тому же, вспомните ту маленькую леди Рикса, которая решила принять
прекрасную теплую...
замер.
это скажешь, я буду вынужден убить тебя.
чувствовалась дрожь.
сильный сквозняк?
мерзость? Уверяю, мне совершенно непонятно, почему ты такое пишешь!
Неужели ты действительно думаешь, что они _н_р_а_в_я_т_с_я_ людям?
мой, зачем я приехал?" - спросил он себя. Намек Буна на Сандру почти вывел
его из себя.
- Когда мы были детьми, он всегда боялся собственной тени. Всегда искал
Страшилу у себя под кроватью, а теперь пишет романы ужасов, где может
убивать злых демонов. И думает, что он Эдгар Аллан По. Ты знаешь...
имя в этом доме! Боже, с твоим отцом сделался бы припадок, услышь он это!
руки. - Когда мы сможем прочесть что-нибудь про нас, Рикси? Это как раз
то, что ты рано или поздно сделаешь.
мог бы написать книгу об Эшерах. Историю семьи. Что ты об этом думаешь,
мама? - спросил он с самодовольной улыбкой.
опять взяла пульверизатор и освежила воздух. Рикс почувствовал новую волну
зловония, идущую из-под двери.
Содержать старый дом в чистоте и свежести. Когда дом достигает
определенного возраста, он начинает разваливаться на куски. Я всегда
заботилась о доме. - Она прекратила распылять: было ясно, что это не
помогает. - Моя мама воспитала меня в аккуратности, - сказала она с
гордостью.
натянутая, фальшивая улыбка. - Давайте посидим все вместе, два моих
любимых мальчика. Кэсс делает для вас уэльский пирог. Она знает, как вы
его любите.
Давайте посидим и поговорим о приятном, хорошо?
Повидавшись с отцом, он тут же сможет написать новый роман ужасов.
Эшер! Твой брат, по крайней мере, желает выказать своему отцу уважение,
чего от тебя не дождешься! - Под гневным взглядом матери Бун отвернулся и
пробормотал что-то себе под нос.
крошечные бриллианты слез, и он приблизился, чтобы поцеловать ее в щеку.
прическу.
или иначе заманивают сюда, а потом уничтожают все ваши чувства, давят их,
как клопов. Он покачал головой, прошел мимо нее и вышел из гостиной,
направляясь через холл к главной лестнице. Она вела наверх, где
располагались спальни и приемные. В них в свое время жили Тедди Рузвельт,
Вудро Вильсон, Герберт Гувер и многие другие правительственные и
пентагоновские звезды первой величины, как известные, так и нет.
гложет его изнутри. Почему Уолен Эшер захотел его увидеть, недоумевал он.
Старик ненавидел Рикса за то, что он покинул Эшерленд, а Рикс презирал
идеалы "Эшер армаментс". О чем они вообще могли теперь говорить?
бывшей комнаты, не заглянув туда. Вдоль всего коридора в тщетной попытке
заглушить вонь были поставлены прозрачные вазы с яркими цветами и зеленью.
Унылые масляные полотна, в том числе "Облака войны" Виктора Холмарка,
"После битвы" Рутлиджа Тэйлорсона и "Кровь на снегу" Джорджа Г.Нивенса,
висели на стенах, доказывая, как скверно Уолен Эшер разбирался в живописи.
В конце коридора еще одна лестница вела к единственной белой двери - в
Тихую Комнату Гейтхауза.
разложения, его отвратительные миазмы витали вокруг. Ничто живое не может
так пахнуть, думал Рикс.
мужчиной с властной, типично армейской внешностью, знакомой Риксу с
детства. Возраст нисколько не уменьшил ни властность его взгляда, ни силу
голоса, и его грубое лицо вполне могло принадлежать сорокалетнему
человеку, только на висках проступала седина, а высокий аристократический
лоб прорезали несколько глубоких морщин. Челюсти Уолена Эшера выступали
вперед, как нос боевого корабля, а тонкая мрачная линия рта редко
изламывалась улыбкой.
общих интересов, ни общих тем для разговора. Уолен управлял делами и
поместьем, как диктатор. Все свои разнообразные деловые планы он всегда
держал в секрете от семьи. Когда Рикс был ребенком, Уолен часто запирался
в кабинете и подолгу не выходил. Рикс знал только, что к отцу приходило
много военных.
личной армии. Утренние поверки, строгие правила, регламентирующие, как
вести себя, как одеваться, и грубая брань, если они что-то нарушали.
Особенно доставалось Риксу. Он считался ленивым и бездеятельным.
столу или еще как-нибудь нарушал неписаные правила, то широкий кожаный
ремень отца, названный им Миротворцем, опускался на его ноги и ягодицы,
оставляя красные полосы, обычно в присутствии Буна, хихикающего за спиной
отца. Бун, напротив, был мастер разыгрывать примерного сына. Он был всегда
безукоризненно одет, всегда чист и опрятен и всегда заискивал перед отцом.
Кэтрин тоже научилась искусству всегда держать нос по ветру и в основном
избегала оскорблений. Маргарет, всегда занятая приемами и
благотворительностью, знала, что лучше не стоять на дороге у Уолена, и
никогда не принимала сторону Рикса. Правила, говорила она, есть правила.
ребрам за какое-то мнимое нарушение обязанностей. Если бы не вмешался
Эдвин, Уолен мог бы и убить несчастного. Иногда поздно ночью, когда все в
доме уже спали, Рикс, лежа в постели, слышал, как отец выходил из своей
комнаты в коридор и расхаживал взад и вперед, давая выход нервной энергии.
В такие ночи Рикс боялся, что отец ворвется к нему с горящими от гнева
глазами и набросится на него с такой же яростью, с какой крушил ребра
слуги.
спальню с темно-красными стенами и тяжелой черной викторианской мебелью,
принесенной из Лоджии, и велеть ему читать вслух Библию. То, что обычно
Уолен желал слушать, было не главы с духовным содержанием, а длинные
перечни кто за кем родился. Он требовал читать их снова и снова, и, когда
Рикс запинался на каком-нибудь имени, черная трость нетерпеливо стучала по
полу.
встречи с Миротворцем сбежал из дома. Эдвин нашел его на автобусной
остановке в Фокстоне. Они долго беседовали, и когда Рикс разразился
слезами, Эдвин дал ему слово, что, пока он жив, Уолен больше никогда не
будет пороть его. Обещание выполнялось все эти годы, хотя насмешки Уолена
стали более язвительными. Рикс оставался неудачником, белой вороной,
малодушным слабаком, скулящим при виде того, благодаря чему Эшеры
процветали и жирели в течение поколений.
двери от руки было написано: "НЕ ХЛОПАТЬ". Рядом стоял стол, а на нем -
коробка с зелеными хирургическими масками.
сочился из этой комнаты, Рикс чувствовал его, как жар от печи. Он не знал,
сможет ли он вынести то, что ждет его там, и внезапно его решимость
улетучилась. Он начал пятиться вниз по лестнице.
закрывавшей нижнюю часть лица, уставилась из Тихой Комнаты на Рикса. На ее
руках были хирургические перчатки. У нее были темно-карие глаза,
окруженные паутиной морщинок.