залежью изумрудов.
это выглядит безумием. - Он сделал презрительный жест в сторону изумрудов.
- Всего лишь хорошенькие камешки, приятные для глаз. Но что с ними делать?
- Он не торопясь встал. - Идем дальше, - заявил он.
Никодимусу.
с Кораблем полностью это прояснили. Что бы ни случилось, чего бы ни нашли,
Корабль не вернется.
объяснять.
поднялись на холм. На сей раз остановок на отдых не было. Солнце поднялось
повыше и развеяло часть лесной угрюмости. День теплел.
который, казалось, вовсе его не затруднял; Хортон пыхтел следом, а
Никодимус плелся в хвосте. Глядя на их спутника, Хортон попытался
составить представление о том, что за существо Плотоядец. Он, конечно,
лопух - в этом сомнения никакого - но злой, способный на убийство лопух,
который может стать опасен. Он казался довольно дружелюбным с его
непрерывной болтовней о старом друге Шекспире, но за ним следует
наблюдать. Пока что он не выказывал никаких признаков, кроме
простодушно-доброго настроения. Не подлежало сомнению, что пристрастие,
питаемое им к этому человеку - Шекспиру - могло быть только подлинным,
хотя Хортона и глодал еще вопрос о его словах насчет съедения Шекспира.
Непонимание Плотоядцем ценности изумрудов было забавным. Казалось
невозможным, чтобы какая-нибудь культура не осознала ценности драгоценных
камней, если то не была культура, лишенная концепции украшения.
а в чашеобразное углубление, окаймленное холмами. Плотоядец остановился
так внезапно, что Хортон, идущий следом, натолкнулся на него.
увидеть его отсюда. Мы почти на нем.
леса.
белизна. Я поддерживаю ее в виде чистом и белом, соскабливая растения, что
пытаются возрасти на ней, и вытирая пыль. Шекспир называл ее греческой.
Можете ли вы мне сказать, сэр или робот, что означает - греческий? Я
осведомлялся у Шекспира, но он только смеялся, тряс головой и рассказывал,
что это чересчур длинная история. Я временами думал, что он и сам не знал.
Просто пользовался словом, которое слышал.
греками, - ответил Хортон. - Они достигли величия много сот лет назад.
Здания, возведенные так, как они их некогда возводили, называют
построенными в греческом стиле. Это очень общий смысл. В греческой
архитектуре много разных элементов.
Только и всего. Однако ж, хорошее обиталище для жилья. Крепкое против
дождя и ветра. Вы все не видите его?
остановился. Он указал на тропу.
Хотите добрый глоток воды?
слишком-то далеко, зато все вверх да вниз.
бассейна вода лилась крошечным журчащим ручьем.
говорил, что гости все делают первыми. Я был гостем Шекспира. Он попал
сюда раньше меня.
напиться. Вода была такой холодной, что словно обожгла горло. Сев, он
остался на корточках, пока Плотоядец встал на четвереньки, опустил голову
и пил - не по-настоящему, а лакал воду, как кот.
красоту леса. Деревья были толстые и даже при солнечном свете темные. Хотя
деревья и не были хвойными, лес напомнил ему мрачный сосновый бор в земных
северных странах. Вокруг ручья росли, протягиваясь вверх по склону холма,
на котором они стояли, заросли кустов, футов трех в высоту, все
кроваво-красного цвета. Он не мог припомнить, чтобы видел где-нибудь хоть
один цветок или бутон, и сделал заметку в уме, чтобы спросить об этом
попозже.
пытался показать ему Плотоядец. Оно стояло на возвышении посреди небольшой
поляны. Выглядело оно действительно по-гречески, хотя и не имело признаков
архитектуры греческого или любого другого типа. Небольшое и выстроенное из
белого камня, очертания простые и строгие, но отчего-то казалось, что
выглядит оно, как коробка. Не было портика, не было вообще никаких
излишеств - просто четыре стены, дверь без украшений и не очень высокая
двухскатная крыша с маленьким коньком.
поселился с ним. Мы хорошо проводили здесь время. Планета эта - сущее
охвостье, но счастье приходит изнутри.
Когда оставалось всего несколько футов, Хортон посмотрел вверх и увидел
нечто, ускользнувшее от него ранее - его выбеленная поверхность терялась
на белизне камня. Хортон в ужасе остановился. Над дверью был прикреплен
человеческий череп, ухмылявшийся им сверху.
хватает спереди двух зубов.
нехорошее место для хранения, потому что кости скоро выветриваются и
выпадают, но он так просил. Череп над дверью, сказал он мне, а кости
развешать в мешочках внутри. Я сделал, как он меня просил, но то была
грустная работа. Я делал ее без удовольствия, но из чувства дружбы и
долга.
умирает. Обязанности священника, как он объяснил. Я сделал, как он сказал.
Я обещал, что не подавлюсь, и не подавился. Я крепился и съел его,
несмотря на дурной вкус, до последнего хрящика. Я старательно обгладывал
его, пока не остались одни только кости. Это было больше, чем я хотел бы
съесть. Брюхо чуть не лопалось, но я продолжал есть, не останавливаясь,
пока он весь не кончился. Я сделал это правильно и должным образом. Я
сделал это со всем благочестием. Я не опозорил своего друга. У него не
было друзей, кроме меня.
приобрести какие-нибудь своеобразные представления. Один друг переваривает
другого друга в знак уважения. Среди доисторических народов существовал
ритуальный каннибализм - настоящему другу или большому человеку
оказывалась особая честь его съедения.
не слыхал о современной расе...
Земле. Довольно времени, чтобы возникли самые странные верования. Может
быть, эти доисторические народы знали что-нибудь, чего мы не знаем. Может
быть, в ритуальном каннибализме была своя логика, и за последнюю тысячу
лет эту логику открыли вновь. Извращенная логика, по всей вероятности, но
со всеми привлекательными сторонами.
понимаю.
чем тысячу. Мы не знаем математики расширения времени. Могло пройти куда
больше тысячи лет.
не взяли бы меня с собой, когда уйдете. Самое мое сильное желание, это