Чтение 9–й страницы книги ~Проклятые Башни~

На миг Дайд замер, не в силах сдвинуться с места, кровь оглушительно застучала у него в ушах. Потом он со всех ног бросился бежать по причалу, не думая о том, что его могут увидеть или услышать. Домчавшись до угла, он остановился ровно на столько, сколько потребовалось, чтобы вложить в рот два пальца и пронзительно свистнуть, и снова побежал. За спиной у него раздался протяжный вой - змей заплыл в гавань; потом зазвонил набат. Дайд снова засвистел и с облегчением услышал ответный свист. Из сгоревшего здания склада выскочил Катмор Шустрый, в худом лице которого не было ни кровинки.

- Нужно убираться отсюда, и поживее, - закричал он. - Видел, что принес с собой прилив?

Они пронеслись по улицам и, добежав до своего укрытия, где их поджидали товарищи, коротко объяснили им, что случилось, и отвязали лошадей, поспешно приторочив к седлам мешки. Трое еще не вернулись, но остальные, не колеблясь, вскочили на лошадей и помчались галопом. Истории о том, как прошлой осенью Фэйрги пронеслись по реке, уничтожая все живое по ее берегам, слышали все. Фэйргийские воины могли до шести часов прожить без воды и использовали это время, чтобы проникнуть в глубь побережья как можно дальше. На суше они были столь же смертоносными, как и в воде, и почти столь же быстрыми. И, что хуже всего, они проплывали по подземным водоемам и сточным канавам, выныривая в крестьянских колодцах и убивая всех людей и животных, до которых могли добраться. Дайд и его люди не намерены были оставаться в Дан-Горме ни на миг дольше, чем это было необходимо, от всей души надеясь, что им хватит времени бежать из города до того, как волна морских воинов достигнет берега. За спинами у них раздался вой морского змея, а потом крики и звон оружия.

- Что ж, по крайней мере, они на некоторое время займут Ярких Солдат, - с ухмылкой прокричал Дайд Катмору, с гиканьем пришпорив коня.

- Да, но на сколько? - отозвался Катмор и пригнулся к шее своего скакуна.

Вскоре после рассвета под оглушительный рев труб ворота Блэйргоури распахнулись, и оттуда выехала кавалькада Красных Стражей, за которыми шли латники с тяжелыми пиками наперевес. Это зрелище заставило помрачнеть даже Дункана Железного Кулака. Учитывая, что под покровом темноты армия Лахлана изрядно поредела, у них осталось чуть больше двух тысяч человек, и всего восемьсот из них были верхом. У Главного Искателя Реншо было преимущество как в численности, так и в позиции, поскольку за спиной у них был холм и город, куда они могли отойти, если бы дела пошли плохо. У армии Лахлана же были лишь наспех вырытые рвы, беспорядочно расставленные палатки и ряды кольев. Брезентовые стены были не слишком хорошей защитой от пик и мечей.

Все нескончаемое утро вокруг города кипел бой, и земля превратилась в кровавое месиво, усеянное телами убитых и раненых. Поле битвы было окутано густым туманом, так что несколько часов войска Лахлана удерживали свои позиции, сражаясь с бесшабашным мужеством и пылом, и их серые плащи сливались с туманом. Однако вскоре после полудня превосходящий опыт и выучка Красных Стражей медленно, но неумолимо заставили армию Ри отступить. Пошел дождь, и с каждой минутой земля становилась все более и более скользкой. Все больше и больше людей Лахлана падали, не в силах выдержать напора кавалерии. Сначала один, потом несколько, потом множество Серых Плащей дрогнули и побежали в попытках избежать бойни, спотыкаясь о тела своих товарищей. Лахлан попытался сдержать эту волну, но в конце концов и сам с отчаянным криком пришпорил лошадь, погнав ее прочь с поля боя. По пятам за ним скакал Айен.

Командир Красных Стражей улыбнулся и подхлестнул своего коня.

- В погоню! - закричал он. - Можете убивать чернь, но ули-бист нужен мне живым!

Всадники понеслись по полю, преследуя Лахлана и его людей, пробирающихся к узкому проходу в окружающих холмах. Когда командир въехал в лощину, он увидел всего лишь в нескольких ярдах Лахлана, исчезающего в клубящемся тумане. Он поднял меч, с триумфальным криком погнав своего скакуна в галоп, а войско понеслось вслед за ним, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пелену усиливающегося дождя.

Внезапно он почувствовал, что падает вперед, а его лошадь по самую холку ухнула в болото. Сзади на его коня наскочил другой, толкая его дальше в болото, и командир Красных Стражей испуганно закричал. Но его голос утонул в общем крике остальных всадников, пытавшихся выбраться из густого засасывающего ила. Лишь тогда командир припомнил, что небольшой ручеек, который бежал по лощине, на некоторых ее участках петлял по заболоченной земле. Сильный дождь превратил болотце в настоящую трясину. Извиваясь в седле, он видел, как многие его солдаты свалились в грязь и медленно ушли в глубину под тяжестью своих доспехов, а других растоптали перепуганные лошади. Внезапно длинные косые штрихи дождевых струй превратились в стрелы, полетевшие сверху. Испуганные возгласы сменились криками боли. Пока те, кому посчастливилось оказаться в конце строя, отчаянно пытались вытащить своих товарищей из болота, солдаты в серых плащах высыпали из-за кустов и валунов, за которыми скрывались, и напали на них сзади. В тот самый миг, когда острая стрела, пробив латы, вонзилась ему в грудь, командир понял, что его заманили в ловушку.

Лахлан натянул поводья и резко осадил лошадь, спрыгнув из седла.

- Получилось? - с беспокойством крикнул он. - Они пошли за нами в болото?

- Да, получилось, - ответила Мегэн, открывая глаза и расслабляясь.

Они вглядывались в туман, который вызывали Мегэн с помощью других колдунов и ведьм, и устало улыбались. Они ужасно рисковали, согласившись на этот план, предложенный Изолт, но на долгую осаду не было ни времени, ни сил, так что надеяться оставалось только на хитрость. Если бы Реншо не послал своих людей за ворота сразиться с Серыми Плащами, у Лахлана не было почти никаких шансов выйти из этого положения. Они могли провести под крепкими стенами Блэйргоури целый год, как Яркие Солдаты - у стен Риссмадилла и Дан-Идена. Постепенно болезни, недостаток пищи и чистой воды вместе с уходящей надеждой подкосили бы людей Лахлана точно так же, как и защитников города. Лахлану нужна была громкая победа, и немедленно. И хотя это далось ему очень нелегко, он проглотил свою гордость и притворился тщеславным молодым болваном, у которого задиристости больше, чем здравого смысла. Это Изолт уговорила его. Подняв на военный совет свои серьезные голубые глаза, она сказала:

- Если хочешь победить, обманывай.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил Мак-Танах, невольно заинтригованный ее словами.

