закату русское лето, по меткому определению классика - "карикатура южных зим".
полным крахом, из стыдливости названным "дефолтом". Теоретики рынка
словоблудили с экранов, доказывая очевидный успех преобразований: мол, и у нас
теперь как у нормальных стран с развитой экономикой периодически случаются
кризисы. Глаза их при этом воровато бегали, как у мелкого фарцовщика на первом
допросе. А люди посолиднее клубились в Охотном ряду и на Дмитровке, до хрипоты
обсуждая и до онемения локтей пропихивая своего на освободившееся кресло
премьера.
ветеран с ущемлением поясничного нерва, интриган-железнодорожник,
гуманитарий-милиционер и еще пару совсем уж невзрачных личностей. На роль
Пиночета не годился никто. А всем накануне голодной зимы почему-то хотелось
именно Пиночета. Особенно после мальчика киндер-сюрприза, объявленного главным
виновником всех бед.
гениям спекуляций и архитекторам "пирамид" вдруг резко приспичило выехать за
границу, подальше от ошалевших вкладчиков. Газеты и телеканалы кликушествовали
на разные голоса, но к бунту все же не призывали. Ограничились резкой критикой
и требованием экономических гарантий свободы слова.
иностранных слов. Поэтому вместо привычного русскому уху пятизвучья обозвал
"слуг народа" и их вороватую челядь импортным словом "пидо.-.сы" и стал скупать
все подряд. Ажиотаж длился три дня, на большее у народа не хватило денег.
Кое-как успокоившись и очередной раз стерев плевок с лица, незлобливый русский
народ занялся тем, что умеет лучше всех в мире, - выживанием.
он предавался великорусскому ничегонеделанью. Подперев щеку кулаком, смотрел на
капельки дождя на подслеповатом оконце. Больше смотреть было не на что. Окно
полуподвальной комнаты выходило во двор музея, и не было никаких шансов увидеть
хотя бы пару стройных ног.
ум.
о работе. В историко-археологической экспедиции, где он числился научным
сотрудником без степени, существовали "присутственные дни", в которые приличия
требовали показаться пред светлые очи начальства и критические взгляды
сослуживцев. Максимов родные стены баловал своим появлением не чаще двух раз в
месяц. И то, если не уезжал в командировки по личному указанию профессора
Арсеньева. Всем давно было известно, что Максим доводится суровому, как
старообрядец, профессору любимым внуком, поэтому смотрели сквозь пальцы на
полное отсутствие энтузиазма у Максимова в редкие моменты нахождения на рабочем
месте.
просьбы принести, перетащить и поставить на место. В женском коллективе вел
себя предельно корректно, особого внимания никому не уделял и по темным углам
никого не зажимал. Зато с удовольствием принимал участие в чаепитиях и днях
рожденья. В пристрастии к спиртному уличен не был, материальных проблем не
имел, кольца на пальце не носил. Но охотничий сезон на него не открывали.
Тайный женсовет музея постановил оставить Максимова в покое, как выразилась
искусствовед со стажем Тарасова - "для сохранения породы".
позвонил Максимову и сказал: "Ты мне нужен. Будь на работе". С тех пор они даже
не перебросились парой слов, хотя сегодня уже кончался четверг.
все меньше и меньше. В вязкой тишине полуподвала, казалось, даже время умирало
и тонкой пылью осыпалось на полки, забитые ящиками со всякой всячиной,
оставшейся от умерших раньше эпох. И мысли текли все медленнее и медленнее.
определенный плюс в безвременье есть. Лучшего способа привести себя в норму,
чем временное заточение в этом склепе, не придумаешь".
права. Холодный анализ фактов убеждал, что события последних недель развивались
слишком бурно и чересчур неожиданно оборвались. Все говорило о том, что это не
финал, а лишь временное затишье. И то, что вокруг него сейчас пустота, тишина и
никаких признаков опасности, еще ничего не значит. Максимов считал, что его
просто отшвырнуло взрывной волной от эпицентра событий. Чудом уцелел?
Безусловно. Победил? Покажет время. Боги ревнивы к удачам смертных*.
- прошло две недели. См.: Маркеев О. Оружие возмездия, ОЛМА-ПРЕСС,2001.
сознания, замерли и рассеялись остатки воспоминаний, и тело, уставшее
реагировать на осколки событий, засевших в памяти, окончательно расслабилось.
Как зверь, наконец, уютно устроившийся в логове.
логово. А такому зверю, как ты, самое место в подвале музея".
собой, чтобы имитировать работу и не раздражать случайно зашедшего в хранилище
откровенным бездельем.
клинопись на рукояти. Давным-давно, примерно в третьем веке нашей эры,
неизвестный воин нанес эти знаки и утопил оружие в болоте близ Шлезвига. Был ли
это дар богам или исполнение зарока, сейчас уже невозможно угадать. А может,
устав от битв, воин таким образом нашел место вечного отдохновения для своего
боевого друга. Кто знает?
бытия, где никогда ничего не происходит. Оружие в музее - высшая форма абсурда.
радостно отозвался на прикосновение. На долю секунды лучик света вспыхнул на
клинке, оживив руническое заклинание, глубоко врезанное в сталь.
магическому значению рун посвящены последняя часть "Речей Высокого", называемая
Рунатал, и "Речи Сигрдривы", в которой валькирия раскрывает разбудившему ее
герою их волшебное значение. Ас Тюр - "бог битвы", руна Тюра напоминает острие
стрелы.
земля, придавленная многотонной тяжестью. Или где-то рядом громыхнул взрыв.
втянул носом воздух.
столице государства, ввязавшегося в бесперспективную войну, уже давно должны
были начаться серийные теракты. Критическое количество крови уже пролилось, и
теперь легко найти смертника, жаждущего что-нибудь взорвать в отместку за
стертый с земли кишлак.
спокойной. Был бы взрыв, по ней сейчас бы гуляли концентрические волны.
не в этом мире, нарушилось равновесие, и тяжкий гул земли предупредил о начале
новой битвы.
ожиданию. - Да, я сейчас подойду.
успел. Старший научный сотрудник в обществе двух мужчин партикулярной
наружности свернула в отвилок, ведущий в святая святых музея - спецхранилище.
Тарасова входила в узкий круг особо доверенных лиц, кому был разрешен вход в
подвалы, где хранились трофеи войны и прочие культурные ценности не совсем
ясного происхождения. "Пещерой Али-Бабы" прозвали сотрудники спецхран, а
Тарасову, пышнотелую блондинку без возраста, соответственно - Али-Бабой. Но за
глаза, естественно.
ответил один из спутников. В голосе отчетливо чувствовалось самомнение
человека, допущенного к гостайнам.
метнулся в отвилок. Лестница спиралью уходила вниз, в мутном свете лампы на
втором пролете он успел разглядеть проплешину на голове и клетчатый пиджак
одного из "искусствоведов в штатском". Рука человека задержалась на поручне, и
Максимов отчетливо увидел черный ноготь на безымянном пальце. Наверное,
прищемил чем-то или ненароком ударил молотком.
спецхран?"
нутром. Плотный воздух ударил от стен и сдавил грудь.
соответствовал своему статусу. Профессор - от латинского "профессоре" ("несущий
свет"). Г И Святослав Игоревич Арсеньев относился к этой неистребимой и
несжигаемой на кострах касте хранителей знаний " и проповедников. Как всякий