и государь придерживается того же взгляда. Отсюда и настойчивые требования,
с которыми Святейший Синод обращается к архипастырям тех губерний, где
многочисленны иноверцы и схизматики. Из западных, из балтийских, даже из
азиатских губерний архиереи ежемесячно доносят о тысячах и десятках тысяч
обращенных. Из одного только Заволжья, где процветают и раскол, и
магометанство, и даже язычество, никаких отрадных вестей не поступает.
Заявляю прямо: я прислан сюда прежде всего для разъяснения, чем вызвана эта
пассивность - неумением или нежеланием.
значительно мягче:
российской государственности, подает скверный пример прочим архиереям. Я с
вами, владыко, совершенно откровенен, поскольку вижу в вас натуру
практическую, а вовсе не прекраснодушного мечтателя, каким представляют вас
некоторые у нас в Петербурге. Так что давайте говорить без экивоков,
по-деловому. У нас с вами есть общий интерес. Нужно, чтобы здесь, в
Заволжье, произошло настоящее торжество истинноверия - поголовный переход
староверов в лоно православия, многотысячное крещение башкиров или еще
что-нибудь столь же впечатляющее. Это будет спасительно для вас, поскольку
ваша епархия выйдет из числа опальных, и весьма полезно для меня, потому что
эти свершения станут прямым результатом моей поездки.
сомнение. Бубенцов добавил:
беспокоиться. Для того я и прислан. Отлично все устрою, только не ставьте
мне палок в колеса.
около и ответил в том же тоне:
свет родился и не хуже меня понимает, что насильно никого к иной вере не
склонишь, и речь может идти лишь о следовании тому или иному религиозному
обряду, а это в смысле монолитности государства никакого значения не имеет.
Полагаю, что господин обер-прокурор преследует какие-то иные цели, к вере
касательства не имеющие. Например, внедрение полицейских способов правления
и в сферу духовную.
империя если и устоит, то лишь благодаря усилию воли, проявленному властью
предержащей. Всякий инакомыслящий и инаковерующий должен ежечасно помнить о
том, что за ним есть досмотр и пригляд, что баловать и своенравничать ему не
дадут. Свободы - это для галлов и англосаксов, наша же сила - в единстве и
послушании.
Митрофаний вздохнул и далее сказал такое, чего не следовало бы. - У меня в
епархии новообращенных мало, потому что не вижу резона раскольников,
мусульман и немецких колонистов в православие переманивать. По мне, пусть
всякий верует как хочет, только бы в Бога веровал, а не в дьявола. Вели бы
себя по-божески, и довольно будет.
угрозой:
мнением Константина Петровича и государя императора.
его дальнейшие вероятные демарши, поэтому владыка не церемонясь поднялся,
показывая, что разговор окончен:
меж нами недвусмысленности. Поднялся и Бубенцов, коротко сказал с поклоном:
посещениями архиерейское подворье не обременял. Объявление войны было
сделано и принято. Наступила пауза, обычная перед началом генеральной
баталии, и ко времени, когда начинается наша история, это затишье еще не
окончилось.
x x x
на опору правосудия. Просвещенный своими доброхотами, к тому времени уже
многочисленными, Бубенцов подступился не к председателю окружного суда и не
к окружному прокурору, а к помощнику сего последнего Матвею Бенционовичу
Бердичевскому.
сразу же по выслуге им личного дворянства на основании рекомендации барона
фон Гаггенау. В клуб Бердичевский заглядывал частенько, и не из фанаберии,
свойственной выскочкам, а по более прозаической причине: дома у многодетного
товарища прокурора царил такой шахсей-вахсей, что даже сему чадолюбивому
отцу семейства иной раз требовалась передышка. Обыкновенно Матвей
Бенционович сидел вечером один в клубной библиотеке и играл сам с собой в
шахматы - достойных противников по этой мудреной игре в нашем городе у него
не было.
право первого хода, и на какое-то время в библиотеке воцарилась полная
тишина, лишь изредка по доске звонко постукивали малахитовые фигурки. К
удивлению и удовольствию Бердичевского, соперник ему попался нешуточный, так
что пришлось повозиться, но все же мало-помалу черные стали брать верх.
- Лезем вверх, срывая ногти, а все вокруг только и норовят спихнуть вниз. Вы
- выкрест, вам трудно. Вся ваша опора - губернатор и владыка. Однако уверяю
вас, ни первый, ни тем более последний долго не продержатся. Что с вами-то
будет? - Поставил слона, объявил: - Гарде.
доску и вертя пальцами кончик своего длинного носа (имелась у него такая
неприятная привычка).
изуверства. Глумление над православными святынями тоже неплохо. Начать
надобно с какого-нибудь купчины, из особо почитаемых. У богатого человека
мошна всегда впереди веры идет. Как следует прижать - поймет свою выгоду,
отступится, а за ним и многие потянутся. Сейчас со староверов, поди, и
полиция мзду имеет, и консисторские, и ваши судейские, а тут мы с них
возьмем не деньгами - троеперстием, и чтоб непременно с чады, домочадцы и
прихлебатели. Каково?
головоломную комбинацию.
губернии не заведено-с. Пешечку возьму.
так же и покровители ваши съедены будут, и в самом скором времени. Мне,
господин Бердичевский, понадобится в помощь опытный законник, хорошо знающий
местные условия. Подумайте. Это ведь большой карьерой пахнет, хоть бы даже и
не по чисто юридической, а по церковно-судебной части. Там и ваше еврейство
не помеха. Многие столпы благозакония происходили из вашей нации, да и
сейчас среди выкрестов имеются ревностнейшие пропагаторы православия. И про
последствия упрямства тоже подумайте. - Он красноречиво помахал взятым
ферзем. - У вас ведь семья. И я слышал, снова прибавление ожидается?
Бенционович пробормотал:
произнес уже совсем почти что шепотом и с сильным дрожанием голоса) - вы
негодяй и низкий человек.
двенадцать детей, и про грядущее прибавление.
кого поблизости (никого не было), пребольно щелкнул Матвея Бенционовича по
кривому носу и вышел вон. Бердичевский шмыгнул ноздрями, уронил на шахматную
доску две вишневые капли, сделал неубедительную попытку догнать обидчика, но
в глазах от выступивших слез все затянулось радужной пленкой. Матвей
Бенционович постоял-постоял и снова сел.
x x x
проверялыдика, ибо в своем роде эта пара была не менее колоритной, чем сам
Владимир Львович.
Спасенный, тот самый благообразного вида господин, что ласково кивнул
будочнику из окна черной кареты. По самой фамилии этого чиновника, а еще
более по манере держаться и разговаривать было ясно, что происходит он из
духовного звания. Говорили, что Константин Петрович приблизил его к своей
особе, выдвинув из простых псаломщиков - видно, усмотрел в скромном
причетнике нечто особенное. В Синоде Тихон Иеремеевич состоял на должности
мелкой, невидной и малооплачиваемой, однако часто бывал удостоен
доверительных, с глазу на глаз, бесед с самим обер-прокурором, так что
многие, даже и среди иерархов, его побаивались.
ока доверяющей, но проверяющей власти и поначалу выполнял свои обязанности
добросовестно, но ко времени прибытия вышеупомянутой кареты в Заволжск
совершенно подпал под чары своего временного начальника и сделался
безоговорочным его клевретом, очевидно рассудив, что "никтоже может двема
господинома работати". Чем взял его Владимир Львович, нам неведомо, но