- Если хочешь победить, обманывай, - повторила она. - Если можешь напасть, притворись, что не можешь. Если что-то затеваешь, притворись, что бездействуешь. Если ты близко, сделай так, чтобы казалось, что ты далеко. Если же ты далеко, пусть кажется, что ты близко. Так ты одержишь победу.

Совет во все глаза уставился на нее, чувствуя себя не в своей тарелке, поскольку подобная тактика совершенно не соответствовала их понятиям о чести. Изолт прочитала их мысли и презрительно улыбнулась.

- Вы хотите выиграть эту войну?

Они кивнули, и она снова мечтательно повторила:

- Если хочешь победить, обманывай.

Так Серые Плащи разыграли скрупулезно продуманную пьесу, рассчитанную на то, чтобы убедить Реншо и его людей в своей слабости и неопытности и подтолкнуть их к опрометчивым действиям. Результат превзошел все ожидания.

- Я не поверила своим ушам, когда услышала, что Главный Искатель дал тебе время до рассвета, чтобы убраться, и пригрозил, что в противном случае будет сражаться, - сказала Мегэн. Ее седые волосы прилипли к голове, несмотря на плед, которым она прикрывалась, чтобы защититься от дождя. - Я думала, нам придется несколько недель проторчать здесь, притворяясь, что возводим осадные машины и делаем подкопы под стены, пока он наконец не потеряет терпение. Он оказался куда более самонадеянным, чем мы думали!

- У него были для этого все причины! - взвился Лахлан. - Изабо предала нас. Она отдала это фэйргийское отродье нашим врагам! Да полстраны переметнется на сторону Реншо, если они попадутся на его грязную ложь!

- Я не верю этому! - воскликнула Мегэн.

- А придется! Я видел девчонку собственными глазами, как и весь мой отряд. Реншо не удивился, когда узнал, что число моих людей уменьшилось - он ожидал, что половина армии дезертирует, услышав такую новость. Я удивлен еще, что куда больше не сбежало на самом деле, вместо того, чтобы просто притвориться!

- Я т-тоже видел д-девочку, - мрачно сказал Айен. - У нее была б-белая прядь Мак-Кьюинов, это т-точно.

- Должно быть, это какой-то фокус, - сказала Мегэн. - Изабо никогда не отдала бы Бронвин в руки твоих врагов. Она так же хорошо понимает последствия этого, как и ты сам.

- Ее могли поймать, - сказал Гвилим. Его лицо прорезали суровые морщины. - Я уверен, что она не отдала бы девочку в руки Реншо по собственной воле.

- Что могло с ней случиться? - озабоченно спросила Мегэн. - У меня не было предчувствия опасности.

- Нужно поторопиться в Блэйргоури, прежде чем новость о ловушке дойдет до Реншо, - сказал Лахлан. - Я должен вернуть девчонку обратно.

Они поскакали на поле битвы и увидели, что Серые Плащи одержали убедительную победу. Те из Красных Стражей, которые не утонули в болоте, были сражены лучниками, спрятавшимися в скалах над лощиной, или пехотинцами, которые подождали, пока Красные Стражи не промчались мимо них, а потом напали на них сзади. Серые Плащи быстро вырвали красные флаги из рук знаменосцев и переоделись в изорванную и окровавленную форму убитых Красных Стражей. Выманить гарнизон из города еще недостаточно; Лахлану нужно было взять сам город и наказать всех не подчинившихся ему, если он хотел завоевать уважение и поддержку тех, кто до сих пор колебался в своих предпочтениях.

Под проливным дождем они поскакали обратно в Блэйргоури, распевая песни и стуча кинжалами по щитам, как победоносная армия, возвращающаяся домой. На улицах толпились горожане, приветственно крича и размахивая флагами, а солдаты склоняли головы и принимали их восхищение, не поднимая забрал шлемов. Никто не преградил им дорогу до того момента, когда Лахлан спешился во дворе замка и откинул просторный красный командирский плащ, обнажив черные крылья. Завязался жаркий бой - несколько солдат, оставшихся охранять Главного Искателя, отчаянно пытались задержать Серых Плащей. Но все было напрасно, поскольку в город уже проникло больше четырех тысяч вражеских солдат. С одной стороны Дункан Железный Кулак направо и налево размахивал палашом, а с другой Мердок наносил страшные удары своей двуглавой секирой, расчищая Лахлану дорогу в главную башню.

Когда он распахнул дверь в главный зал, послышались истошные вопли разбегающихся слуг, но некоторые схватились за оружие, пытаясь защититься, хотя в глазах у них и читалась безнадежность. По традиции любой осажденный город или крепость, взятые штурмом, безжалостно грабили, а всех обитателей убивали за сопротивление. Слуги Крепости Блэйргоури ничуть не сомневались, что этот крылатый прионнса с горящими золотистыми глазами и гневным взглядом не пощадит их.

Лахлан схватил насмерть перепуганного пажа за шкирку и потряс его.

- Где предатель Реншо? - рявкнул он.

Мальчик отказался отвечать, и Финли Бесстрашный, выругавшись, вытащил кинжал.

Дункан покачал головой и сказал негромко:

- Не стоит умирать за этого никчемного мерзавца, сынок. Вот истинный Ри. Мы не причиним тебе зла, если скажешь правду.

Паж сглотнул и трясущейся рукой показал на лестницу.

- Комнаты Главного Искателя на третьем этаже, за позолоченными дверями, - выдавил он.

- Не называй его Главным Искателем! - вспылил Лахлан. - Оул мертв, мой мальчик, и больше никогда не поднимет свою безжалостную голову в моей стране!

Он пустился бежать, потом, к изумлению съежившихся слуг, взмахнул крыльями и взмыл на галерею третьего этажа. Переглянувшись и пожав плечами, Дункан, Айен и Финли поспешили по лестнице, а Плешивый Диглен замкнул шествие, сердито браня стремительность Ри. Они обнаружили Лахлана стоящим посреди пустой анфилады комнат с палашом в руке, и в каждой черточке его напряженного тела и крыльев читалась досада и ярость.

- Этот змей опять ускользнул, - раздраженно сказал он.

На полу валялась смятая куча малинового бархата - Главный Искатель бросил свое одеяние. В колыбели у окна еще виднелась вмятина на матрасике, где лежало маленькое тельце. Дункан Железный Кулак подошел и положил ладонь на простыни. Они были еще теплыми.

