распоряжались политиканы. И чтобы эта ракета -
ба-бах! - и на Женеву. По Стэнтону Брозу.
хорошую речь, наподобие той, что лежит рядом со мной, которой я все-таки
разродился вчера вечером, а обычное, спокойное заявление о том, что на
самом деле происходит. И через "чучело" оно пройдет всю цепочку и попадет
на видеокассету, потому что цензуры не существует. Разве что в комнату
случайно войдет Айзенблад, и даже он, строго говоря, не имеет права
прикасаться к тем частям информационных материалов, на которых записаны
выступления.
убраться подальше от этих мест.
шестеренки внутри машины закрутятся, и слова его преобразятся, даже самое
простое высказывание будет подкреплено логически продуманными деталями,
которые придадут ему правдоподобие. Потому что посмотрим правде в глаза,
думал он, рассказ этот может показаться слишком неожиданным и
неубедительным. Все, что попадает в Мегалингв 6-У просто в виде
нейтрального высказывания, выходит на телевизионные экраны как официальное
заявление. Которое человеку в здравом уме, а особенно тем, кто уже
пятнадцать лет отрезан от мира в подземных убежищах, не придет в голову
ставить под сомнение. Но что самое парадоксальное, слова эти с важным
видом произносит сам Йенси, и это будет выглядеть иллюстрацией древнего
афоризма "Все, что я говорю - ложь". А чего этим удастся достичь? Само
собой, в конце концов на него обрушатся женевские чиновники. Это не
удивительно, Джозеф Адамс говорил про себя голосом, с которым уже так
свыкся, как и все, кто работал на Йенси долгие годы. Суперэго, как
называли эти довоенные интеллектуалы, или внутреннее "я", или, как
говорили в средние века неотесанные мужланы - совесть.
Женеве подобно алхимику в остроконечном колпаке, подобно сгнившей,
разложившейся морской рыбине, бледно-серебристой сдохшей макрели с
затуманенными глаукомой глазами. Впрочем, разве Броз выглядит так на самом
деле?
старый, ему что-то около восьмидесяти двух. Но он не худой, он отнюдь не
похож на швабру, на которую полосками надета поджарая, иссохшая плоть.
Восьмидесятидвухлетний Броз весит целую тонну, ходит вразвалку,
разговаривает пронзительным голосом, брызгая при этом слюной, и все же его
сердце все еще бьется, потому что, само собой разумеется, сердце у него
искусственное, так же как селезенка и все остальное.
заменителя ему нет. Хотя в те довоенные времена в Фениксе существовала
специализированная фирма, занимавшаяся чем-то вроде продажи "настоящего
заменителя серебра" - так он называл новые и значительные природные
явления, появившиеся в широком спектре "подлинных подделок", которых было
тогда великое множество - целая вселенная.
попасть через дверь в надписью "вход", пройти через нее и затем выйти из
двери в надписью "выход"... Эта вселенная, подобно кучам реквизита в
московских студиях, неисчерпаема, за комнатой начинается новая комната, и
"выход" из одной комнаты - "вход" в другую.
частного детективного агентства Уэбстера Фута правильно все понимает, то,
вероятно, открывается какая-то новая дверь, открывается настежь, и
открывают ее дрожащие от старости руки, тянущиеся из Женевы. Этот образ в
мозгу Адамса разрастался, становился все более пугающим, он уже видел
перед собой эту дверь, в которую ему предстояло скоро войти. И столкнуться
там Бог знает с каким кошмаром - новым заданием, непохожим на тот
безликий, бесформенный туман, заполняющий его изнутри и обволакивающий
снаружи, но...
произношением в этом волчьем логове, Женеве. К таким документам
прислушивается иногда не только генерал Холт, но и маршал Харенжаный,
который, будучи военачальником Красной Армии, уж никак не напоминает
добрую фею. Но этот пошатывающийся слюнявый старый мешок, набитый
искусственными органами, - Броз, ненасытно поглощавший один внутренний
орган за другим, истощая и без того скудный их запас, был глухим.
от пересадки искусственных органов слуха отказался. Он предпочел быть
глухим.
телевизору, он ничего не слышал, Адамсу казалось отвратительным, что его
ожиревшее, полумертвое тело получало аудиоинформацию прямо по кабелю при
помощи электродов, которые много лет назад умело вживили в соответствующие
участки стариковского мозга, единственного органа, принадлежавшего
настоящему Брозу, поскольку все остальные были сработаны руками людей из
особо прочных пластиков и металлов на заводах Корпорации Искусственных
Органов. (До войны искусственные органы снабжались пожизненной гарантией,
причем совершенно непонятно, что имелось в виду под словом "пожизненный" -
жизнь владельца или срок службы искусственного органа).
другие люди Йенси, более низкого ранга, поскольку под Ист-Парком имелся
особый подземный склад органов, принадлежащий всем йенсенистам, а не
только Брозу.
отказала почка (Адамс был частым гостем в его поместье в Оремне), то
искусственной почки для него не нашлось, хотя, как было известно, на
складе имелось три набора почек. Лан, умиравший в своей огромной спальне в
окружении встревоженных железок, отказался в это верить. Он считал, что
Броз присвоил себе три искусственные почки, на официальном языке
называемые "приспособления". Он зарезервировал их за собой при помощи
хитроумной "опережающей" заявки. Лан в отчаянии подал жалобу в Совет
Реконструкции, поскольку заседавший в Мехико Совет занимался
территориальными претензиями владельцев поместий. В роли судей выступали
железки - по одному от каждого типа. Дело Лан не то чтобы проиграл, но и
не выиграл, потому что умер в ожидании решения Совета. А Броз все еще
живет и знает, что еще три раза его почки могут полностью отказать, и он
все равно останется в живых. И каждый, кто решится подать иск в Совет
Реконструкции, умрет, наверняка умрет, и судебное разбирательство
прекратится само собой в связи со смертью истца.
высотные здания, эстакады, тоннели и рой аэромобилей, таких же, как и его
собственный, на которых люди Йенси летят в свои конторы, чтобы приступить
к работе в начале недели.
административным зданием N_580 по Пятой авеню, в котором размещалось
Агентство.
окружавшие со всех сторон главное здание Агентства, точно в такой же
степени были частью единого механизма, как и то, из которого Агентством
руководили. Но именно в нем находилась его контора, здесь он сражался за
место под солнцем со своими коллегами, принадлежавшими к тому же, что и
он, классу общества. Он является высокопоставленным служащим, а в его
портфеле, который он бережно взял в руки, находятся, как он прекрасно
понимал, материалы первостепенной важности.
дни бомбить Карфаген.
Агентства, Адамс нажал кнопку, чтобы сбросить скорость и выключить
двигатель и, не теряя ни секунды, по вертикальному спуску устремился к
своей конторе.
неожиданно для себя оказался перед колышущейся, подмигивающей, зевающей и
глазеющей на него тушей; щелеобразный ее рот кривился в усмешке - туша
наслаждалась его растерянностью, радуясь возможности испугать своим
внешним видом и занимаемым положением.
за его столом, было не кем иным как Стэнтоном Брозом.
поставил на пол свой атташе-кейс, удивляясь присутствию в конторе Броза и