Чтение 9–й страницы книги ~Эхо драконьих крыл~

- Зачем ты это сделал? - спросила она неуверенно.

- Что я такого сделал, малышка?

- Ты... ты раскрыл пасть и... зашипел на меня...

Я едва удержался, чтобы вновь не сделать то же самое.

- Я и не думал, что это так тебя испугает. Это лишь выражение дружелюбия или тихого удовольствия. Разве ты только что не скалилась на меня, когда я спросил тебя о морской воде?

Она на миг задумалась, потом вновь оскалила зубы, еще больше, а кожа в уголках ее глаз сморщилась.

- Это называется "улыбаться". Ты имеешь в виду то же самое, когда разеваешь пасть и шипишь?

- Думаю, что да, хотя мне незнакомы слова, которые ты сейчас назвала.

Она воззрилась на меня, всем своим видом явно выражая радость так, как делают это гедри; в мгновение ока страх ее сменился счастьем, и меня поразило то, что мы с ней только что изменили привычный нам мир. Впервые за многие века кантри и гедри научились чему-то друг у друга.

Вначале я ощутил великую радость.

Потом во мне шевельнулся страх.

Конечно же, вот из-за чего общение двух наших народов было запрещено. Гедришакримы всегда любопытны, а кантри, вопреки собственной воле, всегда стремятся к тому, чтобы учить. В былые времена мы, не задумываясь, обменивались знаниями, к нашему обоюдному удовольствию; но старая привычка и долгие годы недоверия напомнили мне, что, хотя обмен этот и не отличался ничем особенным, именно дружба между нашими народами в конце концов обрекла представителей нашего Малого рода на жизнь, подобную диким зверям. Впервые зов ферриншадика притупился, и я начал понимать смысл Великого запрета.

- Прости меня, маленькая сестра, но я должен спросить у тебя кое-что очень важное, - сказал я. - Когда ты воззвала ко мне, ты говорила о мечтах, о том, что всю жизнь жаждала встречи с моим родом. Ты назвала меня братом, - добавил я негромко. - Это обращение не используется среди моего народа ни часто, ни редко.

- Среди моего - тоже, - ответила она. Она не избавилась от благоговейного трепета, но даже эти несколько мгновений, что она провела в моем обществе, прибавили ей смелости. - Я назвала тебя так потому, что именно так я тебя воспринимаю, - продолжала она. - И сейчас даже сильнее, чем до этого, - голос ее дрожал, и вся она трепетала, но не от страха. - Когда еще я была маленькой девочкой, я всегда хотела побеседовать хотя бы с одним... с одним из твоего народа.

Речи ее приходились мне по нраву. Она не назвала нас "драконами" - в глубине души, должно быть, зная, что так нас называют люди, но сами мы зовем себя иначе. Мне уже тогда хотелось открыть ей, как мы себя называем, но я этого не сделал. Привычка и старое недоверие. Осознание того, что наша встреча - запретная, вдруг обернулось непреодолимым стремлением. Я и не знал, насколько сильно она на меня повлияет, насколько сильным окажется желание учить и как страстно захочется мне поведать ей все о нашем роде и о себе самом, - сказать по правде, я бы научил ее всему, о чем бы она пожелала узнать. Но, к своей скорби, мы знали, что гедри способны использовать знания в злых целях. Ныне наше единое когда-то племя было разделено на две половины, и Малый род томился теперь во тьме - из-за этого мы с гедри и утратили доверие друг к другу. Мне следовало выяснить, зачем она приплыла.

- Зачем? - спросил я у нее. - Зачем ты хотела узнать нас? Что привело тебя сюда, так далеко от родной земли и твоего рода? Поведай мне всю правду: зачем ты здесь?

Я спросил ее об этом громко и, не задумываясь, повторил то же на Языке Истины: "Зачем ты ищешь меня - нас - среди ночи? Что влечет тебя? Замышляешь ли ты недоброе, жаждешь ли наживы? Зачем ты здесь?"

И по сей день я не знаю, что меня подтолкнуло заговорить с ней на Языке Истины. Ведь все ученые в нашем роду твердили мне, что гедришакримы к нему глухи.

К величайшему моему восторгу, она показала мне, что они ошибались.

Мысли ее были расплывчаты и плохо выстроены: она выплескивала их все разом - они были полны переживаний и сверкали, словно звезды, проносящиеся по ночному небу яркими всполохами. Было очень похоже, будто разговариваешь с детенышем, - однако это был, вне всяких сомнений, Язык Истины.

"Я приплыла, потому что обожаю вас и хочу узнать вас, давай же будем беседовать, что бы узнать друг друга. Ты так прекрасен, так изумителен, не такой, как я ожидала, но наконец-то настоящий. Я мечтала о тебе так долго, так долго в темном одиночестве, счастье и чудо - слышать речь и разум другого существа. НАСТОЯЩИЙ ДРАКОН!" А сквозь этот поток слышался шепот побочных мыслей: "Неужели это правда, ну пожалуйста, пусть это окажется правдой, а если нет, пусть этот сон никогда не кончится, о, как стонет мое сердце, как ты прекрасен"

Мгновение она стояла молча.

- Что это я... Ты слышал это? - спросила она очень тихо.

- Да, - ответил я, весь поддавшись Проявлению Приятного Удивления. - Я и не знал, что тебе ведом Язык Истины, маленькая сестра!

- Я и сама не знала, - сказала она.

- Ты раньше никогда с подобным не сталкивалась?

Она отрицательно покачала головой.

- Никогда. Думаю, это... мы называем это бессловесной речью, но я слышала о ней только из сказаний бардов, - она подняла глаза и воззрилась на меня. - Никогда не думала, что она существует на самом деле!

- Это Язык Истины, - ответил я ей. Я вовсе не забыл о том, что мне следует сдерживать себя, но разве такое знание могло принести какой-то вред? - Это способ истинного общения разума с разумом, когда лжи нет места: ей просто негде укрыться. Эта бессловесная речь... ты уверена, что никогда раньше ею не пользовалась?

- Уверена. Я же говорю, что даже не верила до сих пор в то, что это правда, - ответила она. Затем вновь подняла на меня взор и улыбнулась. - По-моему, я и сейчас-то не очень верю.

Казалось, она была слегка ошарашена. Для детеныша это было вполне естественно, и мне вдруг захотелось перебраться через Рубеж и успокоить ее, словно она и впрямь была одной из рода.

С превеликим трудом я подавил в себе это желание. Самое большее, что я мог сделать, - объяснить ей все.

- У нас двое могут пользоваться этим способом общения, если и тот и другой согласны, - сказал я ей мягко. - Он разоблачает все помыслы собеседника, и молодежь часто испытывает при этом неудобство.

Неудобство. Пожалуй, это по меньшей мере. Того, как она себя повела, я вовсе не ожидал. Рот у нее опять растянулся, и я не без некоторой гордости осознал, что являюсь единственным из всего Рода, кто может распознавать улыбку гедришакримов.

- Предупреждать же нужно девушку, - сказала она.

Я склонился перед ней.

- Впредь обещаю.

Лишь после того, как я это произнес, я понял, что слова эти вылетели у меня из пасти, словно крылатое обещание. Парой слов я изменил и ее жизнь, и свою собственную. Мы снова с ней встретимся, и я опять буду пользоваться Языком Истины, беседуя с ней. До того, как я сказал это, я еще не осознавал, что намерен продолжить это опасное, запретное и удивительное общение. Я смотрел на нее, напуганный собственными словами, и с удивлением понимал, что есть некоторые состояния души, общие для всех существ. Она стояла передо мной, преисполненная радостного предчувствия. Казалось, что мы оба только что узнали предначертания судьбы.

- Мы еще встретимся? - спросила она. - Могу я прийти завтра ночью?

Я мешкал с ответом, пытаясь отыскать причину, по которой мог бы ей отказать, и не находил.

- Да, маленькая сестра, - сказал я наконец и почувствовал радость. - Приходи ко мне завтра в этот же час, так же одна. Мы вновь будем беседовать.

- Спасибо тебе, брат мой, - ответила она и согнулась передо мной пополам. Должно быть, это было нечто вроде поклона. "Нужно будет спросить ее об этом когда-нибудь", - подумал я, но тут она сказала другим голосом:

- А тот человек, который пришел до меня, - ты убил его?

- Да, - ответил я.

- Почему?

- Он нарушил договор, преступил наши и ваши законы. Я чуял, как от него исходит жажда наживы, а в сердце своем он вынашивал смерть для моего рода. От него несло запахом ракшасов, должно быть, он имел с ними дело. Он знал, какова будет расплата, - я пристально всмотрелся ей в лицо. - Тебя пугает то, что я его убил? Она помолчала, опустив глаза, затем ответила:

- Нет. Наверное, должно бы пугать, но не пугает, - она вновь посмотрела на меня, и мне страшно захотелось узнать, что означает блеск ее глаз. - Я верю тебе. Я буду чтить ваши законы.

- Это хорошо, маленькая сестра, - сказал я. - Тебе нечего... - я осекся. Искушение поддаться доверию одолевало меня. Я был слишком поражен, и мне нужно было время - время, чтобы обдумать этот странный порыв и решить, что он может означать. - Ступай же. Завтра мы опять встретимся с тобою в полночь.

- Нам обязательно нужно расставаться так скоро?

- Разве ваш род не нуждается во сне?

- Да, но...

- По нашим законам - подозреваю, что и по вашим, - два наших племени никогда не должны встречаться, - я посмотрел на нее и ласково добавил: - Думаю, что первое нарушение закона не должно слишком затягиваться. У нас будет достаточно времени, и нам обоим еще о многом нужно поразмыслить.

- Это правда, - согласилась она. - А ты не забудешь? Я покачал головой.

- Мы ничего не забываем, маленькая сестра.

Услышав это, она улыбнулась.

- Тогда доброй тебе ночи, большой брат, - сказала она.

Она снова согнулась пополам и развернулась, чтобы уйти, но тут вновь оглянулась. Какое-то мгновение она стояла неподвижно, словно пытаясь решиться.

- Что такое, малышка? - спросил я.

Без дальнейших колебаний она произнесла:

- Меня зовут Ланен, Маранова дочерь. Но истинное мое имя - Ланен Кайлар.

И она застыла в ожидании.

Поведать собеседнику свое имя считается у нас высшим выражением доверия. Лишь отец, мать и спутник жизни знают твое истинное имя, да еще, быть может, самый близкий, сердечный друг; знание твоего имени дает власть над тобой тому, кто называет его.

Это было бы глупо и совершенно бессмысленно - да что там, было бы просто безумием назвать ей свое имя и таким образом предоставить ей власть над самим собой и всем своим родом. Разве мог я нарушить запрет и поступить столь опрометчиво?

Но мог ли я отказать ей?

Ведь доверие рождает доверие, а эта безвластная дочь гедри открыла мне то, что могло бы стоить ей души. Я придвинулся к самому Рубежу, вытянув шею так, что наши лица почти соприкоснулись.

- Ланен Кайлар, я - Кхордэшкистриакхор, - произнес я шепотом и прикрыл глаза.

Это честь для меня, - прошептала она в ответ, и в словах ее я услышал благодарность и восхищение, эхом исходившие от самого сердца. Я задрожал, почувствовав, как ее дыхание овеяло теплом мои веки. - Встретимся вновь в полночь.

Когда я открыл глаза, ее уже не было.

Я вернулся в свое укрытие, продолжив наблюдение, и долго размышлял о своем безумном поступке и гадал, во что мне эта глупость обойдется, а через несколько часов с удивлением обнаружил, что вокруг начало светать. Несмотря на все свои сомнения, я никогда не чувствовал себя настолько хорошо.

Никогда раньше я не знал, что ферриншадик может доставлять столько радости.

Марик

Я вызвал Берисова посредника в первую же ночь, как мы высадились на Драконий остров, и не успел он появиться, как заговорил голосом Бериса:

- Значит, ты прошел через бури, раз вызвал меня, и стало быть, драконы тебя не убили. Как идет листосбор?

- Привет и тебе, магистр, - ответил я, нарочно говоря тихо, чтобы досадить ему. - У меня все хорошо, благодарю. Драконы помнят о некоем договоре, о котором мы уже позабыли, но теперь все улажено. Собиратели уже отработали стоимость путешествия, а мы тут всего-то еще полдня. И тебе, возможно, будет интересно узнать, что ребенок Маран Вены также здесь. Ей ничего не известно о Дальновидце, но по-прежнему весьма вероятно, что она моя дочь.

- Неужто? - произнес Берис насмешливо. - Меня не интересуют твои предположения. Мы не можем быть уверены, пока не проведем... испытание. А для этого нам понадобится ее кровь.

Это было новостью.

- Кровь, ты сказал? Как же мне заполучить ее кровь?

- У тебя же есть стража, разве не так? И люди, которым платят за то, чтобы они тебе служили. Захвати ее и сделай надрез - что может быть проще?

Я и сам подумал было о подобном, но, поскольку Берис первым предложил это, я решил возразить ему.

- А если она и впрямь мой ребенок? Разве твой повелитель не требует, чтобы она оставалась нетронутой?

- Тебе не нужно для этого отрубать ей руку, - ответил он, и я почувствовал презрение в его голосе, исходившем из демонской глотки. - Достаточно будет лишь наполнить чашу, только и всего. Несомненно, столь неглупый человек, ухитрившийся невредимым добраться до Драконьего острова, сумеет найти способ получить такую малость, - я мог бы поклясться, что при этих словах мелкий, скрюченный демон ощерился Берисовой ухмылкой. - Да будет успешным листосбор, Марик. С нетерпением ожидаю своей доли добычи.

Тварь исчезла, испустив серное облако. Широко распахнув ставни, я дал распоряжение Кадерану сопровождать меня завтра утром. Мне многое нужно было сделать, чтобы выяснить, будет ли мне наградой за поиски драконьего золота что-нибудь, помимо смерти.

Глава 9

УРОКИ

Акхор

Я собрался с мыслями и готов был уже отправиться в свои чертоги, когда Хадрэйшикрар, мой лучший друг среди рода, обнаружил меня лежащим молча в ранних лучах рассвета.

- Доброе утро, господин Акхор, - сказал он весело. - Рад, что нашел тебя здесь. Я уже начал подумывать, не наложили ли гедри на тебя какое-нибудь заклятие ночью.

- Это не исключено, - ответил я. Подобная мысль не раз приходила мне в голову в эту долгую темную ночь.

- Акхор, я же сказал это в шутку, - произнес Шикрар.

- Это и неудивительно, друг мой, - ты шутишь больше, чем кто-либо другой из нашего рода, - мне не хотелось рассказывать ему о своих мыслях, я должен был выждать хотя бы еще некоторое время. - Все же я тешу себя надеждой, что еще кто-нибудь из моего народа заразится от тебя этой болезнью. Скажи, отчего ты нынче такой окрыленный?

- Чего же тут удивительного? Это ведь такая дивная пора для моего семейства! Нынешней ночью я вел мысленный разговор со своим сыном Кейдрой, и он поведал мне, что Миражзй отправилась к Родильной бухте. Значит, детеныш родится прежде, чем луна пойдет на убыль! Разве этого не достаточно, чтобы наполнить светом самое мрачное сердце?

- Воистину, - ответил я, улыбнувшись ему, и поднялся с земли- - И, конечно же, ребенок Кейдры, будь то сын или дочь, станет таким же благословением для всего рода, как и его отец.

Я подтрунивал над Шикраром, и он об этом знал, но гордость за сына была у него настолько сильна, что никакие слова не могли бы ее умалить. Он вложил в Кейдру всю любовь, которую питал к его матери, своей потерянной возлюбленной Ирайс. Кейдра, к чести своего отца, был скромен душой и, хотя нежно любил своего родителя, все же добродушно посмеивался над его чрезмерными похвалами. Они хорошо ладили: Кейдра был довольно смышленым и пользовался уважением, а Шикрар не переставал твердить о своем ненаглядном ребенке.

- Так и будет, друг мой, сколько бы ты ни насмехался, - ответил он. - Мой Кейдра дарует мне радость с самого своего рождения, и я верю, что его отпрыск будет для меня тем же. Миражэй просто чудо, она вся так и светится оттого, что скоро у них появится малышонок. Идай будет при ней родильной сестрой, - Шикрар язвительно посмотрел на меня, на что я так же язвительно не обратил никакого внимания. - А когда же наконец Миражэй сможет отплатить ей тем же, Акхор, друг мой? - произнес он многозначительно. - Хорошо известно, что Идай к тебе неравнодушна, все эти годы она отвергала всех прочих. Разве ты не можешь отыскать в себе ответа на ее внимание?

Я устало вздохнул.

- Хадрэйшикрар, неужели нам снова необходимо обсуждать это? Тебе, как старейшему, следует понимать. Мне что, взять Идай в супруги из жалости? Она бы поддержала это не больше, чем я. Я уже потерял счет тем, кто пытался навязать мне этот союз, а сколько раз ты меня увещевал, я вообще не могу припомнить. Будь добр, друг мой, не надо больше говорить об этом. Идай мудра и заслуживает всяческих похвал, но я не питаю любви к ней.

- Ладно уж, буду нем. Просто нас так мало, и мне больно видеть, что ты до сих пор не обзавелся подругой, а Идай все еще никого не родила.

- Таков наш с ней выбор! - ответил я, удрученный его непонятливостью. - Ты же знаешь, я ей слова не говорил и никогда не просил от нее такой преданности. Если она решила ни с кем другим не сходиться, как я могу повлиять на ее решение? Я не стал бы давать начало новой жизни без любви, Даже если б Идай этого желала. Но она тоже не хочет так. И почему она довольствуется столь неполноценным существованием, когда вокруг так много поклонников, оказывающих ей знаки внимания? Каждый из них счел бы за честь взять ее в супруги. Впрочем, нет ничего постыдного в том, если ты избираешь жизнь отшельника.

- Прости меня, друг, - сказал Шикрар, когда мы отошли немного от сторожевого поста. - Я не хотел, чтобы мои слова тебя рассердили. Но пламень бушует во мне, когда я думаю о рождении малыша, меня переполняет гордость за сына - неудивительно ведь, что я и тебе желаю подобной радости.

- Эх, Шикрар, старый ты надоедала, - сказал я. - Ты бы всех нас переженил еще до того, как мы покинули материнское крыло.

По правде говоря, его слова взволновали меня гораздо больше, но мне не хотелось, чтобы он понял это. Так мало детенышей, так мало кантри, сочетающихся браком. Я опасался за свой народ, но не знал, чем этому помочь. Подобное было не ново: наше племя никогда не отличалось многочисленностью. К тому же по вине Владыки демонов численность наша сократилась вдвое; с тех пор минуло много лет, но, несмотря на это, род наш так и не начал восстанавливаться. Однако не стоило говорить об этом Шикрару, когда у него на сердце было так легко.

- Лишенный удовольствия обучать молодежь, ты готов всех нас без конца наставлять тому, что нам должно делать, дабы осчастливить старика Хадрэйшикрара.

Он рассмеялся, я знал, что это его насмешит.

- Так-то лучше. А то ты был слишком уж мрачен нынешним утром, Акхор, - он усмехнулся, глядя на меня. - Что тому причиной, твой старый недуг? Он и впрямь силен в это время года, особенно когда гедри так близко. Хотя от ферриншадика еще никто не умирал. - Когда я не ответил, он умолк и пристально всмотрелся мне в лицо, после чего добавил: - Знаешь, я и впрямь начинаю подозревать: не наложил ли кто-нибудь на тебя чары?

- Если уж говорить о ферриншадике, то ты и сам от него не защищен, Шикрар. Скажи мне, если можно, на Языке Истины: разве ты сам в душе не жаждешь пообщаться с ними, разве в глубинах твоего сердца нет страстного желания узнать их, побеседовать с иным родом и взглянуть на мир другими глазами?

Он ничего не ответил. Я не угадывал в нем ничего, кроме дружеской терпимости, к которой в значительной степени примешивались озабоченность и легкое недовольство от частичного признания собственной неправоты. Я продолжал:

- Я не припомню, чтобы кто-то накладывал на меня чары. Такого я наверняка бы не забыл.

И тут же голос Шикрара зазвенел у меня в голове - в нем слышались забота и беспокойство, на которые способен лишь самый близкий товарищ:

"Кхордэшкистриакхор, вопрошаю тебя как твой поименованный друг: что с тобой приключилось? Я говорил в шутку, но нынче утром ты и вправду не в себе. Мысли твои ограждены от меня, чего раньше не бывало. Неужели тебя вновь посетил вех-сон, так скоро? Или же гедри и в самом деле опутали тебя колдовскими чарами?"

- Хадрэйшикрар, должен предупредить тебя: многое случилось этой ночью, - ответил я осторожно вслух. Затем, прибегнув к Языку Истины, добавил:

"Я с радостью открою тебе свои мысли, но, ради нашей дружбы, ничего не предпринимай, даже не двигайся, если только не почувствуешь явные признаки ракшасов".

"Клянусь тебе в этом, старый мой друг".

Я приоткрыл завесу своего сознания и позволил Шикрару узреть события минувшей ночи. Спустя мгновение он уже знал большинство из того, что произошло, и в этот миг я крепко обхватил его крыльями и передними лапами. Я слишком хорошо его знал все эти годы и сумел предугадать, как он поведет себя поначалу.

- Ты поклялся! - прокричал я, пока он пытался отбросить меня, чтобы подняться в небо, разыскать эту гедри и уничтожить ее. - Помни о данном слове!

В ярости он изо всех сил набросился на меня, но я крепко держал его, и он лишь скреб когтями по броне на моей груди. Если бы ему удалось одолеть меня, кровь моя окропила бы траву. Мои крылья сначала мешали ему, но когда он попытался до них добраться, мне пришлось их убрать: слишком уж они были мне дороги, чтобы рисковать ими в схватке.

- Ты глупец! - прокричал он, вырываясь. - Ты что же, собрался предать всех нас проклятию? Хочешь, чтобы мы превратились в скот, как те, что в Трелистой чаще? Хочешь, чтобы мы стали драконами из-за того, что ты поверил какому-то ничтожному гедришакриму?

- Довольно! - воскликнул я, чувствуя, как хватка моя ослабевает.

Шикрар был старше и больше меня. Вместо того чтобы тратить попусту силы, я, сосредоточившись на Языке Истины, с криком обратился к его разуму, и уж это он не сумел пропустить мимо ушей.

"Хадрэйшикрар, послушай меня! Разве ты обнаружил следы ракшасов? - я встряхнул его, несмотря на то, что он все еще силился вырваться из моих объятий, с каждым мигом ослабевавших все больше. - Скажи мне, разнеси четыре Ветра твою душу, почуял ли ты во мне следы ракшасов? Хоть какие-нибудь?"

Тут он внезапно перестал сопротивляться и покорно преклонил голову.

"Нет,Акхор. Твоя душа так же чиста, какой была в день твоего рождения, глупей, ты из глупцов", - ответил он. Затем заговорил вслух, словно Язык Истины был для него слишком мучительным.

- Что за безумие обуяло тебя? Если колдовство ракшасов тут ни при чем, то тогда ты, должно быть, и вправду утратил рассудок.

Я выпустил его из объятий и отступил, воззвав к Ветрам в мольбе наделить мой язык силой убеждения. Если я не смогу объяснить это Хадрэйшикрару, то не смогу объяснить и остальным своим сородичам.

- Шикрар, помнишь ли ты мое пробуждение от вех-сна последние три раза?

Он выжидающе уставился на меня.

- Можешь хранить молчание, если желаешь, но ведь ты первым спросил меня тогда о моих грезах. И сам напомнил мне, что я вижу их уже в третий раз, и сказал, что следует чтить вех-грезы, раз они настолько редки. Помнишь, что я тогда тебе, ответил?

- Так значит, все дело в этом? Вот где кроется источник твоего безумия - тебе приснилось тогда, будто к тебе взывает детище гедри? Ну и ну, Акхор! Спору нет, нас всех посещают подобные видения, но над тобой ферриншадик всегда имел какую-то особенную власть, он не дает тебе покоя, преследует тебя, словно тень, - он посмотрел мне прямо в глаза и спросил: - Ты хочешь сказать, Акхор, что она назвала тебя по имени?

- Нет, - ответил я тихо. Это казалось наиболее значимой особенностью моего второго сновидения - то, что гедри знала мое истинное, полное имя, хотя я не открывал его ей. - Она не назвала меня по имени, друг мой. Но, Шикрар, она также не назвала меня и "драконом".

- Что же тогда она сказала? "Привет тебе, глупец из глупцов?"

- Она назвала меня братом, Шикрар. Братом, как и в первом сне. И поведала мне, что всю свою короткую жизнь мечтала встретить нас.

- А она не сказала тебе часом, что слышала сказания о драконовом золоте, и не попросила ли вежливо отсыпать ей немного?

Я почувствовал, как от гнева во мне разгорается пламень, но усилием воли заставил его стихнуть - даже сам себе удивился.

- Неужели у тебя настолько мало уважения к нашим собратьям по разуму, что ты позволяешь себе относиться к ним, как к низшим из существ?

- А разве ты настолько утратил разум, что позабыл, что приключилось с Малым родом? - прорычал он. Мой гнев эхом передался и ему, при этом усилившись; упрек мой лишь больше распалил его пламя. - Ты хочешь, чтобы мы тоже жили, подобно бездушным тварям? Может, нам лучше обитать в Трелистой чаще, как наши малые родичи, которых забивают, словно скот, не имеющий ни души, ни разума? Я - хранитель душ, всю свою долгую жизнь я пытался воззвать к потерянным, к Малому роду, но безуспешно. А ведь они были в самом расцвете, Акхор! - воскликнул он так, словно вред, причиненный Владыкой демонов, только что обрушился на нас сокрушительным ударом. - Самые молодые, самые лучшие из нас оказались сломлены этим извращенным отпрыском гедри - и теперь разума у них не больше, чем у безмозглого скота.

Он не в силах был сдерживать себя. Он начал припадать к земле, и я увидел, что вместе со словами у него из пасти вырываются маленькие язычки пламени, заметные даже в ярком утреннем свете. Я чувствовал: еще немного - и он бросит мне вызов, а я вовсе не был настроен на то, чтобы драться.

- Шикрар, заклинаю тебя нашей дружбой, усмири свой гнев. Давай будем руководствоваться взаимными наставлениями и прибегнем к Упражнению Спокойствия. Заклинаю тебя как своего поименованного друга: обратись к упражнению, - произнес я негромко, стараясь придать своему голосу как можно больше спокойствия и убедительности. Но, как я тут же увидел, мои слова нисколько на него не повлияли.

Я надеялся избежать необходимости прибегать к своей власти, но понял, что иного выбора нет. И тогда я обратился к нему:

"Если и это тебя не вразумляет, Хадрэйтикантишикрар, я заставлю тебя чтить мою волю, воззвав к клятве верности, что ты принес Царю".

Употребив его полное, истинное имя, я повергнул друга в смятение, - чего и следовало ожидать, - и это возымело желанное действие. Он недоуменно уставился на меня. Бросив на него ответный взгляд, я гордо выпрямился, явив ему Проявление Державного Величия, полностью расправив крылья и чувствуя, как самоцвет моей души сияет в лучах утреннего солнца, - так я и стоял перед ним, преисполненный могущества. Он благопристойно поклонился, взял себя в руки и обратил свой разум к Упражнению. Я сделал то же самое. Пока мы размеренно, шаг за шагом посвящали себя этому, я заговорил:

- Я не хочу, чтобы ты столь опрометчиво судил об этом детище гедри, Шикрар, друг мой. Мне ведом тот страх, о котором ты говоришь, и сейчас больше, чем когда-либо, уверяю тебя. Даже если бы я сам не пробудил в себе сомнений, то ты сделал бы это за меня, поразив меня своим поведением.

Шикрар завершил упражнение. Когда он открыл глаза, тяжкий гнев его отступил, а то, что осталось, более напоминало сожаление.

- Какова будет твоя державная воля, государь?

Хотя я сам добивался этого, такое обращение меня задело. Шик-Рар долгие годы был мне сердечным другом. Я надеялся, что мое внезапное напоминание лишь заставит его усмирить свой гнев, и ничего больше. Впрочем, решил я, со временем он смягчится.

- Я хочу, чтоб ты сопровождал меня сегодня вечером, когда я вновь встречусь с детищем гедри, - ответил я. - И я попросил бы тебя не причинять ей вреда, если только она не нарушит какой-либо из наших законов.

- А разве ты сам не нарушил их, государь, когда воззвал к этой... к этому гедришакриму?

- Ты несправедлив ко мне, Шикрар, - ответил я сурово. Я не позволил ему уязвить меня своей благопристойностью, равно как и себе - уступить дружбе. Слишком много было связано с предстоящей встречей. - Ты прекрасно знаешь, что это она воззвала ко мне, а не я, и что, по закону, нарушением с их стороны считается лишь пересечение Рубежа. А если я и преступил в чем-то наши законы, позволь мне пока что самому нести это бремя. Может статься, мы, ты и я, обнаружим вдруг, что не прав как раз закон.