- Он не мог уйти далеко, - сказал он. - Финли, Диглен, закрыть крепость. Обыскать все чуланы и все комнаты и проверить каждого мужчину, женщину и ребенка в этой проклятой Эйя крепости. Живо!

Но было уже слишком поздно. Реншо Безжалостный бежал, а вместе с ним пропала и малышка с белой прядью, девочка, которую он называл Банри.

РОЗЫ И ШИПЫ

Серые Плащи взяли Блэйргоури с легкостью и дисциплинированно. Против ожиданий горожан, не последовало ни грабежей, ни изнасилований, ни казней. Местных торговцев и крестьян побуждали приносить на продажу свои товары и давали за них справедливую цену. Погибших с обеих сторон похоронили с надлежащими ритуалами, к огромному облегчению местного населения, которое опасалось паразитов и болезней, всегда бывших неминуемым последствием любой крупной битвы, поскольку убитых и раненых побежденной армии обычно оставляли гнить там, где они упали, на радость стервятникам из числа как животных, так и людей.

Что было еще более удивительным, раненых Красных Стражей отнесли в Блэйргоури и ухаживали за ними точно так же, как и за ранеными Серыми Плащами. Обычно тяжелораненые лежали среди трупов до тех пор, пока сами не пополняли их число, иногда убитые мародерами, охотящимися за любыми мало-мальски ценными вещами, но чаще просто отброшенные в сторону, чтобы забрать кинжал или снять ботинки. Потом стервятники и шакалы до костей обгладывали мертвые тела, пока от них не оставалась лишь маленькая кучка костей, которую много лет спустя извлекал из земли плуг земледельца.

Милосердие Лахлана ошеломило тех, кто привык к небрежной жестокости Оула, а вскоре распространились слухи об исцеляющих руках маленького мальчика, который путешествовал в обозе Лахлана Крылатого. Через несколько дней местные крестьяне уже приносили Томасу Целителю своих больных и увечных, чтобы он прикоснулся к ним, и множество людей, считавших всех ведьм только носителями зла, обнаружили, что их убежденность изрядно пошатнулась.

Тех из Красных Стражей, которые отказались встать под знамена Лахлана, под надежной охраной отвели в Лукерсирей, чтобы отправить на рудники или на работы по восстановлению Башни Двух Лун. Однако очень многие с радостью перешли на сторону молодого ри, пораженные легкостью его победы под Блэйргоури и довольные тем, что он регулярно выплачивал их солдатские шиллинги. Реншо Безжалостный не платил им ничего, обещая вознаграждение сразу же, как только Оул обретет былую власть. Конечно, за ними пристально наблюдали, и любое нарушение дисциплины строго наказывалось, но это лишь укрепило их свежеобретенное уважение к Ри и его штабу.

Многих коней Красных Стражей удалось вытащить из болота, а оружие сняли с мертвых перед погребением, так что войско Лахлана было вооружено лучше, чем когда-либо до этого. После битвы при Блэйргоури Серые Плащи могли не позволить себе долгий отдых, поскольку окружающая местность была почти полностью занята Яркими Солдатами, и Лахлан рвался начать поход против них.

Мегэн и Айен удерживали на небе низкие грозовые облака, поскольку тирсолерцы, отступая, жгли поля и фермы, а ведьмы хотели сохранить от пожаров как можно больше угодий. В результате большую часть битв в последующие несколько недель пришлось вести под дождем и в тумане, и Яркие Солдаты в своих тяжелых латах с трудом удерживались на ногах в скользкой грязи.

При виде зловеще темного неба тирсолерцев начинал охватывать ужас, ибо Серые Плащи возникали из тумана, нападая неожиданно и исчезая так же загадочно, как и появились. И, что хуже всего, порох Ярких Солдат постоянно отсыревал, делая бесполезными их пушки и аркебузы и лишая их одного из главных преимуществ. Когда весна перетекла в лето, Ярких Солдат оттеснили обратно к побережью, и они оказались зажатыми между Серыми Плащами и Фэйргами, точно в клешнях гигантского краба.

Морские обитатели обрушились на Дан-Горм внезапно, захватив Ярких Солдат врасплох. Прежде чем они успели отступить в глубь суши, большинство тирсолерцев, расквартированных в голубом городе, были насажены на трезубцы Фэйргов или утащены в воду гигантским щупальцем и захлебнулись. Морские змеи потопили все корабли, стоящие на приколе в гавани, обвивая их своими длинными телами и раздавливая в щепки.

Фермеры Клахана тем временем отошли в скалистые утесы, окаменевшими пальцами торчавшие над прибрежными равнинами. На вершинах этих утесов остались древние города, обнесенные высокими стенами, которые были построены многие столетия назад, когда каждый год ранней весной высокие приливы затапливали берег, принося с собой полчища Фэйргов, охотящихся на голубых китов. За четыреста лет, прошедшие с тех пор, как для сдерживания приливов построили Стену Эйдана, клаханцы расселились по всей равнине, строя свои города и деревни там, где хотели. Теперь все они стеснились в старых городах, оставив свои поля и деревни без присмотра.

Фэйрги велели своим морским змеям и гигантским осьминогам снести огромный участок мола, рассыпавшегося от многолетней запущенности, и волны снова властвовали там, где еще недавно зеленели возделанные поля. Батальоны Ярких Солдат, марширующих через Клахан, были застигнуты врасплох. Некоторые утонули, когда море хлынуло на равнину; другие погибли в отчаянном бою, когда Фэйрги приняли свою сухопутную форму и бесчинствующей ордой напали на них. Ошеломленные и измученные тирсолерцы в панике отступили в Блессем, где их встретили организованные и хорошо отдохнувшие войска Лахлана.

Когда прилив обрушился на Бертфэйн, унеся множество разбитых кораблей, усеивавших бухту, бурлящая вода хлынула на улицы разоренного Дан-Горма. Фэйрги по извилистому руслу Риллстера домчались на приливной волне до Лукерсирейского озера, так что солдаты, оставшиеся охранять город, глядя с крепостных стен, увидели, что озеро далеко внизу кишит чешуйчатыми телами, точно дворцовый пруд для разведения рыбы. Некоторые из Фэйргов попытались перепрыгнуть Сияющие Воды, но водопад почти в двести футов падал по отвесному утесу, и даже самые сильные Фэйрги не могли преодолеть такую высоту. Другие вышли из воды, приняв свой сухопутный вид, и попытались атаковать город с суши, но Лукерсирей, стоявший на острове между двумя огромными реками, был неприступен. После того, как множество Фэйргов погибло в попытках преодолеть Мост Семи Арок, морские жители отступили и сосредоточились на Ярких Солдатах, у которых не было таких надежных укреплений.

