Чтение 9–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

- Ты еще не догадался?

- Нет, - ответил я с трудом.

Горячая волна встряхнула тело. Саня торопливо метнулась в мои объятия, чтобы я хоть в последний миг успел насладиться ее телом. Я ухватил грубо, смял, торопливые толчки еще продолжались, а в мозгу появилось слабое разочарование, что не успел чего-то важного узнать, ведь мы же люди, а не животные, нам мало трахнуть или просто выпить, нам бы еще и поговорить...

Ее тело таяло, истончалось, становилось все светлее, превращалось в рассвет, я зажмурился и старался сосредоточиться на догадке, что показалась слишком невероятной, дикой, однако... Наверное, вот на этой грани между сном и бодрствованием как раз и приходят редкие мысли, что при ярком беспощадном солнце кажутся дикими и нелепыми.

Сигизмунд и Зигфрид, потихоньку разговаривая, сидели у костра. Зигфрид, видя, что я проснулся, принялся точить меч, этот неприятный визг мог бы пробудить даже мертвого.

- Хорошо спите, сэр, - сообщил он. - Благородная кровь сказывается!

- У меня? - изумился я.

- Ну да. Простые рыцари, вроде нас с сэром Сигизмундером, встают рано. Он говорит, что вы оленя молотом зашибли?

- Он вообще много говорит, - ответил я раздраженно. - Это я так, пошалил.

- Как-нибудь покажете?

Я сел, указал на молот.

- Вот он.

- Да нет, как... ну, чтоб вдрызг, а потом к вам в руку.

- Покажу, - пообещал я. - После завтрака.

Он поинтересовался нейтральным тоном, чтобы я мог увильнуть от ответа или перевести на другое:

- Далеко путь держите?

- Уже рядом, - ответил я. - Похоже, вон там начинаются деревни, принадлежащие великому рыцарю Галантлару. А где-то вскоре увидим и его замок.

Я собирался встать, амулет выскользнул из-за пазухи и раскачивался, как крохотное кадило, я взял в ладонь и хотел сунуть за пазуху, земля зашевелилась под боком, взлетели три блестящих комочка. Я машинально подставил ладонь, два успел подхватить, третий поднял с земли. Золотые монеты оказались овальной формы, с полустертыми надписями, на двух бородатые лица, на третьем кентавр, натягивающий лук.

Зигфрид смотрел оторопело.

- Деньги счастья не заменяют, - сказал я благочестиво, - зато в дороге помогают обходиться без него.

- Но, - воскликнул он, - как это?..

- Господь помогает паладинам, - напомнил я скромно. - Чтобы в дороге не терпели лишений.

Он все еще не мог оторвать взора от монет. Затем перевел ошалелый взгляд на разгрызенные в поисках сладкого костного мозга... кости "карася" и "форели", пустой кувшин Сигизмунд забросил в кусты, вон его донышко, снова посмотрел на меня. Похоже, Зигфрида стукнула и даже тряхнула некая мысль, он боролся с нею, но она не отставала.

Я не стремился помочь, мужчины решают свои проблемы без психоаналитика, он переговорил с Сигизмундом, подошел ко мне. На лбу образовалась складка, рыцарь мыслил. Я закончил седлать коня, когда Зигфрид, потоптавшись за спиной, проговорил громыхающим голосом:

- Сэр Ричард, я так вам обязан за избавление от этой раны...

- Пустяки, - сказал я.

- Ну да, - возразил он, - для меня не пустяки! Она, правду сказать, успела меня измучить, проклятая, в этой жаре...

- Пустяки, - повторил я. - Вы же видели, сэр Зигфрид, что я даже не заметил своих усилий. Это одно из немногих преимуществ паладинства. Правда, не уверен, что перевесит все минусы...

- А что за минусы? - спросил он с живейшим интересом.

- Ну, наверное, нельзя жульничать при игре в кости. Возможно, нельзя чужую жену...

- "Наверное", "возможно"... Вы что же, еще не пробовали?

- Меня недавно опаладинили, - объяснил я. - Даже то, что могу лечить, только на вас, сэр Зигфрид, выяснил. Все открытия, приятные и не очень, еще впереди.

Я поставил ногу в стремя, Сигизмунд уже в седле, Зигфрид снова развел руками, сказал напряженным голосом:

- Знаете, я вообще-то рыцарь-одиночка... но вот сейчас мне вдруг восхотелось в ваше дружное рыцарское общество! Да и вам, говорю честно, пригодится мое копье, мой меч и мой топор. Я умею с ними обращаться, дорогие друзья!

