Чтение 9–й страницы книги ~Стрелок~

печи, раскаленной огнем. Вместе с Самсоном я истребила две тысячи
филистимлян и вместе со святым Павлом была ослеплена на дороге в Дамаск.
Вместе с Марией я плакала на Голгофе.

Паства тихо зашушукалась.

- Я узнала и полюбила их. Лишь одного... одного... - она подняла
палец, - лишь одного участника величайшей из всех драм я не знаю. Лишь
один стоит в стороне, и тень на лице его. Лишь один ввергает тело мое в
дрожь, а дух - в трепет. Я боюсь его. Я не знаю, что у него на уме, и я
боюсь его. Я боюсь Лукавого.

Новый вздох. Одна из женщин зажала рот ладонью, словно желая сдержать
какой-то звук, и раскачивалась, раскачивалась без остановки.

- Лукавого, который явился Еве в обличье Змия, пресмыкаясь на брюхе,
извиваясь и ухмыляясь. Лукавого, который ходил среди детей Израилевых,
пока Моисей был на горе, того, кто нашептал им сделать золотого идола,
золотого тельца, и поклоняться ему в блуде и скверне.

Стоны, кивки.

- Лукавого! Он стоял на балконе с Иезавелью и смотрел, как царь Ахав
с криком падает навстречу погибели, и вместе усмехались они, когда псы
сбежались лизать от крови жизни его. Братцы и сестрицы, будьте же начеку,
остерегайтесь Лукавого!

- Да. О, Исус... - Мужчина, которого стрелок в первый раз заметил,
входя в город - тот, в соломенной шляпе.

- Братья и сестры, он был здесь всегда. Но я не знаю, что у него на
уме. Не знаете и вы. Кому дано постичь кружащуюся там водоворотом ужасную
тьму? столпы гордыни? не знающее меры богохульство? нечестивое ликование?
Безмерное, бессмысленно бормочущее безумие, что входит, вползает,
втирается в самые страшные желания и страсти человеческие?

- О, Спаситель Исус...

- Это он возвел Господа нашего на гору...

- Да...

- Это он искушал его, суля весь мир и все радости земные...

- Даааа...

- Это он вернется, когда настанут Последние Времена... а они грядут,
братья и сестры, разве вы не чувствуете этого?

- Дааа...

Раскачивающееся, всхлипывающее молитвенное собрание превратилось в
море; казалось, женщина указывает на всех - и ни на кого.

- Это он в обличье Антихриста придет увести людей в пылающие недра
вечных мук и погибели, к кровавому концу греховности, когда Звезда Полынь
воссияет в небе, когда желчь разъест утробы детей, когда женское чрево
породит чудовищ и в кровь обратятся деяния человеческие...

- Аххххх...

- Ах, Господи...

- Гооосссс...

Какая-то женщина повалилась на пол, с грохотом колотя ногами по
доскам. Один башмак у нее слетел.

- Это он стоит за всяким плотским наслаждением... он! Лукавый!

- Да, Господи!

Какой-то мужчина, надсадно крича, упал на колени, обхватив руками
голову.

- Когда вы пьете, кто держит бутылку?

- Лукавый!

- Когда садитесь играть в "фараона" или "глянь-ка", кто открывает
карты?

- Лукавый!

- Когда буйствуете во плоти другого тела, когда оскверняете себя,
кому продаете душу свою?

- Лу...

- Лука...

- ...кавому...

- Ууу... ууу... ууу...

- Но кто же он? - пронзительно выкрикнула проповедница (сохраняя,
однако, хладнокровие - стрелок чувствовал этот внутренний бесстрастный
холод: женщина мастерски владела собой и аудиторией, господствуя над ней).
Внезапно он с ужасом и непоколебимой уверенностью подумал: она зачала от
человека в черном демона. Она одержима злым духом. И сквозь страх вновь
ощутил жаркую дрожь желания.

Державшийся за голову мужчина, спотыкаясь, вывалился вперед.