Теперь, когда моря кишели кровожадными Фэйргами, тирсолерские корабли больше не могли плавать вдоль побережья и заходить в гавань Дан-Горма, оставляя там свежие подкрепления и оружие. Морские змеи и гигантские осьминоги потопили немало кораблей, прежде чем Филде извлекла урок и прекратила отправлять в плавание свои суда. Вместо этого она начала переправлять батальоны Ярких Солдат в Южный Эйлианан через болота Эррана. В результате армия Лахлана подверглась нападению с тыла и была вынуждена отступить обратно в Рионнаган, чтобы не оказаться запертой между двумя армиями тирсолерцев, одна из которых была в гневе и отчаянии от того, что удача отвернулась от них, а другая была необстрелянной, зато жаждущей показать себя с лучшей стороны.

Айен Мак-Фоган смотрел в окно крепости Блэйргоури и устало качал головой, глядя на раскаленное голубое небо. С наступлением лета им с Мегэн становилось все труднее контролировать погоду. Облака, которые они вызывали, рассеивались под теплыми солнечными лучами, и Серые Плащи больше не могли скрываться в пелене дождя и тумана. Порох у Ярких Солдат высох, и они снова могли палить из своих пушек и аркебуз по войскам Лахлана. Морские воды схлынули, а вместе с ними и Фэйрги ушли охотиться на голубых китов в летних морях. На мягком песке Стрэнда женщины Фэйргов рожали свою молодь под защитой молодых мужчин. Не боясь нападения Фэйргов, Яркие Солдаты снова смогли мобилизовать свои силы, и армии Лахлана пришлось отражать серьезный натиск. Бои прокатились по всем полям и лугам Блессема, деревни были выжжены дотла, фермеры перепуганы или убиты, а весенние посевы вытоптаны.

Вцепившись худыми пальцами в подоконник, Айен с тяжелым сердцем вспоминал последний кровавый бой. В нем погибло множество хороших людей, которых он стал считать своими друзьями. Он не мог понять, что за навязчивая идея двигала его матерью. Почему она позволила тирсолерским солдатам пройти через ее землю в Южный Эйлианан, сея гибель и разорение, не укладывалось у него в голове.

Эрран был прекрасной и загадочной страной, с непроходимыми топями, где шелестели тростник и камыш, с ленивыми реками и мелкими озерами. Белоснежные гуси и лебеди с малиновыми крыльями летали в небесах; песни гигантских лягушек эхом отдавались над спокойной водой, а сквозь осоку огромными блестящими глазами смотрели робкие болотники. Но эта страна не была богатой. Большую ее часть покрывали озера и болота, поэтому в ней было не слишком много земель, пригодных для земледелия, в отличие от Блессема с его пшеницей и кукурузой, пышными пастбищами и ломящимися от плодов садами. Не было в нем и богатых залежей железа и золота или развитых производств, как в Рионнагане.

Но, не будучи столь богатым, как Блессем или Рионнаган, Эрран не был и бедной страной. В его болотах в изобилии водились дичь и рыба, и, кроме того, у него была монополия на продажу семян райса, нектара цветков золотой богини, действующего как могущественный афродизиак, и таинственного гриба под названием мурквоуд, который не рос больше нигде и был известен своей замечательной целебной силой. Эти три товара делали мать Айена богатой и могущественной женщиной. Башня Туманов была наполнена всевозможной роскошью, а у Маргрит Эрранской было множество слуг, выполнявших малейшую ее прихоть.

Более того, Маргрит была могущественной колдуньей, обладавшей умением наводить иллюзии и способностью управлять водой и воздухом. Могущественнее ее была только Мегэн Повелительница Зверей, но Хранительнице Ключа было четыреста двадцать восемь лет, и силы ее были на исходе. Пожелай Маргрит, и она могла бы поддержать Шабаш в его борьбе против Колдуньи и помочь ведьмам вернуть свою власть. Вместо этого она встала на сторону Майи и убедила серокрылых месмердов поставить свои непонятные способности на службу Красным Стражам.

Еще более непостижимым для Айена был договор, который она подписала с Филде Тирсолера, позволяющий Ярким Солдатам проходить через болота в Блессем. Тирсолерцы ненавидели и боялись ведьм точно так же, как Майя со своей Лигой по Борьбе с Колдовством, и поклялись искоренить его; и все же Маргрит Эрранская оказала поддержку им, а не Шабашу.

Она даже использовала свою силу, чтобы расстроить планы Шабаша, удерживая дождь и туман над своей страной и тем самым мешая Айену с Мегэн вызвать их для прикрытия передвижений Серых Плащей. Мать Айена была хозяйкой Башни Туманов, и никто не мог соперничать с нею в управлении ветром и дождем. Все великие погодные ведьмы погибли в Сожжении, и хотя Мегэн обладала небольшой способностью контролировать давление воздуха, до Маргрит ей было далеко. По милости Банприоннсы Эррана Блессем и Южный Рионнаган изнемогали от жары, а на небе не было ни облачка, тогда как болота окутывал густой туман.

Айен вздохнул и оглянулся на свою комнату, где Эльфрида кормила их новорожденного сына. Ее лицо светилось нежностью, и его сердце сжалось от пронзительной любви. Все, чего хотел Айен, это жить в мире и покое: читать, заниматься и смеяться со своими друзьями; любить свою жену, чье нежное белокожее тело вызвало у него такую страсть, которая удивляла и даже иногда пугала его самого; смотреть, как в мире и веселье и с уверенностью в том, что его любят, растет и мужает его сын. Все то, чего он сам в детстве был лишен.

Мать Айена унижала, притесняла и оскорбляла всю его жизнь. Когда, бежав из Эррана, он хотел навсегда разорвать ненавистные путы, но теперь понял, что никогда не освободится от ее пагубного влияния, пока она будет править в Башне Туманов, плетя сети зла и интриг, точно паук-мрачник. По мере того, как крепла любовь Айена к своей семье, крепла и его ненависть к матери.

Он отошел от окна и присел перед креслом Эльфриды, крепко обняв ее и прижавшись щекой к пушистой головенке своего малыша. Жена ласково погладила его по мягким каштановым волосам, угадав его мысли.

- Не бойся, любовь моя, - прошептала она. - Она никогда не сможет причинить зло тебе или Нилу. Мы выиграем войну, и ее власти придет конец. Тогда все мы сможем быть спокойны.

Он кивнул, но его лицо все еще было мрачным.

