Чтение 9–й страницы книги ~Океаны Айдена~

Я от берега снова отчалил...

Далеко-далеко

Продолжается жизнь,

начинается день,

Я там был бы --

далеко-далеко,

Если б смог долететь...

Блейд пошевелился, застонал -- и голос смолк, круг черных таротов
внезапно распался. Теперь он сидел в своем кабинете, у роскошного стола,
заставленного разноцветными телефонами; ни другую сторону стоял лорд Лейтон
-- щуплый, горбатый, в старом засаленном лабораторном халате. За спиной его
светлости хорошо знакомая комната странным образом деформировалась, уходя
куда-то в безмерную даль, в пустоту, в бесконечность.

Вдруг кособокая фигура Лейтона начала расти, вытягиваться вверх и в
стороны; теперь над столом Блейда нависал гигант, похожий на хромого
Гефеста. В его львиных янтарных глазах мерцало звездное пламя; его ладони с
узловатыми могучими пальцами безжалостно давили стадо телефонов; его рот с
сухими пепельными губами раскрылся, и Блейд услышал слова. Они шли из чрева
исполина, словно там крутилась нескончаемая лепта магнитофона: "Дорогой
Ричард! Отбывая в мир иной, я не прощаюсь с вами, я говорю -- до свидания.
До скорой встречи, мой юный друг! Последнее не означает, что я желаю вам
поскорее очутиться в дубовом ящике с кисточками по углам. Я надеюсь на
вполне реальную встречу, которая может произойти, если вы последуете моим
инструкциям. Инструкциям! Инструкциям!!! Доверяйте Джеку Хейджу! Как мне
самому!!!"

Внезапно Лейтон уменьшился в росте, но плечи его были попрежнему широки
-- только теперь на них сидели две головы. Сначала Блейду показалось, что он
видит молодого и старого Лейтона; однако вдруг он понял, что более молодое
лицо принадлежит Хейджу. Голова американца повернулась, едва не уперевшись
носом в морщинистую щеку старого ученого, и презрительно прогудела:
"Напрасно стараетесь, шеф! Вам его не спасти! Сгинет! Сгниет заживо! У него
начинается гангрена!"

Потом физиономия Хейджа повернулась к Блейду, и он спокойно, словно
читал лекцию, начал вещать: "В составе радиации подавляющего большинства
звезд можно выделить ультрафиолетовую компоненту, влияние которой на живые
организмы нельзя расценить однозначно. С одной стороны, она губительно
воздействует на органические ткани, активизируя их деструкцию и необратимый
распад. С другой, под влиянием ультрафиолета хромосомы и другие генные
структуры, ответственные за воспроизводство, начинают мутировать; существует
мнение, что именно такая трансформация привела к возникновению жизни па
Земле -- в частности, разумной жизни. Следует также отметить, -- тут темные
глаза Хейджа многозначительно уставились на Блейда, -- что воздействие
коротковолнового излучения на больные ткани часто приводит к благотворным
последствиям. Вот почему в современной медицинской практике..."

Голос Хейджа удалялся, замирал; стол с разгромленными телефонами и
торчавшим над ними двухголовым монстром отъехал, оставляя за собой полосу
золотого песка. Стены комнаты раздались и начали таять; за ними серело небо
с редкими звездами.

Блейд открыл глаза. Приближался рассвет. Яркие точечки на небосводе
исчезали одна за другой, облака на востоке порозовели. В воздухе,
сравнительно прохладном -- не больше тридцати пяти, -- носились какие-то
огромные птицы с длинными клювами и сизым оперением; их пронзительные резкие
крики разбудили его.

Птицы! Подумать только, птицы -- в устье Зеленого Потока! Где же они
прячутся днем?

Он пошевелил левой ступней, и горячая волна боли прошла от колена к
бедру и выше, через все тело, отдавшись под черепом взрывом гранаты. Стиснув
зубы, странник подавил стон. Нет, он не умрет на этом пустынном островке от
ничтожной дырки в ноге! Сейчас он даже не думал о том, что Ричард Блейд как
таковой в принципе не может умереть. Достаточно ввести себя в легкий транс,
сказать три слова и...

Нет, такой исход его не устраивал. Это было поражение, бегство! А
Ричард Блейд, несмотря на гибкость ума, на потрясающую приспособляемость, на
профессиональное умение подстраиваться к любой ситуации и обращать ее и свою
пользу, в одном оставался упрям и тверд, как скала: он не признавал
поражений.

Первый солнечный луч скользнул но его лицу, невольно обратив мысли к
недавнему сновидению, не столь сумбурному, как прочие. "Воздействие
коротковолнового излучения на больные ткани часто приводит к благотворным
последствиям. Вот почему в современной медицинской практике..." -- внезапно
он поймал себя на том, что повторяет последние слова этого двухголового и
двуликого чудища, Лейтона-Хейджа. И тут же резко приподнял голову,
всматриваясь в край солнечного диска, торжественно поднимавшегося над
океаном под аккомпанемент птичьих криков.

"Ай да Хейдж!" -- подумал он снова, как и в тот раз, когда опознал
своего старого шефа в теле Грида. Хейдж ли? Возможно, его подсознание в
бреду само подсказало ему путь к спасению? Даже если так, оно не случайно
выбрало для этой цели облик Хейджа. Пожалуй, Джеку следует засчитать очко...
особенно, если из всей этой затеи что-нибудь выйдет. Сейчас Блейд был даже
готов простить научному руководителю проекта "Измерение Икс" дурную шутку,
которую тот сыграл с Дж. Впрочем, говоря здраво, так ли виноват Джек? Если
бы не проклятая стрела, пробившая горло Грида, Дж. получил бы первосортное
тело молодого троглодита...

