опустившись, выбросил в обе стороны два фонтана брызг. Не стал ли ветер
сильнее, в течение последней минуты или около того? И не кричит ли там
Питер? Да. Но Хэл ничего не мог расслышать за шумом ветра. Это не имеет
значения. Избавиться от обезьяны еще на тридцать лет - или, может быть...
барашки. Он посмотрел в сторону берега и увидел Охотничий мыс и
разрушенную развалину, которая, должно быть, во времена их с Биллом
детства была лодочным сараем Бердона. Значит, почти уже здесь. Почти над
тем местом, где знаменитый студебеккер Амоса Каллигана провалился под лед
одним давно миновавшим декабрьским днем. Почти над самой глубокой частью
озера.
разобрать. Лодку мотало из стороны в сторону, и по обе стороны от ее
обшарпанного носа возникали облачка мелких капель. Небольшая сияющая
радуга была разорвана облаками. По озеру проносились тени от облаков,
волны стали сильнее, барашки выросли. Его пот высох, и теперь кожу его
покрыли мурашки. Брызги промочили его пиджак. Он сосредоточенно греб,
глядя попеременно то на линию берега, то на рюкзак. Лодка снова поднялась
и на этот раз так высоко, что левое весло сделало гребок в воздухе.
яркий ручеек звука.
белыми швами барашков. По воде, по направлению лодки неслась тень, и
что-то в ее очертаниях показалось ему знакомым, так жутко знакомым, что он
взглянул на небо и крик забился у него в окоченевшем горле.
половинки, на два золотых полумесяца, занесенных для удара. Через просветы
в облаке лился солнечный свет в виде двух ослепительных лучей.
приглушенные рюкзаком, начали звенеть. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, это ты,
Хэл, наконец-то это ты, ты сейчас прямо над самой глубокой частью озера и
настал твой черед, твой черед, твой черед...
останки студебеккера Амоса Каллигана лежали где-то внизу, в этом месте
водились большие рыбины, это было то самое место.
обращая внимания на ужасную качку, и схватил рюкзак. Тарелки выстукивали
свою дикую, языческую музыку. Бока рюкзака словно подчинялись ритму
дьявольского дыхания.
опускается вниз, и в течение бесконечной секунды он все еще слышал звон
тарелок. И в течение этой секунды ему показалось, что черные воды
просветлели, и он увидел дно ужасной бездны. Там был студебеккер Амоса
Каллигана, и за его осклизлым рулем сидела мать Хэла - оскалившийся
скелет, из пустой глазницы которого выглядывал озерный окунь. Дядя Уилл и
тетя Ида небрежно развалились рядом с ней, и седые волосы тети Иды
медленно поднимались, по мере того, как рюкзак опускался вниз,
переворачиваясь и время от времени испуская несколько серебристых пузырей:
дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
кожи костяшки пальцев ( о, Боже мой, багажник студебеккера Амоса Каллигана
был битком набит мертвыми детьми! Чарли Сильвермен... Джонни Мак-Кэйб...),
и начал разворачивать лодку.
выстрел, и неожиданно струя воды забила между досками. Лодка была старой,
разумеется, она слегка усохла, образовалась небольшая течь. Но ее не было,
когда он греб от берега. Он был готов поклясться в этом.
Питеру. Над головой ужасное обезьяноподобное облако понемногу теряло
очертания. Хэл начал грести. Двадцати секунд ему было достаточно, чтобы
понять, что на карту поставлена его жизнь. Он был средним пловцом, но даже
для великого пловца купание в такой взбесившейся воде оказалось бы
серьезным испытанием.
Вода полилась в лодку, заливая его ботинки. Он услышал почти незаметные
металлические щелчки и понял, что это звук ломающихся ржавых гвоздей. Один
из запоров с треском отлетел и упал в воду - интересно, когда за ним
последуют уключины?
даже вынести ее на середину озера. Он был охвачен ужасом, но сквозь ужас
пробивалось чувство радостного возбуждения. На этот раз обезьяна исчезла
навсегда. Каким-то образом он знал это наверняка. Что бы ни случилось с
ним, обезьяна уже никогда не вернется, чтобы отбросить тень на жизнь
Дэниса или Питера. Обезьяна скрылась, н теперь она, возможно, лежала на
крыше или капоте студебеккера Амоса Каллигана на дне Кристального озера.
Исчезла навсегда.
хрустящий треск, и ржавая жестянка из-под наживки поплыла по воде,
поднявшейся до уровня трех дюймов. Раздался еще более громкий треск, и
расколовшееся на две части носовое сиденье поплыло рядом с жестянкой.
Доска оторвалась от левого борта, еще одна, как раз на уровне ватерлинии,
отвалилась от правого. Хэл греб. Вдыхаемый и выдыхаемый воздух, горячий и
сухой, свистел у него в горле. Его гортань распухла от медного привкуса
истощения. Его влажные волосы развевались.
ног и побежала к корме. Вода хлынула внутрь и вскоре поднялась до
щиколоток, а затем и подобралась к икрам. Он греб, но движение лодки стало
вязким. Он не осмеливался взглянуть назад, чтобы посмотреть, сколько ему
еще остается до берега. Еще одна доска отскочила. Трещина по центру лодки
стала ветвистой, как дерево. Вода затопляла лодку.
сделал один гребок, второй... На третьем гребке с треском отлетели
уключины. Он выронил одно весло и вцепился во второе. Потом он поднялся на
ноги и замолотил ими по воде. Лодка зашаталась и почти перевернулась. Он
упал и сильно ударился о сиденье.
треснуло, и он очутился в заполняющей лодку воде и был ошарашен тем,
насколько она холодна. Он попытался встать на колени, безнадежно повторяя
про себя: Питер не должен видеть этого, он не должен видеть, как его отец
тонет у него прямо на глазах, ты должен плыть, барахтайся по-собачьи, но
делай, делай что-нибудь...
воде и поплыл к берегу так, как ему никогда в жизни еще не доводилось
плыть... и берег оказался удивительно близко. Через минуту он уже стоял по
грудь в воде, не далее пяти ярдов от берега.
двинулся к нему и потерял равновесие. Питер, по грудь в воде, тоже
пошатнулся.
понес его к берегу. Там они оба растянулись на песке, часто и глубоко
дыша.
раскололась. Она прямо... распалась под тобой.
Они ничем не напоминали крепко сделанную лодку, которую он вытащил из
сарая.
закрыл глаза и позволил солнцу высушить лицо.
большого черного облака нигде не было видно. Оно исчезло.
взглянул на сына. - С ума сошел, зачем ты бросился в воду?
ему в голову. Только страх. Страх был слишком сильным, чтобы разглядеть за
ним что-то еще. Если это что-то еще там вообще существовало. - Пошли,
Питер.
Озеро успокоилось, на поверхности была лишь мелкая сверкающая рябь.
Внезапно Хэл подумал об отдыхающих, которых он даже и не знает. Возможно,
мужчина со своим сыном, ловящие большую рыбину. Попалась, папочка! -
вскрикивает мальчик. Давай-ка вытащим ее и посмотрим, - говорит отец, и
вот, из глубины, со свисающими с тарелок водорослями, усмехаясь своей
жуткой, подзадоривающей усмешкой... обезьяна.