перестанешь принижать то, что скрывает великую силу.
поверить, что он вместилище тайн и магии. Слушай, я не скажу, что магии
нет, потому что она есть. Но магией называют разные вещи, и сколько раз за
свою жизнь я видел как прикрываясь этим словом обманывали дураков, отбирая
у них деньги и воду. Это жульничество, баска, и таких мошенников можно
разоблачить.
потом неохотно кивнула.
дело. Я не священник, чтобы пытаться обратить тебя в свою веру, - Дел
повернулась и пошла вперед.
свободно повисший повод мерина. Серый уже собрался идти за ней.
ответила. Она просто вытащила свой сияющий меч и вонзила его в песок,
словно пригвождая к земле человека, а потом отпустила рукоять. Меч
возвышался над песками, руны на лезвии радужно переливались. Она села
перед ним, скрестила ноги и закрыла глаза. Руки безвольно опустились на
колени.
сконцентрироваться на движении. Но сидя на лошади, застывшей посреди
раскаленных песков, зная, что слезть придется еще не скоро, я чувствовал
только зной... и удивлялся, наблюдая за странным поведением женщины.
малиновый шелк, ноги скрещены на песке. Перед ней Северный меч из
неизвестной стали, рукоять сияла в плывущем воздухе.
было влажным. Шелковая ткань бурнуса намокла и прилипала к коже. Острый
запах бил в ноздри.
двигались тени и это уже относилось к области магии, той могущественной
магии, которой владели единицы. Я моргнул, и видение тут же пропало.
за левым плечом, а Дел подошла к серому и перекинула повод на шею мерина.
готовясь к опасному путешествию.
магию, ты не веришь и в богов?
разрешение, поехали дальше, - я показал рукой. - На Юг, баска. Все время
на Юг.
небе как зловещий бог аид и смотрит вниз единственным круглым глазом.
Бурнус хорошо защищает кожу, но не спасает от жары. Шелк, нагреваясь, сам
задерживает тепло, и если ткань не лежит складками, а прикасается к телу,
обжигает как раскаленный металл.
безжалостного сияния, а если закрыть их, видно было яркое красное солнце,
просвечивающее сквозь веки. Пески Пенджи сверкают ослепительно. Сначала
янтарно-красные переливы дюн, покрытых коркой драгоценных кристаллов,
притягивают и очаровывают, но с каждой проходящей минутой кристаллы сияют
все ярче, и блеск начинает резать глаза.
под копытами лошадей и случайный скрип кожаного седла на чепраке.
солнце. Длинные челки предохраняли их глаза от света и частично
изолировали тепло. Шерсть у них редкая, а шкуры скользкие как шелк.
Сколько раз я мечтал о том, чтобы человек был приспособлен к жизни в
песках так же как пустынная лошадка... и был бы таким же нетребовательным.
небо, ровный цвет. Вы чувствуете как из вас пьют жизнь, высасывая влагу из
кожи до тех пор, пока вы не поймете, что превратились в сухую оболочку,
готовую рассыпаться на миллион частей при первом же порыве ветра. Но ветер
не подует, и молитесь, чтобы его не было, потому что ветер - это начало
самума, это летящий песок, острый как зубы кумфы, который въедается в вашу
плоть.
хочу видеть как она обгорит, потрескается и покроется рубцами.
воду расходовать аккуратно, через некоторое время, к своему ужасу,
понимаешь, как мало ее осталось. Знание того, что она здесь, под рукой, и
можно сделать глоток, терзает сильнее чем жажда. Пока вода у вас есть,
ваша рука тянется к ней. Это проверка на силу воли, и множество сильных на
вид людей ее не выдерживали. Дел выдержала. Но воды оставалось все меньше.
лучшая, чуть солоноватая... но мокрая. Сойдет.
ничего лишнего не бывает. Даже если фляги полны, остановись. Иногда жизнь
зависит от одного купания, - я помолчал. - Как твой нос?
и нос больше не будет обгорать, - я усмехнулся. - И не отказывайся, баска.
Твоя нежная Северная кожа не создана для солнца Пенджи.
как и любое другое место, - я посмотрел на горящие пески. - Если у танцора
меча вообще может быть дом.
вырвавшиеся из глубины души фразы как оружие. Мечей у них нет, и они
наносят раны словами.
слова.
кое-что ты умеешь. Но в круге? - я покачал головой. - Баска, вряд ли ты
понимаешь, что такое круг.
шелеста песка странно было снова слышать удары копыт о гранит. Серый Дел
уже не отставал от моего жеребца, хотя гнедой шел значительно быстрее чем
днем. Лошади почувствовали воду.
удерет. Дел спрыгнула с серого и молча наблюдала за моими поисками.
ручка. За многие годы она погнулась и проржавела, но мне удалось просунуть
под нее ладонь и крепко ухватиться. Я стиснул зубы и рванул, застонав от
усилия. Тяжелая крышка колодца сдвинулась.
серого - вот что заставило меня насторожиться. А потом серый отказался
пить. Дел уговаривала его, нежно шептала что-то на Северном, а ничего не
добившись, растерянно посмотрела на меня. Я зачерпнул воды, понюхал ее,
коснулся кончиком языка мокрой ладони и тут же сплюнул.
молча смотрела как я рисовал на металле черное Х. Наверняка вскоре
поверхность покроется песком и метка затеряется, но я сделал все, что было
в моих силах, чтобы предупредить других путешественников. Многие
добирались до колодцев из последних сил, и я помнил случаи, когда люди
пили отравленную воду даже зная, что она отравлена. Вид воды сводил их с
ума и они не могли остановиться. Я помнил их мучительные, страшные смерти.
Этого хватило ему лишь на то, чтобы смочить горло. Глядя на меня, и Дел
налила из своей фляги серому. Всю дорогу от хиорта Осмуна мы ехали