Странник нашел в себе силы ухмыльнуться и выбрался из флаера. За
ближайшие полчаса, передвигаясь ползком со скоростью улитки, он сумел
подтащить к порогу кабины несколько валунов величиной с небольшую дыню.
Сложив из них нечто вроде помоста вровень с порогом, он содрал бинт, промыл
посиневшую, сочившуюся кровью и гноем рану, потом залез внутрь, выставив
ногу на солнце. Колено, щиколотку и стопу он заботливо прикрыл плоскими
камнями, оставив под облучением только раздувшуюся сизую опухоль размером с
две ладони.

Первый сеанс продолжался десять минут -- Блейд отсчитывал время но
глубоким и равномерным вдохам. Затем, на протяжении дня, он еще пять раз
повторял процедуру, не перебинтовывая рану вновь, а все время держа ее
открытой. Видимого улучшения не произошло, однако он знал, что говорить об
успехе или неудаче еще рано. Его по-прежнему мучила лихорадка, он ничего не
ел, но наполовину осушил второе кожаное ведро с водой. Она уже имела
неприятный привкус, но все же это было много лучше, чем ничего.

Ночь прошла относительно спокойно. К своему изумлению, под утро Блейд
ощутил голод. На ощупь нашарив мешок с сушеной рыбой, он съел несколько
кусков и стал с нетерпением ждать рассвета.

Взошло солнце, и в первых его лучах он с нетерпением осмотрел свою
рану. Опухоль явно уменьшилась и побледнела, края двухдюймового разреза
сошлись, сочившаяся меж них сукровица стала более прозрачной, почти без
гноя. Вероятно, вся -- или почти вся -- микроскопическая каменная крошка
вышла вместе с кровью и гноем за ночь: на полу кабины, около своей стопы,
Блейд увидел порядочную лужицу мутной жидкости в кровяных разводах.

Весь день он продолжал лечение, ограничиваясь на этот раз пятиминутными
сеансами и с радостью чувствуя, как отступает лихорадка. Он несколько раз
поел -- без жадности, понемногу, тщательно пережевывая опостылевшую рыбу, --
и почти прикончил мешок с водой. У него оставались еще две полные кожаные
емкости -- всего литров десять.

На следующее утро, перед рассветом, Блейд выполз наружу и рискнул
ступить на больную ногу. Боли уже не чувствовалось, рана начала рубцеваться,
но горячка сильно ослабила его. Тем не менее он вытащил свой хайритский
арбалет, с трудом натянул пружину и вставил короткую стальную стрелу. Затем,
опираясь на копье -- одно из тех, что были захвачены в пещерах Ай-Рита, --
он отошел ярдов на пятьдесят от флаера, разложил на плоском камне скудные
остатки рыбы и сам улегся на спину с арбалетом под правой рукой.

Он жаждал мяса. Теперь, когда жар и боль отступили, он ощущал страшный
голод и знал, что рыбой его не утолить. Птицы, которые в предрассветный час
носились над океаном, явно были рыболовами и вряд ли когда-нибудь видели
человека. Блейд рассудил, что они должны клюнуть на одну из приманок -- либо
на сушеную рыбу, либо на него самого. К останкам Грида они не приближались
-- но, может, их пугал флаер? Блейд лежал, старательно изображая труп, и
молился о ниспослании удачи то светлому Айдену, то воинственной Шебрет, то
Найделу, третьему из Семи Ветров Хайры, покровителю охотников.

И кто-то из них -- или все вместе -- снизошел к нему. Захлопали могучие
крылья, и большая клювастая птица ринулась к камню -- причем человек ее явно
не интересовал. Она нацелилась на рыбу.

Блейд, не пытаясь подняться, вскинул арбалет и с четырех ярдов послал
стрелу в грудь сизого рыболова. Выстрел был точен; птица рухнула вниз,
забилась в туче песка и перьев, издавая протяжные стоны. Подскочив к ней,
странник мгновенно свернул длинную шею и потащил тяжелую тушку к флаеру --
он не хотел распугивать остальную стаю.

Этот "альбатрос" -- так, за неимением лучшего, он назвал сизого летуна
-- весил фунтов двадцать пять. Выпотрошив и разделав птицу, Блейд закопал
перья и внутренности в песок, нарезал мясо полосками и, посолив, положил
вялиться на плоском валуне. Недостатка в соли он не испытывал -- многое
скалы в Потоке были покрыты белесыми горько-солеными отложениями, так что
они с Гридом смогли сделать изрядный запас.

На завтрак он оставил ногу -- фунта три весом, в два раза больше
индюшачьей. Ему пришлось пожертвовать древком одного копья -- другого
топлива, кроме весел, в его распоряжении не было, -- но когда жаркое над
крошечным костром поспело, успех превзошел все ожидания. Вцепившись зубами в
вожделенный кусок, Блейд рвал полусырое, пахнущее рыбой мясо и глотал почти
не пережевывая. Ни роскошные рестораны Пикадилли, ни кабачки Сохо, ни пабы
рабочих окраин не могли похвастать таким блюдом! Он съел все, разгрыз кости
и высосал мозг; потом забрался в кабину, бросил осоловелый взгляд на
поднимавшееся светило и заснул.