раненым. Мы перебили их всех.
- сказал старикан Каваи. - Свободное человечество в неоплатном долгу перед
вами.
прикончили тьицать-соок наших.
морщинистое лицо затряслось от воодушевления:
товарищи погибли не напрасно. В результате этой стычки мы получили
бесценные сведения.
лбу Тони.
старик Каваи. - Так же, как и пятеро других ваших товарищей.
глаза распахнулись, и он воззрился на престарелого японца пронизывающим
взглядом. - Вы говорили - сфедения? Какие сфедения?
мы возлагали на ревунов, на этих безобразных мутантов, которые не признают
союза между людьми и фирвулагами. А маленький народец мы считали нашим
добрым приятелем с тех самых пор, как пала Финия. Так мы считали.
состоянию. Останки, которые отряд Денни обнаружил во время ликвидационной
операции, принадлежали не мутантам, а обычным фирвулагам. Нашим так
называемым союзникам. - Он покачал головой. - Мадам Гудериан никогда не
доверяла маленькому народу, и вот ее сомнения подтвердились. Фирвулаги
наносили свои предательские удары, чтобы вынудишь нас уйти из рудных
поселков. Они боятся кровавого металла, несмотря на наши официальные
заявления о том, что мы никогда не станем применять железное оружие против
своих друзей.
регулярные части армии короля Шарна и королевы Айфы. А использование
осадного орудия свидетельствует, что сейчас баланс сил изменился в пользу
фирвулагов, и они не теряют времени попусту, а осваивают новые методы
ведения войны.
сопротивление, - добавил Каваи.
погрузился в сон.
совершенно уверена, что шале понравится Элизабет, поэтому заранее послала
для его обустройства своего мажордома и добровольцев, вызвавшихся нести
охрану и выполнять работу по дому. Основная часть беженцев стояла лагерем
у западной оконечности Провансальского озера. Отсюда до охотничьего домика
на Черной скале, в самом центре региона Южной Франции, было всего лишь
полдня пути.
было вычищено, отремонтировано и к моменту прибытия Элизабет, четверых ее
друзей и их эскорта из законопослушных людей и тану в золотых торквесах
полностью готово к приему гостей. В столовой, примыкающей к хозяйским
покоям (в которых, как предполагалось, поселится Элизабет), накрыли стол,
сервированный в соответствии с представлениями мажордома-ирландца о
"легком ленче"; маринованные грибы, паровые лягушачьи ножки в желе,
фаршированные зеленые оливки, копченый лосось, яйца ржанки a la
Christiana, ветчинное суфле с головками спаржи, перепела под черешневым
соусом, холодное жаркое из гиппариона, салат "Уолдорф", pate de foie fras
[паштет из гусиной печенки (фр.)], хлебные шарики из дрожжевого теста,
апельсины и булочки с ломтиками рожкового дерева.
месяцы спокойная и цивилизованная трапеза. К еде приступили в
торжественной атмосфере, хотя и не без примеси горечи.
соответствует чаяниям Элизабет, была очевидно также, что Крейн останется
здесь вместе с нею, в то время как остальные намеревались продолжить
переход до Скрытых Ручьев. Вполне могло случиться, что они расставались с
Элизабет навсегда. И хотя и Бэзил, и вождь Бурке носили теперь золотые
торквесы, с помощью которых могли поддерживать связь с Элизабет, горечь
предстоящей разлуки лишила всех аппетита и мешала связному течению
разговора.
оставлены, и присутствующие пустились в воспоминания о своем страшном
путешествии, которое наконец-то завершилось. Они вспоминали казавшийся
нескончаемым переход вдоль разоренного полуострова Авен, во время которого
проблемы материального обеспечения и психосоциального климата
разноплеменной толпы эвакуирующихся превратились в сущий кошмар. Они
вспоминали вероломный побег фирвулагов, которые скрылись лунной ночью, за
несколько дней до наступления сезона дождей, прихватив с собой большую
часть необходимых для поддержания жизни вещей. Вспоминали мучения с
больными и ранеными, с павшими духом и с теми, кто рвался на подвиги.
Вспоминали безоглядное бегство от Селадейра Афалийского и его банды
фанатиков старого режима. Вспоминали жуткий переход через Каталонскую
пустошь по нехоженой тропе, которая постепенно превратилась в трясину,
кишащую ядовитыми змеями, гигантскими комарами и кровожадными пиявками...
Пиренеев с многочисленными рудниками и плантациями и до опасного предела
обескровленные города Тарасию и Джеронию, жаждущие новых жителей. (К тому
времени на юг уже просочились с дальнего севера новости о взятии
фирвулагами Бураска, витали слухи о том, что и некоторые другие
недостаточно надежно укрепленные города попали в число объектов для
нападения.) Примерно треть из трех тысяч семисот лишившихся крова людей и
тану решили обосноваться в Испании. Остальные, не теряя надежды добраться
до родных мест, продолжили поход к приветливым берегам Провансальского
озера, где щедрость и радушие Эстеллы-Сирон Дарасской одарили их дождем
всевозможных радостей жизни. (В конце концов все они были товарищами
Элизабет, спасшей леди жизнь во время родов.)
вербовщиков. Еще более заманчивые предложения поступали из Арморики, из
далекой Гории, где Эйкен Драм, стремившийся усилить свои позиции, сулил
высокие чины и богатство любому бесприютному тану, вставшему под его
знамена, и золотой торквес любому человеку, присягнувшему на верность и
готовому сражаться за лорда Эйкена-Луганна. Персональное телепатическое
приглашение Эйкен послал и самой Элизабет, пообещав ей полную автономию
"под его покровительством". Холодно поблагодарив, Элизабет отказалась.
двинулись своей дорогой, решив присоединиться к Минанану Еретику в его
удаленном пиренейском анклаве. Былой Стратег тану возглавлял теперь
крошечную общину, состоящую из тану, фирвулагов и нескольких вольных
людей, живущих одной семьей в спартанских условиях, но в атмосфере дружбы
и согласия. Дионкет настойчиво уговаривал Элизабет ради ее собственной
безопасности отправиться с ними. Но, даже не прибегая к метапсихическому
предвидению будущего, Элизабет понимала, что ее удел в Многоцветной Земле
никак не связан с подобным уходом в пацифизм. Еще сложнее оказалось
объяснить вождю Бурке, Бэзилу Уимборну и сестре Амери Роккаро, почему она
не станет сопровождать их и Скрытые Ручьи - столицу первобытных. На
какой-то срок Элизабет нуждалась в уединенном прибежище, где она могла бы
восстановить силы и поразмышлять над новой, добровольно избранной для себя
ролью.
стряхивая крошки со своего черного платья, - неизбежный момент почти
настал. Не выйти ли нам на балкон?
и распахнул застекленные двери. Перед трапезой он переоделся, сменив
грубую походную одежду на парадную, алую с белым мантию
высокопоставленного психокорректора. Когда Крейн вслед за остальными вышел
на солнечный свет, зрачки его сузились в точку, а радужки глубоко
посаженных глаз стали матовыми и приобрели неземной голубой цвет. Его
светлые волосы были по-походному коротко острижены, и сейчас он возвышался
позади Элизабет, похожий на изнуренного серафима с полотен Эль Греко,