Чтение 9–й страницы книги ~Нажмите Enter~

поймет, конечно, что такой объем информации можно уничтожить в один миг
разве что динамитом, потому что существуют дублирующие системы и у
скорости обработки есть предел. Но сюда, я думаю, он больше не вернется.

- Все это похоже на какую-то замысловатую видеоигру, - сказал я.

- В каком-то смысле, да. Похоже на бесконечную серию запертых комнат,
в которых прячется что-то страшное. Каждый шаг - это огромный риск, и за
один раз можно сделать лишь сотую долю шага. Ты должен спрашивать чужую
машину примерно так: "На самом деле это не вопрос, но если вдруг мне
придет в голову спросить (чего я вовсе не собираюсь делать) о том, что
случится, если бы я посмотрел на эту вот дверь (я даже не трогаю ее; меня
нет даже в соседней комнате), то что бы ты в таком невероятном случае
предпринял?". Программа все это перемалывает, решает, заслуживаешь ли ты
тортом по физиономии, а потом либо швыряет в тебя этот торт, либо делает
вид, что переходит с позиции А на позицию А1. Тогда ты говоришь: "Ну,
предположим, я действительно посмотрел на эту дверь", после чего иногда
она отвечает: "Ты подглядывал!" - и все летит к чертям.

Возможно, выглядит такое объяснение глуповато, но, по-моему, это была
самая удачная из попыток Лизы объяснить мне, чем она все-таки занимается.

- Ты им все рассказываешь?

- Нет, не все. Я не упомянула про четыре цента.

- Лиза, я не хотел этих денег, не просил и жалею, что...

- Успокойся, все будет в порядке.

- У Клюга все это было зафиксировано?

- Да, и на расшифровку его записей я потратила уйму времени.

- Ты давно узнала?

- Про семьсот тысяч? Это оказалось в первом же диске, что я
расколола.

- Я хочу вернуть эти деньги.

Она задумалась и покачала головой.

- Сейчас, Виктор, избавиться от этих денег будет опасней, чем
оставить их у себя. Когда-то это были вымышленные деньги, но теперь у них
своя история. В налоговом управлении полагают, будто им известно, откуда
деньги взялись. Налоги на эту сумму выплачены. Штат Делавэр считает, что
их перевела тебе реально существующая корпорация. Адвокатской конторе в
Иллинойсе уплачено за оформление процедуры перевода. Банк платит тебе
проценты. Я не стану уверять, что вернуться назад и стереть все записи
невозможно, но я не хотела бы этим заниматься. Я неплохо знаю свое дело,
однако у Клюга был особый дар, которым я, увы, не обладаю.

- Как ему все это удалось? Ты сказала "вымышленные деньги". Разве
такое возможно? Он их что, с потолка брал?

Лиза нежно погладила свой компьютер.

- Вот они, деньги, - сказала она, и глаза ее заблестели.

Ночью, чтобы не беспокоить меня, Лиза работала при свече, и это
обстоятельство сыграло для меня роковую роль. На клавиатуре она работала
вслепую, а свеча ей требовалась только для того, чтобы находить нужные
дискеты.

Так я и засыпал каждую ночь, глядя на ее хрупкую фигурку в теплом
сиянии свечи. Золотистый свет на золотистой коже...

"Тощая", - сказала она как-то про себя. Лиза действительно была худа,
я видел ее ребра, когда она сидела на скрещенных ногах, втянув живот и
задрав подбородок. Иногда она замирала надолго, опустив руки, потом кисти
ее вдруг взлетали вверх, словно для того, чтобы с силой ударить по
клавишам. Но клавиш она всегда касалась легко, почти беззвучно. Мне
казалось, что это скорее йога, чем программирование. И сама Лиза говорила,
что в состоянии медитации ей работается лучше всего.

Никто не назвал бы ее лицо красивым. И, пожалуй, мало кто сказал бы,
что оно привлекательно. Наверное, это из-за скобок на зубах: они отвлекали
внимание. Однако мне она казалась красивой.

Я перевел взгляд с нее на свечу. Какое-то время смотрел на пламя,
потом попытался отвести глаза, и не смог. Со свечами иногда случается - не
знаю, почему - они вдруг начинают мигать, хотя пламя остается
вертикальным. Оно подскакивает и опускается вверх-вниз, вверх-вниз,
ритмично, разгораясь все ярче и ярче...

Я попытался позвать Лизу, но свеча все пульсировала, и я уже не мог
говорить... Я задыхался, всхлипывал, хотел закричать громко, сказать,
чтобы она не волновалась.

И тут я почувствовал тошноту...

Во рту ощущался вкус крови. Я попробовал вздохнуть. В комнате горел
верхний свет.

