Чтение 9–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

Мчался неспешно, красивым аллюром, сильно выбрасывая в сторону ноги. Хвост и грива развеваются по ветру, при каждом скачке слегка взлетает в воздух, очень грациозно, как будто переливается быстрой волной. Альдер и Ревель, даже Клотар любовались прекрасным животным, а я, дитя другого времени, подумал о том, как это конь слышит мой свист, если я едва шевельнул губами?

Альдер сказал с восторгом:

- Если бы не черный, цены бы ему не было!

- А что черный, - спросил я уязвленно, - разве не самые быстрые - вороные?

- Да, но вам, сэр Ричард, больше пристало бы на белом коне! Как паладину.

Я отмахнулся.

- Я белый рыцарь на черном коне. И вообще, у моего черного коня - душа белая. В то время как у некоторых белых людей - души чернее сажи.

Альдер хохотнул, толкнул Ревеля в бок.

- Смекаешь, о ком сэр Ричард сказал?

Ревель чуть-чуть растянул губы. Он все еще держится сдержаннее всех, медленно вживается в отряд, но исполнительный, работоспособный, никогда ничего не забывает и вообще кажется мне надежным и даже очень хозяйственным.

- Сэр Ричард, - сказал он осторожно, - что-то конь в упряжке захромал. Надо успеть в город затемно.

- Захромал? - переспросил я. - А что же конюх молчит?

- Он собирался сказать...

- Что ж не сказал? Кони - его забота. Не нравится мне это, все-таки коней Марквард дал подготовленных для долгой дороги. Ладно, проехали. За всем не уследишь. Запрягайте коней, выступаем!

Мы с Альдером едем впереди, Клотар и Ревель по обе стороны повозки, а брат Кадфаэль на муле тащится сзади. Пес держится некоторое время с нами, но слишком много выпархивающих из-под лап и копыт птиц, убегающих зайцев, и он убегал настолько далеко, что даже я начинал беспокоиться, Альдер же многозначительно покашливал и делал скорбное лицо.

Он раньше меня заметил нечто впереди, насторожился, привстал в стременах.

- Дымок...

- Костер? - спросил я. - Ну и что, люди трапезничают.

- Не прямо же на дороге!

Переглянувшись, мы пустили коней в галоп. Я обогнал сразу же, впереди появилось темное пятно, стремительно разрослось и превратилось в обломки догорающих повозок. На дороге жалобно кричала и билась в агонии тяжело раненная лошадь, всюду трупы в лужах крови. Двое сумели ускользнуть в густую траву, но и там их догнали и зверски добили, я видел с рослого коня истоптанную и залитую кровью траву под изуродованными телами.

Повозок три, если судить по глубоким колеям из-под их колес, везли нечто тяжелое, но вряд ли разбойники сожгли товары вместе с повозками.

Мы объехали вокруг, в траве отыскали тела молодой женщины и мальчишки лет семи. Над обоими еще и поглумились. Женщина совершенно голая, вся в кровоподтеках. Насиловали наверняка многие, а потом, натешившись, отрезали груди и вспороли живот снизу и до пупка. Мальчишке отрезали гениталии, вспороли живот.

- С мужчинами можно поступать по-всякому, - хмуро сказал Альдер, - особенно когда допытываешься, где клад зарыл или с каким словом можно пройти в крепость... Но тех, кто так с женщинами... я бы сам жег на медленном огне. Но сперва бы заживо снимал шкуры!

Я оглядел догорающие повозки.

- Такое надо показывать горожанам почаще, - сказал я, - чтобы не орали, что цены на товары высокие, что проклятые купцы наживаются! Вот попробовали какие-то несчастные снизить себестоимость, взяв охраны поменьше...

- Это верно, - согласился Альдер. - Простой народ не понимает, что непросто привезти заморский товар, да еще платить на границах каждого баронства за топтание земель.

Застучали копыта, повозка не просто несется к нам, а летит, кони стелются в стремительном беге. Леди Женевьева высунула голову и смотрела в нашу сторону. Возница нахлестывал коней, а когда оказался возле нас, резко натянул вожжи.