Нил Лахлан Стратклид Мак-Фоган родился в Блэйргоури спустя три недели после их победы, в День Дураков, и его родители искренне надеялись, что это никак не скажется на его характере и интеллекте. Названный в честь отца Айена, Нил был маленьким и хрупким ребенком с пушком белокурых волос на головке. Как только Лахлан и Мегэн сочли, что путешествие в Блэйргоури будет безопасным для Изолт, она тут же перевезла туда своего сына Доннкана. Разница в возрасте малышей была всего лишь три месяца, и как Айен, так и Лахлан горячо надеялись, что мальчики подружатся, как и их отцы.

Кланы Мак-Фоганов и Мак-Кьюиннов многие столетия враждовали, и Айен мог предполагать, что действиями его матери руководит желание навредить Мак-Кьюиннам. Но ему не передалась ее всепоглощающая ненависть; по сути, все вышло совсем наоборот. После двух месяцев сражений бок о бок с Лахланом Айен с крылатым ри стали близкими друзьями. Они были примерно одного возраста, оба недавно женились, и у обоих были новорожденные сыновья. Оба унаследовали магическую силу вместе с благородным именем и правом на власть и остро осознавали ответственность, которую это наследие на них налагало. И, возможно, самое главное обстоятельство, сблизившее их больше всего, состояло в том, что оба были очень застенчивы: Лахлан - поскольку долгие годы прожил в облике калеки, а Айен - из-за своего заикания.

Изолт и Эльфрида, однако, подругами не стали, несмотря на сходный возраст и жизненные обстоятельства. Банри презирала кротость и покорность Эльфриды, и ей нередко приходилось брать себя в руки, чтобы не выказать свое раздражение. Роды у Эльфриды были нелегкими, и ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и восстановить силы, тогда как Изолт не находила себе места, злясь на правила приличия, которые удерживали ее в Блэйргоури, в то время как Лахлан уехал на войну. Хотя она и любила своего крылатого малыша, но все равно никак не могла взять в толк, почему наличие маленького ребенка должно мешать ей сражаться бок о бок с мужем. Она знала, что подобные взгляды шокировали и вызывали недовольство многих лордов, поэтому попыталась обуздать нетерпение и обратить свою энергию на планирование походов и организацию питания и вооружения такой большой армии.

Весть о том, что дочь Майи Бронвин оказалась в руках Реншо Безжалостного, очень встревожила Изолт. Она отказывалась верить в предательство Изабо, о котором настойчиво твердил Лахлан.

Финли Бесстрашный отправился по следу Реншо, и все надеялись, что ему удастся разузнать, как Главный Искатель заполучил маленькую банприоннсу. Это было опасное задание, ибо бывший Главный Искатель бежал на юго-восток, прямо в сердце территории, захваченной Яркими Солдатами. В ожидании хоть каких-нибудь сведений Мегэн мучилась беспокойством за безопасность Изабо и Бронвин, часто пытаясь связаться с молодой ученицей через хрустальный шар. Но в нем она видела одни лишь клубящиеся облака, и это ее очень смущало.

- Я не могу ничего понять, - однажды утром сказала она Изолт, меряя шагами пол королевских покоев в Крепости Блэйргоури. - Печать, скрывавшую третий глаза Изабо, я сняла еще в прошлом году и должна была бы без труда связаться с ней. То есть, если, конечно, она не находится невообразимо далеко или не скрыта от меня какими-нибудь магическими средствами. - Мегэн сжала свои узловатые руки, и Гита успокаивающе ткнулся ей в шею.

Эльфрида с сочувствием посмотрела на старую ведьму. Она сидела на полу и играла со своим сыном, пока Сьюки пыталась переодеть Доннкана - нелегкая задача, если учитывать, что малыш как раз начал пробовать свои крылья.

Мегэн вздохнула.

- Жаль, что она так сбежала. Ей следовало довериться мне, я позаботилась бы о девочке. Ну да ладно, если мы доберемся до Дан-Идена, я смогу использовать для поисков магический пруд в Башне Благословенных Полей. Надеюсь, что она в безопасности.

- Может быть, Финли скоро вернется с новостями о Реншо, и мы узнаем, попала ли ваша сестра в плен или стала союзницей Красных Стражей, - сказал Гвилим.

- Лахлан все еще уверен, что Изабо перебежала к нашим врагам, - заметила Изолт, поднимая глаза от своих записей.

Латифа сидела рядом с ней, помогая подсчитать, сколько провианта нужно закупить, прежде чем Серые Плащи снова пойдут на Блессем. Лицо старой кухарки расстроенно сморщилось, и она возразила:

- Я в это не верю. Изабо не предала бы Шабаш!

- Нет, она не такая, - решительно сказала Мегэн. - Лахлан должен это знать. Глупый мальчишка, он так и не забыл, что Изабо спасла его от Оула, поэтому вечно обвиняет ее во всех смертных грехах. Может, Изабо и импульсивна, но она не предательница. Изолт, между вами всегда была сильная связь. Ты не можешь сказать, где твоя сестра?

Тонкие медно-рыжие брови Изолт сошлись на переносице.

- Ей не больно, это точно. Я уверена, что почувствовала бы, если бы ее ранили или убили. Я не могу сказать, где она находится. Все, что я чувствую, это одиночество и печаль. Где бы Изабо ни была, вряд ли она счастлива.

Изабо медленно пробиралась через заросли шиповника, обрывая грозди ягод и складывая их в мешочек на поясе. Через каждые несколько шагов ей приходилось отрубать длинные зеленые побеги, расчищая себе дорогу. Хотя светило солнце, было холодно, и Изабо накинула на плечи старый плед.

Ее лицо было бледным и печальным, а под глазами залегли темные тени. Время от времени девушка вздыхала, с усталым безразличием оглядываясь вокруг, прежде чем заставить себя продолжать работу. Позади виднелась разрушенная, поросшая мхом у основания арка из серого камня, обрамлявшая квадрат недавно вскопанной и засеянной земли. За ней возвышалась стена, множество камней которой раскрошились или вывалились. Вся арка и стена были оплетены длинными ветвями шиповника, ощетинившегося грозными шипами. Там и сям тугие бутоны уже начали превращаться в розы, чьи белые лепестки были окаймлены красным, точно их окунули в кровь.

Прошло уже почти три месяца с тех пор, как Лазарь по Старому Пути примчал сюда цепляющуюся за его спину Изабо и Бронвин. Когда дракон спустился с небес, чтобы посмотреть на них, гнедой жеребец помчался вперед с еще большей скоростью и по магической дороге добрался до второго кольца из пылающих колонн, точно такого же, как тот, что окружал Пруд Двух Лун. Изабо, прижавшись влажной щекой к шее Лазаря, еле дышала, в таком напряжении были ее сердце и легкие. Их окружала мерцающая пелена серебристо-зеленого огня, и Изабо плакала, чувствуя, как она обжигает кожу. Потом жеребец вырвался из огненного туннеля, и они оказались в круге из древних камней. Не в силах больше держаться, Изабо соскользнула с конской спины и упала на колени в снег, слыша отдающиеся эхом пронзительные вопли малышки.