- Я в пекле! - запрокинув к проповеднице голову, завопил он. Его лицо
дергалось и кривилось, словно под кожей шевелились змеи. - Я согрешил
блудом! Я согрешил игрой! Я согрешил травой! Я грешил! Я... - Но его голос
вознесся к небесам в страшном истерическом вое, поглотившем слова. Он
держался за голову, словно та в любую минуту могла лопнуть, как
перезревшая дыня.

Молящиеся как по команде замерли в полуэротических позах экстаза.

Сильвия Питтстон потянулась рукой вниз и ухватила мужчину за голову.
Сильные и белые, безупречные и нежные пальцы пробрались в волосы, и плач
оборвался. Мужчина немо смотрел на нее снизу вверх.

- Кто был с тобой во грехе? - спросила она. Ее глаза - достаточно
глубокие, достаточно спокойные и достаточно холодные, чтобы в них утонуть,
заглянули в глаза мужчины.

- Лу... Лукавый.

- Как имя ему?

Грубый замирающий шепот:

- Имя ему Сатана.

- Отречешься ли ты от него?

Нетерпеливое, страстное:

- Да, да! О Иисус, мой Спаситель!

Женщина запрокинула ему голову. Мужчина уставился на нее пустыми
сияющими глазами фанатика.

- Если он войдет в эту дверь... - проповедница с силой ткнула пальцем
в сумрак паперти, где стоял стрелок, - ...отречешься ли ты от него перед
лицом его?

- Клянусь именем матери!

- Веришь ли ты в вечную любовь Иисуса?

Мужчина зарыдал.

- Верю, б.... буду, верю...

- Он прощает тебе, Джонсон.

- Хвала Господу, - сквозь рыдания выговорил Джонсон.

- Я знаю, что Он прощает тебя - так же, как знаю, что Он изгонит
нераскаявшихся из чертогов своих и ввергнет во тьму горящую.

- Хвала Господу, - торжественно и утробно прожурчало собрание.

- Так же, как знаю, что этот Лукавый, этот Сатана, этот Повелитель
Мух и Змей будет низринут и сокрушен... сокрушишь ли ты его, увидев,
Джонсон?

- Да, хвала Господу! - всхлипнул Джонсон.

- Сокрушите ли и вы его, увидев, братья и сестры?

- Дааа... - Хор голосов звучал пресыщенно.

- Если завтра вы увидите, как он лентой вьется по Главной улице?

- Хвала Господу...

Расстроенный и смущенный стрелок тем временем исчез за дверьми и
направился в поселок. В воздухе отчетливо пахло пустыней. Время двигаться
дальше почти настало. Почти.

Снова в постели.

- Она не примет тебя, - сказала Элли. Голос у нее был испуганный. -
Она ни с кем не видится. Выходит только по воскресеньям - напугать всех до
смерти.

- Давно она здесь?

- Лет двенадцать. Давай не будем о ней говорить.

- Откуда она пришла? С какой стороны?

- Не знаю. - Явная ложь.

- Элли?

- Я не знаю.

- Элли?

- Ладно! Хорошо! Она явилась от поселенцев! Из пустыни!

- Я так и думал. - Он немного расслабился. - Где она живет?

Голос Элли едва заметно сел.

- Если скажу, приласкаешь меня?

- Ты знаешь ответ.

Она вздохнула. Звук напоминал шелест старых, пожелтевших страниц.

- Ее дом на пригорке за церковью. Маленькая лачуга. Там жил настоящий
священник... пока не съехал. Хватит с тебя? Доволен?

- Нет. Еще нет. - Он повернулся и навалился на нее.

День был последним, и стрелок знал это.

Небо, уродливо-лиловое, точно кровоподтек, сверху горело под перстами
ранней утренней зари. Элли привидением бродила по дому, зажигая лампы и
приглядывая за шипевшими на сковороде кукурузными оладьями. После того,
как она рассказала стрелку то, что ему необходимо было узнать, он страстно
набросился на нее, и, угадав надвигающуюся развязку, Элли отдавалась ему
так щедро, как никогда в жизни - она отдавалась, отчаянно не желая