- Тпру!.. Что случилось?

Я сказал зло:

- Да вот тут некие разбойники развлекались!

Леди Женевьева сказала быстро:

- Это не Грубер!.. Это не Грубер!

Я сдвинул плечами.

- Не знаю вашего Грубера, потому я ни на кого не киваю. Но вам виднее, раз уж вы в первую очередь подумали о нем.

Ее щеки зарумянились, дверца распахнулась, Альдер соскочил и подал ей руку, опередив Клотара. Я не стал смотреть, кивнул Клотару.

- Слышал, что она сказала?

Он буркнул с неприязнью:

- Да.

- И что думаешь?

Он заколебался, сказал угрюмо:

- Это в городах есть какая-то власть... а в Дикой Степи всяк сам себе хозяин.

- Значит?

Он сказал еще неохотнее:

- Не буду ничего говорить. В Степи все чувствуют полную свободу.

Я кивнул.

- Понятно. Этого достаточно. Я примерно вижу, как воспользуется полной свободой брат Кадфаэль и как воспользуется этот барон-разбойник.

Он смотрел на меня ничего не выражающими оловянными глазами, мол, ни за что не угадаешь, как воспользовался бы свободой я, а я кивнул подъехавшему Кадфаэлю, он сразу же ухватил книгу и бросился читать молитвы по убитым.

Я сам подъехал к леди Женевьеве, что слишком приблизилась к месту, где нашли женщину с мальчишкой.

- Леди, - сказал я резко, - возвращайтесь!

Она окрысилась, спина прямая, настоящая красавица испанка, донна белла, или как их там:

- Что?.. Почему вы мне приказываете?

- Потому, - сказал я еще резче, - не хочу, чтобы вы все здесь обблевали! Быстро, поворачивайтесь! К повозке...

Но она уже увидела, охнула, сделала три торопливых шага и оказалась прямо над женщиной. Над трупами стоял на коленях брат Кадфаэль и читал заупокойную. Леди Женевьева побелела, несмотря на смуглую кожу, прижала руки ко рту.

- Что, - сказал я грубо, переводя огонь на себя, - отпечатки знакомых сапог увидели?.. Возвращайтесь.

Последние слова я, как ни старался, произнес все же мягко. Она всхлипнула и побрела обратно.

Глава 11

Солнце опускалось за край леса, когда мы проехали, заплатив пошлину, через городские ворота. Постоялых дворов оказалось сразу три, что правильно: должна быть конкуренция, бей монополистов. Мы выбрали лучший, у меня есть чем платить, да и, если честно, всегда было, спасибо заветному амулету. Разместили коней, сложили вещи в комнатах и заперли, Ревель, как самый хозяйственный, за это время побывал в нижнем зале, велел накрыть стол в отделении для благородных, и, когда мы спустились, слуги как раз расставляли последние кувшины с вином и чаши.

Леди Женевьева на этот раз не изволила отсиживаться в своей комнате и дуться, пришла в сопровождении Клотара, а в ее комнате оставили охранять вещи конюха.

На ужин подали великолепный мясной суп, только от запаха одуреть можно, жареную птицу, яичницу с ветчиной, печеную рыбу, множество сладостей, мы сперва утоляли голод, затем просто ели с аппетитом, потом смаковали, не в силах оторваться от мастерски приготовленных блюд.

В огромном зале около трех десятков столов, две трети заполнены, воздух пропитан тяжелыми запахами еды и вина, но мы под стеной, где окно прямо над столом, свежий ночной воздух разгоняет нечистые ароматы.

Клотар внезапно всхрюкнул, сделал движение привстать, да так и застыл в такой позе и с вытаращенными глазами. Я сидел боком ко входу в зал, повернул голову и увидел, как через порог переступил Грубер. Без доспехов, в ярком синем камзоле, расшитом золотыми цветами, он выглядел великолепным красавцем любовником, по которым сохнут домохозяйки. Узкий пояс подчеркивает тонкую талию, лицо чисто выбрито, пара свежих шрамиков подчеркивает мужественный загар и белые зубы.