Прошло немало времени, прежде чем она пришла в себя. Отвязав малышку и прижав ее к плечу, она изумленно оглядела горизонт. Во всех направлениях тянулись заснеженные луга и леса, над которыми возвышались зубчатые горные вершины. Два огромных изогнутых пика утыкались в небо, точно скрюченные пальцы. Морозный воздух обжигал легкие. Хмельной, точно терновое вино, он ударил ей в голову, и сердце у нее учащенно забилось. Хотя небо на востоке только начало слабо светиться, они каким-то образом очутились высоко в горах, так высоко, что от резкого перепада давления у Изабо закружилась голова. Она села обратно в снег, пережидая приступ дурноты, потом медленно поднялась на ноги. Над ней нависали два пика, невероятно похожие на узкую вершину Драконьего Когтя, и Изабо охватило какое-то странное чувство нереальности окружающего мира. Казалось невозможным, что всего лишь за одну ночь они проделали такой большой путь, и все же форма двух пиков была столь тревожно знакомой, что Изабо оставалось лишь потрясенно смотреть на них и верить. Они были в Проклятой Долине, по другую сторону Драконьего Когтя от укромной долины, где она когда-то жила с Мегэн. Это был Тирлетан, собственная страна Изабо.

Гнедой жеребец стоял неподвижно, понурив голову. Его бока ходили ходуном, от них шел пар, тонкие ноги дрожали, и Изабо положила малышку на свою шаль, чтобы обтереть его. Она чувствовала слабость и головокружение, но превозмогла свою дурноту, потому что прежде всего следовало позаботиться о коне. Лазарь снова спас ее, и она знала, как опасен морозный воздух в его разгоряченном и изнуренном состоянии. Призвав на помощь свою колдовскую силу, она растопила снег в оловянной миске, напоила его и укутала своим пледом. Потом подняла недовольную малышку, чьи пеленки уже промокли насквозь. Необходимо было как можно скорее найти какой-нибудь приют и развести огонь, чтобы переодеть и покормить плачущую девочку, и всем немного обогреться.

Она беспомощно оглядывалась по сторонам, когда вдруг заметила стройную белую фигуру, летящую к ним по светлеющему небу. Изабо прикрыла глаза ладонью и смотрела на нее с изумлением и радостью. Это была женщина с длинными серебристыми волосами, которые плыли за ней, точно венчальная вуаль банри. Она летела легко и быстро, как снежный гусь, вытянув перед собой руки, и ее тонкое платье трепетало на морозном ветру. Глаза Изабо расширились, узнавая, и женщина с легкой грацией опустилась в снег.

- Ишбель! - воскликнула Изабо и протянула к ней руки, чувствуя, как глаза защипало от слез. Она видела свою мать всего один раз и тогда еще ничего не знала об их родстве. Счастье затопило ее - наконец-то они могли встретиться как мать и дочь и наверстать эти долгие шестнадцать потерянных лет.

Но Ишбель, казалось, едва заметила ее. Она сделала несколько неверных шагов по направлению к жеребцу, который поднял голову и протяжно заржал.

- Хан'гарад? - прошептала Ишбель. - Нет, не может быть!

Жеребец затанцевал, тряся рыжей гривой. Ишбель умоляюще протянула к нему руки, а потом, к ужасу Изабо, пошатнулась и упала на землю.

Рыжий жеребец подошел к лежащей женщине, тычась в нее носом и осторожно касаясь губами ее щеки. Потом он развернулся к Изабо и, глядя на нее огромными темными глазами, сказал: Помоги ей! Пожалуйста, дочка, помоги ей.

Изабо вздохнула, вспоминая этот день, потом отрубила последние колючие ветви и очутилась на берегу озера. Волны с тихим плеском подбегали к самым ее ногам. Она наклонилась и, набрав в горсть воды, поднесла ее ко рту. Вода была пресной и очень холодной. Изабо выпила все до капли и оглядела спокойную гладь озера, в которой отражались Проклятые Вершины, возвышающиеся на другой его стороне. По берегу гуляли Ишбель и гнедой жеребец, и ее рука ерошила его гриву. Изабо снова вздохнула и села на землю, глядя на них и опустив босые ноги в воду.

Когда Ишбель спустилась с неба, а потом упала без чувств, первые минуты прошли словно в каком-то ошеломляющем круговороте. После ужаса и изнеможения прошедшей долгой ночи и отчаянного побега по Старому Пути это для Изабо было уже чересчур. Она просто опустилась на колени рядом с матерью, переводя взгляд с ее бледного отрешенного лица на не находящего себе места жеребца. Озираясь вокруг безумным взглядом, Изабо поняла, что действительно находится в Проклятой Долине. Изолт описала ей это место с его пиками-близнецами, рекой и озером и двойной Башней, скрытой в сердце колючей чащи. Изабо видела черную замерзшую поверхность озера, уходящую вдаль от подножья холма, и его противоположный берег, заросший густым шиповником. Над голым по-зимнему лесом вздымались две высокие башни, и Изабо решила, что сможет в них найти убежище.

Но сначала необходимо было отдохнуть, поесть и позаботиться о маленькой банприоннсе, поэтому она укрыла спящую колдунью одеялами, набрала хвороста и сварила горшок каши, которую они разделили с малышкой. К тому времени, как они поели, над гребнями гор собрались тяжелые дождевые тучи, и ветер начал крепчать. Изабо поспешно сделала из сучьев грубые салазки, скрепив их веревкой из своей сумки и покрыв одеялами и пледом. Когда ей наконец удалось переложить туда бесчувственное тело своей матери, и запрячь жеребца, она дрожала от усталости.

Но ее тяжелый путь только начинался. Солнце уже давно зашло, когда усталая процессия в конце концов дотащилась по снегу до опушки леса. В полдень на них обрушился буран, и Изабо непременно заблудилась бы в рое кружащихся снежинок, если бы не свет, горевший в окнах одной из Башен. Каждый раз, когда колени готовы были подломиться под ней и ноги отказывались идти, стоило лишь задержаться взглядом на этом маячке, и она чувствовала прилив свежих сил. Изабо понимала, что все они умрут, если она поддастся непреодолимому желанию заснуть под этим мягким снежным покрывалом.

