его на прежнем месте. И чтобы закопать меня, вас направили прямо к
старику. Интрига...
что-нибудь изменилось бы, - пробормотал он и опустил глаза.
старичков в очках с золотой оправой, которые терпеливо улыбались, поджидая
меня за своими столами, бесконечная галерея чистых убранных, светлых
комнат встала перед моими глазами, вызвав во мне внутреннюю дрожь.
крепко, и на нас они работают продуктивнее.
тысячах вариантах оригинала?..
понимали, потому что это был их шифр, а он наверняка решил, что вы не
хотите понимать, а значит, уже знаете о его предательстве. Мы ведь все
носим нагрудные дешифраторы...
плоский аппарат. Я тут же вспомнил, как офицер, который ехал со мной в
лифте, прижимал руку к сердцу.
он сидел с закрытыми глазами.
мной нет никакой вины... Если бы вы воспользовались хотя бы частью своих
широких полномочий и...
поверхность моего лица.
Пальцами рук, сложенных на коленях, он гладил, мял, дергал материал
мундира.
девять, - умоляюще прошептал он.
пять! Нет? Тогда на сорок пять! На семьдесят!
бледный как стена.
стон.
Что ж... Прошу меня извинить.
звук падающего тела. Остолбеневший, со вставшими дыбом волосами, я стоял
посреди комнаты. "Бежать!" - зазвенело у меня в голове, но в то же время,
весь обратившись в слух, я ловил звуки, все еще доносившиеся из комнаты.
Что-то слабо стукнуло, словно каблук ударился об пол. Еще один шорох... и
тишина, полная тишина. Через щель приоткрытой двери была видна нога в
форменной штанине. Не спуская с нее глаз, я попятился задом к выходу,
ощупью нашел ручку и надавил на нее.
собой дверь, я повернулся и прижался к ней спиной. Напротив, небрежно
опираясь рукой о филенку, в распахнутой двери неподвижно стоял приземистый
офицер и не отрываясь смотрел на меня. Внутри у меня все оборвалось. Я
перестал дышать, ощущая, как делаюсь все более плоским под его слегка
скучноватым ледяным взглядом. Его лицо, широкое, толстощекое, выражало все
более явное неудовлетворение и недовольство.
подбросил его вверх раз, другой, третий, по-прежнему не спуская с меня
глаз, затем крепко схватил его, провел указательным пальцем - с тихим
треском выскочило лезвие. Он попробовал его подушечкой большого пальца,
усмехнулся одними уголками губ, медленно прикрыл веки, словно бы говоря
"да", после чего отступил в свою комнату и закрыл дверь.
где-то лифта. Звук ослаб, исчез. Я снова слышал лишь шум собственной
крови. Наконец я оторвал руки от лакированной поверхности двери. Мог ли он
наблюдать за мной через замочную скважину? Нет, она была маленьким черным
пятнышком.
без окон, залитым светом, со стенами без единого пятнышка, с вереницей
сверкавших снежной белизной дверей, измученный, слишком обессиленный,
чтобы решиться на еще одну попытку вторгнуться куда-либо, позволить
вовлечь себя в еще один из тысяч водоворотов, поджидавших меня за
звуконепроницаемыми перегородками. Время от времени я пытался отдохнуть,
опершись о стену, но стены были слишком гладкими, слишком вертикальными,
не давали надежной опоры.
знал, день сейчас или ночь. Иногда я ловил себя на том, что двигался в
каком-то трансе, теряя чувство реальности, когда хлопанье какой-либо двери
или звук трогающегося лифта внезапно приводили меня в себя. Я пропускал
людей с папками, в коридорах то становилось совсем пусто, то офицеры
целыми процессиями двигались в какую-то одну сторону. Возможно, работа шла
здесь круглые сутки. Я видел, как люди выходили из кабинетов, и видел
других, которые их сменяли, но плохо помню, что было со мной самим.
Собственно, я не помню из этого странствия ничего, хотя и двигался
куда-то, входил в лифты, куда-то ехал, выходил, даже отвечал, когда ко мне
приставали с какими-то пустяками - хотя, может, мне просто желали
"спокойной ночи".
Наконец, неизвестно каким образом, я очутился в проходе, ведущем к
туалетным комнатам. Пройдя в одну из дверей, я обнаружил, что попал в
похожую на операционную, сверкающую никелированными трубками и кафелем
ванную комнату с мраморной, резной, словно саркофаг, ванной.
усилием я хотел погасить подсматривавший за мной свет, но выключателя
видно нигде не было. Некоторое время я сидел, покачиваясь, на широком краю
ванны. Отблески отраженного от никелированных предметов света назойливо
лезли в глаза, вонзались в веки, поигрывали бликами на ресницах.
на что-то твердое, ударился обо что-то острое, но боль нисколько меня не
побеспокоила.
загромоздившие вход в явь какие-то вязкие, хотя и невесомые препятствия.
Наконец я отбросил последнее - как крышку гроба - и в мои зрачки полилось
сияние, исходившее из голой лампочки под высоким белым лепным потолком.
словно после падения с высоты. Прежде всего я поспешил стащить с себя
одежду и вымыться под душем. В серебряной полочке на стене я обнаружил
стаканчик с жидким ароматным мылом, оказалось здесь и мохнатое жесткое
полотенце с вышитыми на нем широко раскрытыми глазами, одно прикосновение
которого разгоняло кровь и заставляло гореть кожу. Проникнувшись бодростью
и свежестью, я поспешил одеться. До этой минуты я совсем не думал о том,
что буду делать дальше. Протянув руку к задвижке, я вдруг впервые после
пробуждения осознал, где нахожусь, и острота этого открытия поразила меня,
как электрический разряд. Я словно бы ощутил неподвижный белый лабиринт,
который за тонкой перегородкой бесстрастно ожидал моего бесконечного, как
и он сам, блуждания. Я почувствовал сети его коридоров, ловушки
разделенных звуконепроницаемыми стенами комнат, каждая из которых была
готова втянуть меня в свою историю, чтобы затем тут же выплюнуть.
потом. Я был готов выбежать наружу с отчаянным бессмысленным воплем о
помощи или с мольбой о милосердной смерти. Но этот приступ слабости длился
очень недолго.
зеркала над боковым умывальником, выгляжу ли я должным образом, и ровным,
не очень быстрым, но и не слишком медленным, в навязанном Зданием ритме,
деловым шагом вышел из ванной.
чтобы иметь хотя бы какое-то представление о ходе времени, пусть даже и не
ведая, день ли сейчас или ночь. Коридор, в который я вышел, был боковым,
редко посещаемым ответвлением главного. По мере моего приближения к
основной магистрали движение вокруг меня усиливалось. Служебная
деятельность шла своим чередом. Я спустился на лифте вниз, питая слабую
надежду, что, может быть, попаду в столовую во время завтрака, однако
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Махров Алексей
Перумов Ник