С ним вошли трое матерых и загорелых дочерна воинов. Все в кирасах, у двух еще и кольчуги, а у третьего под кирасой кожаный камзол, прошитый металлическими нитями. Все с короткими мечами у поясов и, как и Грубер, без головных уборов. Они сели за ближайший стол у входа, и, пока один заказывал ужин, остальные не отрывали от нас взглядов.

Заприметив такого богато разодетого красавца, к нему заспешил хозяин, изогнулся в поклоне.

- Красавец, - заметил Альдер. - Только слишком ярко...

Леди Женевьева вспыхнула как маков цвет, смотрела восторженными глазами на барона-разбойника. Я буркнул:

- На вкус и цвет дуракам закон не писан.

Альдер хмыкнул.

- Везде по одежке встречают, коли рожа крива.

Грубер сразу же направился к нам и бесцеремонно сел по ту сторону стола. Я нахмурился, но не успел сказать слова, как он со сладчайшей улыбкой обратился к Женевьеве:

- Моя дорогая!.. Рад, что ты пригласила меня к вам за стол.

Клотар дернулся, быстро взглянул на меня, мы этого гада не приглашали, я смолчал, Женевьева сияет, смотрит на барона-разбойника с обожанием, и, если мы его попрем без очень веских, доказательств, что он сволочь, эта дура возненавидит нас еще больше, а нам это надо?

- Надеюсь, сэр Ричард, - сказал он по-свойски, - мы с вами еще скрестим копья на турнире в Каталауне.

- Тоже надеюсь, - ответил я нейтральным голосом.

- Жаль только, - ответил он, - что не могу пригласить вас на свадьбу с леди Женевьевой. Будет только малый круг наших общих друзей... а вы в него не входите.

Я ответил мирно:

- Не думаю, что ваша свадьба состоится.

Он засмеялся.

- Да? Женевьева, скажи им.

Она повернула ко мне сияющее лицо и сказала дерзко:

- Я выхожу за барона Грубера замуж.

Клотар стиснул кулаки, Альдер нахмурился. Все ждали моего слова, я кивнул.

- Я всегда на стороне тех, кто бунтует против деспотической власти родителей. Так что я целиком... да, целиком. Но мы обещали отвезти Женевьеву к королевскому двору. Или к герцогскому? Впрочем, это неважно.

Грубер сказал легко:

- Не волнуйтесь, я снимаю с ваших плеч эту тяжкую для вас и такую приятную для меня ношу. После свадьбы я сам отвезу туда мою жену... если она, конечно, захочет.

За столом, где расположились его соратники, поигрывали ножами для разделки жаркого и поглядывали на нас с победными улыбками. Я тоже улыбнулся, развел руками.

- Тоже решение. Хорошее решение.

Клотар и Альдер смотрели на меня с недоумением.

Клотар наконец спросил неприятным голосом:

- Что... вы предлагаете передать ее барону?

Лицо его начало медленно наполняться тяжелой кровью. Он задышал чаще, ладонь поползла к рукояти меча. Я пожал плечами.

- Почему нет? Баба с воза - кобылу в... Деньги и коней мы уже получили. Так что пусть забирает. Не скажу, что был счастлив от ее присутствия. Правда...

Они четверо сияли, только Клотар, несмотря на растущий гнев, что-то уловил, остановил пальцы на рукояти меча, спросил настороженно:

- Что?

- Правда, - повторил я, - хотя я полностью за право выбора предмета любви самими субъектами... неча тут родителям лезть!.. я вообще, если на то пошло, за свободную любовь... по крайней мере, для меня, а вы оставайтесь консерваторами, мне так удобнее, однако же, признавая и сознавая...