И все же они могли так и не отыскать дорогу через колючую чащу, если бы встревоженный Фельд не искал в темноте Ишбель. Это он зажег свет во всех комнатах Башни, чтобы помочь ведьме найти дорогу домой, а когда буря усилилась, вышел в морозную ночь с фонарем в руке, выкрикивая ее имя.

Изабо так устала, что еле передвигала ноги, вцепившись в веревку, которой привязала салазки к Лазарю. Его ржание заставило Изабо очнуться, и она подняла заледеневшее лицо, оглядываясь вокруг. Увидев колеблющийся огонек, она из последних сил хрипло закричала.

Старый колдун поспешил к ним, и свет от высоко поднятого фонаря придавал его морщинистому лицу с всклокоченной бородой какой-то странный демонический вид.

- Клянусь Бородой Кентавра! - воскликнул он. - Изолт, это ты? Что ты здесь делаешь?

Свет фонаря упал на салазки, где под толстой снежной шапкой лежали Ишбель и Бронвин. Фельд снова охнул, но все-таки взял себя в руки и вывел замерзшую группку к Башням Роз и Шипов; там он кормил путников и позаботился о них не хуже, чем мать о своем новорожденном ребенке. Вскоре он разглядел, что эта перепачканная с головы до ног молодая женщина - не Изолт, но так ничего и не понял из ее сбивчивых объяснений.

- Не беспокойся об этом сейчас, девочка, - ласково сказал он. - Давай я отведу тебя в теплую постель и принесу горячего поссета, чтобы ты согрелась, а рассказы оставим на завтра. Не беспокойся о коне, я позабочусь о нем, обещаю, и о малышке тоже.

Старый колдун отнес Ишбель обратно в ее комнату. Изабо пошла с ним, не в силах отвести глаз от бледного лица спящей матери. Когда они дошли до комнаты Ишбель, в которой не было никакой мебели, Фельд просто отпустил ее, и она всплыла в воздух, а серебристые пряди волос окутали ее хрупкую фигурку мягким коконом. Невероятно длинные, они щекотали лицо и шею Изабо, и когда она одной рукой отмахнулась от них, поплыли обратно и обвились вокруг спящей женщины. Ишбель вздохнула и подложила руки под худую щеку.

- Хан'гарад, - пробормотала она, потом повернулась и уютно улеглась в гнездо из своих серебристых волос.

Первые две недели своего пребывания в долине Изабо приходила к матери каждый день и просто смотрела на нее. Она легко приспособилась к однообразию жизни в башне, уходя на поиски еды в долину, вскапывая землю и сажая растения в садике, ухаживая за малышкой и читая книги, которые нашла в библиотеке, где Фельд проводил большую часть времени. Такая жизнь очень походила на ту, что она вела с Мегэн в их укромной долине, и это только обостряло чувство нереальности, как будто время и пространство сдвинулись и она снова была маленькой девочкой, жаждущей любви и приключений.

Изабо оказалось почти невозможно постичь тот факт, что она находилась здесь, в Башнях Роз и Шипов, вместе со своей давно потерянной матерью, которая снова погрузилась в глубины зачарованного сна. Еще труднее было поверить, что гнедой жеребец, который унес ее так далеко и таким странным способом, на самом деле оказался ее отцом, томящимся в теле коня, точно так же, как Лахлан когда-то был заперт в теле дрозда.

Несмотря на то, что это объяснило бы очень многие вещи, удивлявшие ее в Лазаре - их мгновенно установившееся взаимопонимание и постепенно усиливающуюся связь, его отчаянные слова, звучавшие, пусть и не так много раз, у нее в мозгу, его способность путешествовать по Старым Путям - ее разум просто отказывался принять такое объяснение. Снова и снова Изабо пыталась убедить себя, но ее сердце только начинало биться быстрее, а ладони покрывались потом. Она заглядывала в темные блестящие глаза жеребца и умоляла его как-то подтвердить это, но он просто отскакивал прочь, тряся гривой, а когда пыталась поговорить с ним мысленным голосом - лишь тыкался в нее мягким носом, негромко фыркая. Она повторяла себе, что Лазарь - потомок Энгарара, одного из шести жеребцов, которых Кьюинн Львиное Сердце взял с собой в Великий Переход, но каждый раз вспоминала, что это сказала Майя, а ей доверять не стоило.

Наступил Кандлемас, нарушив монотонное течение их жизни, а с ним и семнадцатый день рождения Изабо. День выдался холодным и дождливым, и озера было почти не видно в густом тумане. Глядя в окно и кутаясь в плед, Изабо тихонько напевала:

Коль ясен и светел будет Кандлемас,

Зима возвратится к нам еще раз.

А если с небес прольются дожди,

В этом году ее больше не жди.

Она криво усмехнулась, повторив тихонько:

- В этом году ее больше не жди.

Эти слова наполнили ее сердце тоской, а глаза - слезами. Столько всего произошло за год с ее прошлого дня рождения! Она пронесла Ключ Шабаша через всю страну, потеряла два пальца левой руки в пыточных камерах Оула, была шпионкой повстанцев в собственном дворце Майи Колдуньи. Она провела Изолт и Лахлана по лабиринту Пруда Двух Лун и видела, как луны поглотили друг друга. Она смотрела, как Лодестар погружали в колдовские воды пруда, и сама нырнула в него, спасая маленькую банприоннсу. Она узнала, что и сама была банприоннсой, наследницей Башен Роз и Шипов, и нашла своих потерянных мать и отца.

Боль, колючая и холодная, точно осколок льда, пронзила ее. Мать не удостоила ее даже взглядом. Изабо мечтала воссоединиться с ней, с тех самых пор, как узнала, что Ишбель жива, но та смотрела лишь на гнедого жеребца. И что за жестокая насмешка судьбы найти своего отца - заключенным в теле лошади. Это было даже хуже, чем вообще не знать, жив он или умер. Он слишком долго был жеребцом, и Изабо очень опасалась, что в нем уже совсем ничего не осталось от человека. Она знала, что Лахлану было очень нелегко снова привыкнуть к жизни в человеческом облике, а ведь он провел в теле дрозда всего лишь четыре года. Каково же будет Хан'гараду, который был конем семнадцать лет?

Совершая вместе с Фельдом обряды Кандлемаса, Изабо пыталась отогнать мрачные мысли. Когда они закончили, старый колдун ласково потрепал ее по плечу, поздравил с днем рождения и вернулся в свою огромную темную библиотеку, заставленную книгами тысячелетней давности, чудесным образом сохранившимися в сухом холодном воздухе гор.

Остаток дня Изабо провела в одиночестве, переходя из одной пыльной и затянутой паутиной комнаты в другую со спящей малышкой на руках. В отличие от других Башен, которые видела Изабо, древнюю красоту этих зданий уничтожил не огонь, а века запустения. Во многих комнатах до сих пор сохранилась мебель, но гобелены на стенах истлели до такой степени, что рассыпались от одного прикосновения, а древесина, прогрызенная древоточцами, стала хрупкой, словно яичная скорлупа. В подушках поселились крысы и мыши, и все было покрыто пометом белых сов.

Часто внезапное касание мягких крыльев так пугало Изабо, что она еле удерживалась, чтобы не вскрикнуть. В Башнях сов гнездилось множество - огромные белые буранные совы, достаточно большие, чтобы схватить Бронвин и проглотить ее целиком; белоснежные рогатые совы, не дававшие крысам и мышам бесконтрольно размножаться, и крошечные карликовые совы, питающиеся мотыльками и пауками. Их странные отдающиеся в ушах крики звенели в Башнях по ночам, когда они летали по темным залам в поисках добычи. Днем большинство из них спало на стропилах, спрятав голову под крыло и нахохлившись. Изабо приходилось следить за тем, чтобы не наступить на их катышки, усеивавшие пол, причем некоторые из них были больше ее кулака.

Она спустилась по широкой винтовой лестнице на нижний этаж и вошла в просторный тронный зал. За окнами так густо разрослась ежевика, что все утопало в зеленоватом сумраке, и в комнате было почти так же темно, как ночью. Лишь необыкновенно острое зрение позволяло Изабо видеть пыльные клочья паутины, свисающие со сводчатого потолка и прилипающие к рукавам, когда приходилось отводить их руками. Она стояла перед двумя высокими тронами, глядя на герб, вырезанный на камне над ними, и видела уже знакомые ей розы и шипы, переплетающиеся под стилизованной фигурой дракона с поднятыми крыльями и занесенными когтями. Под гербом было знамя с девизом клана Мак-Фэйгенов, написанном на латыни. Хотя Изабо не могла читать на древнем языке, она знала от Фельда, что означают эти слова.

- "Те, кто хотят сорвать розу, должны не бояться шипов", - повторила она и печально огляделась. На миг ей показалось, что она видит зал таким, каким он, наверное, был когда-то - полным людей, разговаривающих, смеющихся и танцующих. Менестрели играли веселую музыку; гобелены были пышными я яркими, а молодой мужчина жонглировал бельфрутами, которые взял из вазы на буфете. На троне справа восседал старик, закинувший поседевшую рыжую голову назад и расхохотавшийся, прежде чем протянуть руку и передвинуть коня на красно-белой шахматной доске. Мало похожая на человека женщина, с которой он играл, отбросила со лба белую гриву и пожала плечами, признавая поражение, а он наклонился и поцеловал ее длинные суставчатые пальцы.

Потом Изабо услышала крики и топот бегущих людей. Она увидела старую женщину с безумно всклокоченными длинными рыжими волосами, тронутыми обильной сединой, и с кинжалом в руке; увидела, как кинжал поднимается и падает, поднимается и падает... Кровь потекла по резному дереву трона, заполняя желобки и разлетаясь брызгами по камням.

Через миг видение померкло. Изабо заморгала и огляделась: вокруг лишь сумрачные арки, изорванные гобелены и тяжелые пыльные клочья паутины. Она поежилась, обняв себя за плечи, и развернулась, собираясь уйти. Какой-то предмет у подножия тронов привлек ее внимание, она нагнулась и подняла его, обтерев о юбку. Это оказалась шахматная фигура - конь, искусно вырезанный из сердолика, с рубинами, вставленными в глазницы.

Пошарив в пыли, Изабо нашла мраморную королеву и сердоликовую ладью, а потом задела ногой шахматную доску, разломанную пополам и валяющуюся у ступенек тронов. Она удивленно собрала все предметы вместе, и на миг ей снова послышались отчаянные крики. Суеверно вздрогнув, она положила шахматные фигурки в карман и поспешила прочь из населенного призраками тронного зала.

Но, похоже, каждая комната и каждый зал в старых Башнях могли рассказать историю скорби и безумия, и Изабо бродила по ним долгие часы, все глубже и глубже погружаясь в уныние, пока не обнаружила, что плачет. Таково было ее королевское наследие - этот разрушенный и покрытый паутиной замок, заброшенный сотни лет назад. Такова была ее гордая история.

Она присела на ступеньку, глядя на обветшалую роскошь, и задумалась, что же стало с тем блестящим будущим, которое представлялось ей в мечтах. Она была искалечена, одинока, обречена на добровольное изгнание из круга своих друзей и не имела никакого будущего, кроме перспективы всю жизнь быть нянькой и служанкой при ребенке, который даже не был ее собственным.

Запищала Бронвин, и Изабо встала на ноги, пытаясь отогнать плохое настроение. Они обе замерзли и проголодались, и она довольно уныло подумала об их пустом погребе. В этом году придется отмечать день рождения без праздничного угощения. Она представила торжества, которые должны были проходить в Лукерсирее в честь Изолт, и почувствовала укол зависти. А ведь ты могла остаться и быть с ними на празднике, сказала она себе и попыталась заглушить мысль, которая тотчас же пришла следом, хотя все равно он был бы в честь Банри Изолт, а не в мою.

Внезапно ее охватил гнев. Изабо подумала о матери, спящей в гнезде из волос. Семнадцать лет назад Ишбель родила своих дочерей, и лишь драконы были рядом, чтобы облегчить ей муки страха и боли. Это произошло через неделю после Дня Предательства, и Ишбель избежала сожжения в Башне Двух Лун, пролетев полстраны, чтобы отыскать народ своего возлюбленного. Терзаемая родовыми муками, она рухнула на землю и погибла бы, если бы драконы не подхватили ее и не отнесли в безопасное место. Родив девочек-близнецов, Ишбель впала в свой сверхъестественный сон и проспала семнадцать долгих лет.

Кипя от гнева, Изабо взлетела по величественной винтовой лестнице и распахнула дверь в комнату матери. Ишбель парила в воздухе, немыслимо бледная, и даже в ее губах не было ни кровинки. На миг Изабо утратила свою решимость, но потом пробралась сквозь кокон белых волос и энергично потрясла мать. В конце концов глаза Ишбель медленно открылись и она непонимающе огляделась.

- Пора вставать! - закричала Изабо. - Хватит, ты уже выспалась.

Ишбель взглянула на нее и зевнула, потом потянулась, подняв руки над головой. Ее глаза, такие же ярко-голубые, как и глаза Изабо, снова начали закрываться. Изабо затрясла ее еще сильнее.

- Ты должна проснуться!

В глазах женщины медленно забрезжила какая-то мысль.

- Изолт?

Изабо чуть не разрыдалась от досады.