Я взглянул на Сигизмунда, тот явно доволен, но молчит, сюзерен я, за мной решающее слово.

- Э-э... - сказал я, - как бы это... гм... поделикатнее... Оформить грубую реальность в дипломатичную учтивость.

Я остановился, подбирая слова, а Зигфрид сказал быстро:

- Прежде, чем вы оформите свою мысль в острые, как ваш меч, слова, доблестный сэр Ричард, хочу принести вам вассальную присягу... на время этого похода, а буде продлится, то на все полные сорок дней. В эти дни я обязуюсь выполнять беспрекословно все ваши распоряжения, если не попрут... не будут попирать мою честь и достоинство, буду следить за вашим конем... хотя за этим дьяволом следить вряд ли надо, я уже приметил за ним кое-что... словом, обязуюсь быть верным и преданным членом отряда! Вашего отряда.

Он смотрел на меня открыто и честно, могучий и уже немолодой ветеран, даже странно, что бьется ради бабы, скорее всего у него и бабы нет, выпендривается, зато повод бить встречных очень возвышенный и благородный.

- Добро пожаловать, сэр Зигфрид, - сказал я. - С вами мы на треть сильнее!

А Сигизмунд сказал хитренько:

- Сэр Зигфрид, признайтесь, что вас побудило к нам присоединиться?

- Усы, - ответил Зигфрид, - делают мужчину старше, книги в мешке - мудрее, а отсутствие денег - сговорчивей. Есть золотое правило - у кого золото, тот и устанавливает правила. Золото сейчас у сэра Ричарда, у меня лишь дырявые карманы... Когда я был молод, думал, что золото - это главное в жизни. Теперь, когда я... гм, немолод, я это знаю.

Он оседлал коня, взгромоздился в седло, очень серьезный, даже чересчур, так что Сигизмунд, у которого с юмором туго, принял все за чистую монету, начал посматривать на нового боевого товарища с отвращением.

А Зигфрид перехватил мой взгляд, захохотал и сказал громко:

- Что ж поделаешь, придется приспосабливаться жить на большие деньги... Как думаете, сэр Ричард, сумею?

- Если как мы, то легко, - заверил я.

- Легко приходит, - добавил Сигизмунд с укором, - легко уходит.

- Святая церковь учит презирать богатство, - сказал я наставительно.

А вообще-то Зигфрид хорош, мелькнуло в голове. Вроде бы увалень, а соображает быстро. И понимает, почему я осторожно подбирал слова для дипломатичной учтивости. Дипломат - это человек, который может послать таким образом, что с предвкушением будете ждать путешествия. А если и нагадит кому в душу, у того во рту остается легкий привкус лесных ягод...

Но если он это понимает, то и сам, как истинный дипломат, может умильным голосом произносить "хороший песик" до тех пор, пока под руку не попадется хороший булыжник.

Отдохнувшие кони несли нас легко, деревушка приближалась, не очень зажиточная с виду, но домов не меньше трех десятков, уже не деревня, а почти село. Сразу от околицы встретила детвора с собаками, женщины на всякий случай юркнули в дома, я видел блестящие от любопытства глаза в дверных проемах, мужчины прижимались к заборам, давая нам дорогу, взгляды у всех настороженные, тревожные.

Дома расступились, широкое вытоптанное место, словно танцевали слоны, могучий дуб, под ним четыре толстенных дерева с ободранной корой, под копытами сухо затрещали скорлупки орехов.

Я остановил коня на этом месте привычных деревенских посиделок, спросил громко, ни к кому не обращаясь:

- Есть здесь дом, где мы можем перевести дух, напоить коней? За все заплатим!

На нас смотрели опасливо, молчали. Из-за каждого забора высовывались серьезные детские мордочки. Зигфрид подозвал одного мужичка ближе, сказал доверительно:

- Если здесь негде остановиться, то заночуем у тебя. Как, жена у тебя красивая? И посуды много? Я страсть как люблю посуду бить. И палить все люблю, когда напьюсь...

Мужик вздрогнул, сказал умоляюще:

- У меня тесный дом, господин!.. Самый просторный дом у нашего войта, вон тот, с черепичной крышей. А через два дома, видите две вербы?.. там Иволинна, у нее две дочери взрослые, да и сама в теле...

Зигфрид повернулся по мне, рот до ушей, я пробормотал:

- В самом деле, трудная задача нравственного выбора... Что скажет мой боевой отряд?

- К Иволинне, - воскликнули Сигизмунд и Зигфрид в один голос, по глазам видно, кто нацелился на дочку, а кто на тело.

- Ладно, - согласился я, - раз уж демократия... а к старосте зайдем пообщаться.

Я повернул коня, на ходу поинтересовался у мужика:

- А что, эта Иволинна вдова?

- Нет, но ее муж с братом погнали скот на продажу в город...

Когда мы подъехали к двум вербам, я слышал, как Зигфрид втолковывает юному рыцарю:

- Никогда не спрашивай у женщины, сколько ей лет. Спроси лучше, когда муж возвращается из города.

Сигизмунд пробормотал:

- Да зачем это тебе?

- О, любовь замужней женщины - великая вещь. Женатым мужчинам такое и не снилось.

Я постучал в ворота, толкнул, створки распахнулись, мы въехали в довольно просторный двор. Собственный колодец, сверху навес, три сарая, дорожка ведет к дому. На крыльцо вышла женщина в длинном платье, открывающем руки и плечи, в теле, как сказал мужичок, очень в теле, но, как всякие постепенно полнеющие женщины, очень свежая и румяная, без единой морщинки на лице, пышущая здоровьем.

- Хозяюшка, - сказал я скромно, - мы путники из дальних мест. Дозволь у тебя перевести дух, накормить и напоить коней. Да и сами мы что-нибудь попили бы и съели. За все будет заплачено, не беспокойся.

Она внимательно осмотрела нас, только я остался в седле, Зигфрид слез первым, по-хозяйски уже привязывал коня, Сигизмунд тоже сполз на землю. Женщина поинтересовалась:

- Если я скажу, что не принимаю гостей, то вы, конечно же, прям так и повернете взад?

- Ты угадала, - признался я, - хоть и красивая... даже очень красивая, но еще и умная! Где же в тебе кроется порок для равновесия?

Она довольно заулыбалась, на комплименты даже женщины ловятся, не только мужчины, подбоченилась, осмотрела нас снова уже с головы до ног.

- Порок?.. Как-нибудь попозже... Ладно, коней вон в тот сарай, там стойла и даже ясли. Помыться можете в той бочке, там дождевая вода. С ужином придется подождать, пошлю к соседям, чтобы прислали еще мяса.

- Ты умная женщина, - сказал я честно. - Я вижу, умеешь принимать гостей.

Она пожала плечами, полными и округлыми, как головки сыра.

- Муж занимается торговлей, у него часто бывают гости. Привыкла.

Сигизмунд перехватил повод моего коня и увел в сарай, а я поднялся на крыльцо. От женщины вкусно пахло потом, ветчиной, сеном, под глазом вроде бы вчерашний синяк, уже рассасывается, я смолчал, что говорить, уже наверняка все сказали до меня. Ростом мне до подбородка, что значит - высокая женщина, на меня посмотрела с удовольствием, любой женщине приятно ощутить себя Дюймовочкой.

В большой комнате чисто и опрятно, пусто, а когда пересек и выглянул на задний двор, там молодая женщина кормила кур, а далеко на огороде между грядками удалялся от дома мощный зад на довольно мускулистых загорелых и крепких крестьянских ногах.

- Мои дочери, - сказала за спиной Иволинна. - Знаю, что у вас на уме. Так лучше эти мысли выбросьте.

- Хорошо, - согласился я, - у меня вообще период целибата, я ж паладин... хоть не уверен, что это обязательно. А что с ними не так? Изо рта сильно пахнет?

- У меня самые красивые дочери в деревне, - ответила она с достоинством. - А у вас сколько длится этот период? Пока обедаете?

- Не приведи господь так оголодать, - ответил я с испугом. - Зачем же так долго?

- Ладно, я предупредила. Они постоять за себя могут. А на то, что ведьмы, можете не обращать внимания. Можете!

Я выложил на стол золотую монету.

- Мы пробудем недолго. Надеюсь, это покроет все расходы.

Она долго смотрела на золото, перевела взгляд на меня. Брови поползли вверх.

- Сэр паладин, - произнесла она с чувством, - в нашем селе золота отродясь не видели! Даже если останетесь здесь до конца жизни, все равно это будет много! Золото надо тратить с умом...

- Зачем? - удивился я. - Ум еще может пригодиться.

Она врубилась не сразу, улыбнулась, лицо осветилось, помолодело.

- Вы правы, сэр паладин. Женщина встречает по одежке, а провожает...

- ... по утру, - подсказал я.

Она засмеялась громче, запрокидывая голову, шея чистая, нежная, без морщин, кожа здоровая, загорелая, только в низком вырезе платья колышутся нежные горы молочного цвета. И зубы все ровные, жемчужно-белые, чистые, явно не только дочери ведьмы, но и сама что-то да умеет, вон кромки остренькие, несточенные, словно у юной девушки.