Я перевел дыхание, во как закрутил речевую фигуру, еще замысловатее, чем из трех пальцев из-под локтя над ушами, оглядел всех, теперь слушающих неотрывно, закончил с лицемерным вздохом:

- Но мы живем в правовом пространстве, которое нам хоть и не ндравится, но все же лучше устаревшие законы, чем никаких. Вот когда узаконят, что девушки могут выходить замуж по любви, а не по деспотическому произволу родителей, тогда я первый сниму шляпу, в смысле шлем, и раскланяюсь. А пока что мы не может передать Женевьеву сэру Груберу без разрешения на то ее родителей. И не можем допустить свадьбу, если он, сэр Марквард, не пришлет письменное подтверждение с теми людьми, слову которых я могу доверять.

Грубер смотрел на меня бешеными глазами. Лицо медленно багровело, губы посинели, а желваки, казалось, вот-вот прорвут кожу. Я ждал, что он опрокинет стол и с диким ревом ринется на меня, напрягся и держал руку на рукояти меча. Однако Грубер медленно выдохнул, смолчал, отчего мне стало чуточку не по себе. Еще один, который умеет держать себя в руках, а я предпочитаю более непосредственных людей.

- Все же, - проговорил он хриплым голосом, - полагаю, что незамужней женщине, которая печется о своей репутации, нельзя находиться в обществе мужчин. Я сниму для нее лучшую комнату на этом постоялом дворе. А завтра утром в здешней церкви в присутствии свидетелей я вступлю в брак с леди Женевьевой.

Клотар, Альдер и Ревель перевели взгляды на меня. Я ответил холодно:

- Комнату для этой женщины сниму я. Вернее, уже снял. И не лучшую, а ту, которую она заслуживает. Кроме того, предупреждаю, всякий, кто протянет руку, чтобы ночью постучать к ней в дверь, останется без руки.

Клотар не вытерпел долгого молчания:

- Возможно, и без головы.

Грубер вызверился на него через стол:

- Что ты сказал?

- А тебе, ублюдок, - сказал Клотар, - вообще не стучать ни в чью дверь, ибо сейчас выйдем на задний двор, посмотрим, как ты обращаешься с оружием!

Грубер отшатнулся, Клотар что-то слишком быстро пришел в ярость и выразил готовность к драке, в то время как дикопольный барон явно рассчитывал на долгую перебранку. Наступило неловкое молчание, леди Женевьева еще не придумала, как спасти ударившего лицом в грязь Грубера, а я сказал холодно:

- А теперь, сэр Грубер, вы можете удалиться. Я все сказал.

Он кивнул, поднялся, направился к своей троице, и тут только дошло, что я его отпустил, как слугу, как лакея. Он круто развернулся, лицо снова с устрашающей скоростью налилось кровью, глаза метнули молнии, однако я сделал вид, что занят кубком вина и ничего не замечаю.

После секундного колебания он круто развернулся и, негромко бросив что-то своим, стрелой вылетел из зала. Соратники поспешили следом. Когда дверь за ними захлопнулась, Альдер тихонько перевел дыхание, стараясь делать это незаметно, а Женевьева произнесла яростно:

- Ну... ну я дождусь завтрашнего утра!.. Я дождусь!.. А потом посмотрю, как Грубер подвесит вас, сэр Ричард, в своем подвале на цепях и заставит попробовать каленого железа!

Все трое мужчин молчали, я ответил мирно:

- Не сомневаюсь, что это любимое занятие Грубера. Вы будете хорошей парой.

- Да как вы...

- Смею, - ответил я так же мирно, - смею.

Мы допивали вино медленно, наслаждались уютом большого просторного заведения, полного людей. Ведь с утра снова увидим только голую степь, вышмыгивающих из-под копыт зверьков, а в небе одиноких орлов. Альдер первый заметил, как в помещение влетела молоденькая девушка, почти подросток. Сразу же, стараясь не привлекать внимания, она перешла на шаг, двинулась между столами в сторону кухни. Мужчины поворачивались к ней, я не слышал, что говорили ей, но ее щеки покраснели, она ускорила шаг. Кто-то пытался схватить ее; но она ускользнула с грацией лесного зверька.

Хозяин заметил ее, когда она появилась в дверях кухни. Я посматривал краем глаза, как она что-то говорила ему, он хмурился, кривился, наконец пожал плечами и развел руками. Девушка умоляюще прижала руки к груди. Мне показалось, что она вот-вот расплачется.