Лиза стояла на коленях, склонившись надо мной, и я почувствовал, как
на лоб мне упала слеза. Я лежал рядом с кроватью, на ковре.

- Виктор, ты меня слышишь?

Я кивнул. Изо рта у меня торчала ложка, и я ее выплюнул.

- Что случилось? Тебе уже лучше?

Я снова кивнул и попытался заговорить.

- Лежи, лежи. Я вызвала врача.

- Не надо врача.

- Они все равно уже едут. Лежи спокойно...

- Помоги мне подняться.

- Еще рано. Тебе нельзя.

Она оказалась права. Я попытался сесть и тут же упал обратно на
спину. В дверь позвонили.

Каким-то образом Лиза отделалась от бригады из скорой помощи, потом
сварила кофе. Мы устроились на кухне, и она немного успокоилась. Был уже
час ночи, но я все еще чувствовал себя неважно, хотя приступ оказался не
самым страшным.

Я прошел в ванную, достал пузырек с "Дилантином", который спрятал,
когда Лиза перебралась ко мне, и на ее глазах принял одну пилюлю.

- Я забыл сделать это сегодня, - сказал я.

- Потому что ты их спрятал. Глупо.

- Знаю.

Наверное, мне следовало сказать что-то еще, ее действительно задело
то, что я не защищался, но, еще не придя в себя после приступа, я понимал
все это с трудом.

- Ты можешь уйти, если захочешь, - сказал я. На редкость удачно.

Лиза тоже не осталась в долгу. Она перегнулась через стол и
встряхнула меня за плечи, потом рассерженно заявила:

- Чтобы я больше этого не слышала!

Я кивнул и заплакал. Она меня не трогала, и это мне помогло. Она
могла бы начать меня успокаивать, но обычно я неплохо справляюсь с собой
сам.

- Давно это с тобой? - спросила она наконец. - Ты поэтому сидишь дома
все тридцать лет?

- Отчасти, - сказал я, пожимая плечами. - Когда я вернулся с войны,
мне сделали операцию, но стало только хуже.

- Ладно. Я сержусь на тебя, потому что ты ничего мне не сказал, и я не
знала, что нужно делать. Ты должен мне рассказать, как поступать в случае
чего. Тогда я не буду сердиться.

Наверное, тогда я мог все-все разрушить. Сам себе удивляюсь, отчего я
так и не сделал. За долгие годы я выработал несколько безотказных методов
ломать близкие отношения. Но, посмотрев ей в глаза, я себя переборол. Она
действительно хотела остаться. Не знаю почему, но мне было этого
достаточно.

- С ложкой ты ошиблась, - сказал я. - Если будет время и если ты
сумеешь сделать это так, чтобы я не откусил тебе пальцы, во время приступа
нужно запихнуть мне в зубы кусок скомканной ткани. Угол простыни или еще
что-нибудь. Но ничего твердого. - Я пощупал пальцем во рту. - Кажется, я
сломал зуб.

- И поделом, - сказала Лиза.

Я посмотрел на нее, и мы об расхохотались. Она обошла вокруг стола,
поцеловала меня и устроилась на моем колене.

- Опаснее всего то, что я могу захлебнуться. Когда приступ
начинается, у меня сводит все мышцы, но это ненадолго. Потом они начинают
самопроизвольно расслабляться и сокращаться. Очень сильно.

- Знаю. Я пыталась тебя удержать.

- Никогда не делай этого. Переверни меня набок. Держись за моей
спиной и смотри, чтобы я не задел тебя рукой. Если сможешь, сунь под
голову подушку. И не подпускай меня к предметам, о которые я могу
пораниться. - Я посмотрел ей в глаза. - И помни, пожалуйста, - все это ты
можешь попытаться сделать, но если я слишком разойдусь, лучше отойти в
сторону. Лучше для нас обоих. Если я вдруг ударю тебя так сильно, что ты
потеряешь сознание, ты не сможешь помочь мне, и когда меня стошнит, я
начну захлебываться.

Я все еще глядел ей в глаза. Она, должно быть, угадала, о чем я
подумал, и едва заметно улыбнулась.

- Извини. Я понимаю. И мне неловко, знаешь... Потому что ты мог...

- Подавиться ложкой, да? Я действительно поступил глупо, согласен. Я
могу прикусить язык или щеку с внутренней стороны, но это не страшно. Еще
одна вещь...

Она ждала, а я никак не мог решить, надо ли ей все рассказывать. Вряд
ли она смогла бы помочь, но мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя
виноватой, если я вдруг умру при ней.

- Иногда я ложусь в больницу. Бывает, что один приступ следует за
другим. Если это будет продолжаться долго, я не смогу дышать, и мозг умрет