Уже без колебаний она взяла монету, вышла на задний двор. Я слышал ее звучный низкий голос, дочери примчались послушно, снова унеслись, уже к соседям.

Мы отдыхали, нам таскали лучших гусей, сыр, мясо, рыбу из ближайшего озера. Кузнец и шорник осматривали коней и упряжь, перековывали коней Зигфрида и Сигизмунда, на моего посматривали с опаской и обходили по большому кругу. Уже все знали, что мы платим щедро, но ведем себя смирно, не поджигаем дом и не рубим мебель, никого все еще не изнасиловали, я уже видел сожаление в глазах приносящих гусей, что не догадались пригласить заночевать у них.

Мы с Сигизмундом ели, соблюдая приличия, но оголодавший Зигфрид набрасывался на еду, как отощавший волк, смотреть любо-дорого, у него трещало за ушами, тяжелые челюсти двигались, как мельничные жернова, кадык то и дело проталкивал вниз новые порции жареного мяса.

- Гусь свинье, - сообщил он, - на один раз пожрать, верно? Скромность украшает, но оставляет голодным. Как вам наша хозяйка? Ничто так не украшает женщину, как временное отсутствие мужа... вы, друзья, займитесь дочками, а хозяйка мне уже улыбнулась, понятно?.. И кормит меня лучше, чем вас, морды.

- Женщина, - заметил я, - считающая, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, метит слишком высоко.

Сигизмунд спросил наивно:

- А какой самый короткий путь к мужскому сердцу?

- Через его желудок, - ответил Зигфрид твердо, - причем дорогу нужно протоптать жареными гусями, печеными поросятами, ветчиной, шейкой, грудинкой, карасями, тремя-четырьмя бочками вина...

Сигизмунд посмотрел на меня, я подтвердил:

- Да, верно, через его желудок. Если только женщина не зашла сзади.

- Как это? - переспросил Сигизмунд.

- Путь к сердцу мужчины лежит через его левый желудочек, - пояснил я. - Через грудную клетку при помощи острого ножа... Вы уже знаете, что они все трое - ведьмы? Мне ничо, я паладин. Меня защитит моя святость... наверное, а вот вы, гм...

Они переглянулись, Сигизмунд даже недоглоданную кость опустил, но Зигфрид сказал бодро:

- Умение летать на метле - это то, что отличает ведьму от обыкновенной женщины! Ну и пусть себе летает... в свободное время. Но свободного времени не будет, я сумею ее занять чем-нибудь.

Он подмигнул нам обоим, не переставая жевать, мол, чтобы женщина стала прекрасной царевной, мягкой и пушистой, надо просто спустить с нее шкуру, лягушка она или ведьма - неважно.

Сигизмунд сказал дрогнувшим голосом:

- Вы как хотите, я лучше проведу ночь в молитвах и бдении.

- Правильно, - обрадовался Зигфрид. - Святость - великое дело!

- На что вы надеетесь, сэр Зигфрид?

Он ответил бодро:

- Женщины изменяют в двух случаях: по необходимости и просто так, верно? Необходимость в том, что ни одна разумная женщина не пройдет мимо такого героя, как я, без того, чтобы у нее не сбилось дыхание. А эта Иволинна, уверен, уже спилила не одно дерево, разрушила не один дом и вырастила, как видите, двух дочерей! Настоящая женщина, а я - настоящий...

Скрипнула дверь, Иволинна вошла с улыбкой на румяном полном лице, большой кувшин прижимала к груди. Мы все трое засмотрелись не на кувшин, а на полные, налитые жизнью груди, от которых шел жар и мощный зов.

- Вот, - сказала она низким голосом и поставила кувшин на середину стола. Когда наклонилась, груди оттянули тонкую рубашку, прорисовавшись очень даже отчетливо. - Это лучшее вино, за ним бегали в соседнюю деревню!..

- Да стоило ли так... - сказал я почему-то хрипловатым голосом.

- Стоило, - заверила она. - О вас тут долго будут вспоминать.

- Мы уж постараемся, - заверил Зигфрид. Она неторопливо удалилась, ступая красиво и царственно, слегка двигая из стороны в сторону мощными и приподнятыми, как конский круп, бедрами.

- Королева! - сказал Зигфрид восторженно. - И знает себе цену, заметили? Женщина, которая ценит себя слишком низко, сбивает цену всех остальных женщин.

- Да-да, общие интересы блюдет, - согласился я. - Надеюсь, мы блюдем тоже общие интересы нашего боевого отряда?

Глава 10

Вечер, прохлада, я вышел на крыльцо, небо чистое и ясное. Все звезды как на ладони или как в атласе по астрономии. Знать бы, как они должны стоять, вдруг бы заметил какую разницу... Впрочем, даже заметил бы, что с того?.. Стой лучше, дыши свежим воздухом. Здесь уж точно нет выхлопных газов, химикатов, а хорошо пахнет свежим навозом, таким теплым и домашним, доносится аромат конских каштанов, оттуда слышно злое чириканье воробьев, дерутся за непереваренные зернышки ячменя и проса. По улице шли двое подростков, оборванные, босые, с грязными нечесаными головами. Один что-то доказывал другому, тот скептически отмахивался. Я не двигался, они меня не видели, я в тени, прошли неподалеку, я услышал, как тот, что отмахивался, спросил скептически:

- А тролли?

- Что тролли, - ответил второй мальчишка с жаром, - тролли посильнее гоблинов, но им тоже с рыцарями не драться, дело гиблое. Пусть даже двигаются огромной стаей, но рыцари умеют сражаться и в строю! Их кони идут в полный галоп так, что земля дрожит и грохот такой, что стон на земле, под землей и в небесах! Ты же видел этих троих, что у тетки Иволинны? Такие строй не теряют, а их копья не колыхнутся. Все в железе так, что только глаза видны через прорезь в шлеме, все храбрецы, все жаждут славы и потому готовы на любые подвиги...

- На подвиги?

- А что тебе не так?

- Да просто пограбить едут, - сказал голос.

Они прошли мимо, а я молча смотрел в их удаляющиеся спины. Мне почудилось, что я узнал этот голос. Именно он доказывал мне в школе, в институте, на тусовках, что в основе любых деяний лежит экономика. Князь Игорь пошел на половцев не ради славы, а ради грабежа, Крестовые походы только ради грабежей, Америку открыли только для грабежей, и Коперник сообщил миру, что Земля круглая, чтобы легче было ее грабить...

Хорошо, подумал я, хоть о Фрейде пока ни слова. Все еще впереди. Еще будут доказывать, что в основе всех деяний нереализованные сексуальные извращения. А доказывать будут, обязательно будут. Простолюдины есть простолюдины... Но здесь они на правильном месте, на нужном месте. Никто с их мнением не считается, перед ними не заискивают, никакой они не электорат, их голоса не важны. Здесь эти люди, которые выращивают зерно и скот, пекут хлеб и добывают руду, доставляют в замки продовольствие, железо и прочее, необходимое для жизни. А высшие ценности определяют не они. Потому здесь "плюй на все и береги здоровье" не стало общечеловеческой Ценностью, а осталось ценностью простолюдинов, или, если уж совсем откровенно, чего лукавить, быдла.

За окном громко и настойчиво кричали петухи. А еще дальше отвечали, как часовые, что дают друг другу знать, мол, все в порядке, враг еще не пробрался. Клич идет по цепочке, по кругу, возвращается к закричавшему первым. Это, понятно, майор, или мэр, что одно и то же.

Полусонный, я слез с лежанки и потащился до бочки с водой. Там, как в зеркале, отразился крепкий молодой парень, все достоинство которого в первые дни было только в росте и длине рук, кстати, довольно среднем росте в моем времени, но здесь еще не знают акселерации. От нелегкой жизни мои мускулы уже не помещаются в старых доспехах, молот перестал казаться тяжелым, а конем могу управлять любым, сдавливая бока коленями.

Из лука стреляю, правда, хреново, если не сказать крепче, но в целом я стал шире в плечах, мускулистее. Как говорят, армия сделала из меня мужчину, хотя я предпочел бы для этой цели просто сходить в женское общежитие.

Из соседней комнаты доносились мужские голоса, мне показалось, что слышу игривый женский смех.

Вытираясь на ходу, я вышел, споткнулся о Сигизмунда. Он вскочил, сказал с готовностью:

- Ночью было много дивного... Но я крестом и молитвой отгонял нечисть!

- А соблазны? - спросил я.

Он ответил, глядя в глаза преданно и честно, только покраснел самую малость:

- Было. Много. Но я устоял!

- Верю, - ответил я. - Несправедливо, верно? Возможность может постучать в твою дверь раз в жизни, а искушение барабанит годами, заглядывает во все окна, скребется под двери, визжит и машет хвостиком, трясет выменем... Вы с Зигфридом пока займитесь завтраком, а я загляну к старосте.

Он крикнул мне вдогонку:

- Сэр Ричард, а что вы делаете, когда испытываете такое вот мучительное искушение?

- Стараюсь испытать его подольше, - ответил я.