Брат Кадфаэль сказал с сочувствием:

- Откуда-то сбежала.

Альдер буркнул:

- Каждую весну из дома бегут сотни парней. Но девушки бегут редко.

- Я не сказал, что из дому, - кротко возразил Кадфаэль.

Он искательно взглянул на меня, я кивнул.

- Если хочешь, прояви свое христианское милосердие и угости ее обедом. Но ничего больше!

Альдер захохотал, Кадфаэль покраснел, вскочил. Мы смотрели, как он подошел к хозяину и девушке. Хозяин тут же отошел в сторону, с явным облегчением перепоручив ее монаху, а Кадфаэль взял ее за руку и подвел к нашему столу.

- Ее зовут Улинда, - сказал он. - Она сбежала от хозяина, у которого была в услужении всего неделю. Он сперва вел себя прилично, а сегодня начал требовать от нее... словом, начал...

- Все понятно, - прервал я. - Он мужчина, этим все сказано.

Она с ужасом посмотрела на меня, я жестом указал ей на место за столом.

- Я не голодна, - прошептала она.

- Садись и ешь, - велел я. - Я сказал, что каждому мужчине захочется тебя затащить в постель, такая ты хорошенькая и сдобненькая... но мы должны сдерживать свои скотские желания, только тогда становимся мужчинами.

Дверь с грохотом распахнулась, на пороге возник крупный широкий мужик с квадратным лицом, и сам весь какой-то очень даже квадратный. Всхрапнув, он спустился по ступенькам и двинулся между столами, похожий на быка в загоне для овец. Его налитые кровью глаза сразу отыскали беглянку возле меня.

- Эй, - сказал он резко, - вот ты где?.. А ну, иди сюда!

Она вздрогнула, как от удара хлыста. Покорно склонив голову, уже качнулась вперед, собираясь встать, но я придержал ее, прямо посмотрел в лицо здоровяка.

- Эй, - сказал я, - с женщиной нужно бы разговаривать помягче.

Все затихли, опустили ложки. Здоровяк шагнул к нам. Огромные кулаки сжаты, лицо покраснело. Без раздумий замахнулся, я легко отодвинулся, ногой ударил в колено. Он вскрикнул и рухнул на дощатый пол с таким грохотом, что на столах подпрыгнула посуда.

Я сказал с сочувствием:

- Какой скользкий паркет...

Он вскочил, глаза бешеные, взревел и бросился на меня, нагнув по-бычьи голову. Я отодвинулся, одновременно придав ему ускорение. Он врезался в стену, как гоночный автомобиль, не вписавшийся в поворот. На пол рухнул светильник, выскочив от сильнейшего толчка, горячее масло облило дурака от макушки и до задницы, одежда вспыхнула. Он заорал, изогнулся, кипящее масло течет за шиворот по спине вдоль хребта, прожигая плоть до кости.

- Выкатывайте его! - крикнул я. - Выкатывайте!

За соседним столом обернулись, я увидел непонимающие лица.

- Что, ваша милость?

- Круглые дураки в люди не выходят, - объяснил я, - их выкатывают

Улинда дрожала, у нее кусок в горло не лез, хотя видно, что голодна не на шутку, смотрела с ужасом и на меня, и на других мужчин за нашим столом. Наконец леди Женевьева произнесла с царственной холодностью:

- Ешь, никого не бойся. Это всего лишь мои охранники. Они тебя не обидят.

Девушка судорожно перевела дыхание, слова Женевьевы успокоили моментально, но пальцы еще дрожали, когда она брала мелко нарезанные кусочки мяса.

Еще с четверть часа мы лакомились, а когда я решил, что пора отправляться на покой, завтра утром в дорогу, дверь с грохотом распахнулась, влетел здоровенный мужик. Я сразу узнал в нем улучшенное и поправленное издание того идиота, что ухитрился поджариться на масле светильника. Этот явно брат, но не близнец, ибо выше на полголовы, шире в плечах и потяжелее.

Он взревел от двери: