Украинским фронтом, генерал-лейтенант Н.С.Хрущев - Первый член Военного
совета этого фронта. Номера частей, соединений, объединений (38-я армия и т.
п.) - конечно же, условность.
- Простите, - Донской опять подернул плечами, - не предполагал, что и
вопросы оперативные вас так живо интересуют.
- Меня все интересует. Потому тебя и позвал.
- Но вам, насколько я знаю, по роду деятельности доступны оперативные
документы, даже совершенно секретные.
- Это когда они есть, документы. А когда их нету, еще не составлены?
Как тогда?
- Что же может знать адъютант? Спросили бы у начальника штаба.
- Спрашивал. Начштаба он игнорирует, Фотий. Или же они в сговоре. А
только ни хрена от начштаба путем не добьешься. Может и так быть, что Фотий
его заранее не посвящает. А кого он вообще посвящает? Ты ж помнишь, чего он
тогда, накануне переправы, с танками учудил. Переполох устроил во фронтовом
масштабе: сутки никто не знал - ни в армии, ни в штабе фронта, - куда
танковая колонна делась, шестьдесят четыре машины! Один он знал, да
распорядиться не мог. Во дает! Собственные танки у себя, можно сказать,
украл, только бы другим не достались. - Он поглядел искоса, снизу вверх, на
Донского и быстро спросил: - А ты тогда - знал про эти танки, куда он их
погнал?
- Ну, предположим...
- Знал все-таки?
- Простите, - сказал Донской, не отвечая на вопрос, - а что, у нас, в
Тридцать восьмой армии, секретность подготовки отменена?
- Секреты секретами, а если б что случилось? В одном "виллисе" ездите,
всех поубивало - с кого тогда за танки спросить?
- Насколько я в курсе, вопрос был заранее согласован с командованием
фронта.
- А насколько я в курсе, Ватутин перед представителем Ставки оплошал.
На вопрос, где танки Тридцать восьмой армии, ответить не мог. То же и Хрущев
- ни бэ ни мэ.
- Что ж, бывают у командующего и странности.
- Дурь наблюдается, одним словом?
- Ну, если вам угодно применить такой термин...
- Дурь - это хорошо, - перебил Светлооков. Он говорил: "храшо-о". -
Дурь, она способствует украшению генеральского звания. - Донской подумал,
что этот афоризм, пожалуй, следует прихватить в свою коллекцию метких фраз.
- Только что у него еще имеется, кроме дури?
- Знаете, не могу поддерживать в таком тоне...
- Брось! - сказал Светлооков, хлестнув себя прутиком по сапогу, отчего
Донской слегка вздрогнул и выпрямился. - Еще раз говорю - брось. Ты же не
попка, не чурка с глазами. И знаешь прекрасно, что и командармы вашим умом
живут - штабистов, оперативников, адъютантов. Да, и адъютантов. Нет-нет, да
подскажете ему чего-нибудь путное. Да еще внушите, что он это сам придумал,
иначе же он из ваших рук не возьмет.
Майор Донской, по правде, не припомнил бы случая, когда бы он что-то
подсказал генералу, но услышать это было лестно. И все же если не здравый
смысл и его положение офицера для поручений, то по крайней мере хороший
стиль требовал возразить.
-- И вы не делаете исключения для генерала Кобрисова?
Светлооков посмотрел на него с простодушным удивлением в голубых
глазах.
- А почему это для него исключение? Имеются и погромче командармы. Ты
присядь-ка, - он похлопал ладонью по стволу, на котором сидел, и Донской, к
удивлению своему, подчинился. - Что у тебя за преклонение такое? Да в твоем
возрасте, при твоих данных, другие бригадами командуют. А то и дивизиями.
- Умишком, значит, не вышел.
- Умишка тут много не требуется. А просто мямля ты. И тем, кто тебе мог
бы помочь, сам руку не протянешь. Ты хорошо держишься, майор, скромно. Но
нужно, чтоб от твоей скромности пар валил. И прямо Фотию в глаза. Тогда он
тебя оценит. А может, и нет... Я-то вот - безусловно тебя оценил.
Сердце Донского ощутимо дрогнуло. Было приятно узнать, что за ним
наблюдали пристально и так неназойливо, что он этого не замечал, и, однако
ж, не замечая, совершенно естественно, произвел выгодное впечатление. Он
понемногу оттаивал и проникался расположением к той силе, которую
представлял новый Светлооков, к неожиданной ее проницательности, и вместе с
тем испытывал некую почтительную робость перед ним самим, - которую,
впрочем, все снобы испытывают перед людьми тайной службы.
- Вы сказали - "руку протянуть". Что это значит? Мы как будто и так
делаем общее дело...
Светлооков опять хлестнул по сапогу - точно с досады.
- Все ты из себя непонятливого строишь. Ты же умный мужик.
- Предпочел бы все-таки, чтоб было четко сказано...
- Скажу. - Светлооков закрыл глаза, как бы в раздумье, и, широко открыв
их, весело огляделся по сторонам. - Природа хороша тут, верно? Нам бы
любоваться - может, последняя в жизни. А мы тут черт-те чем занимаемся,
интригами... А ты вправду не знаешь, что он там решил насчет Мырятина? Брать
его или обойти?
- Не знаю.
- Ни слова при тебе не говорил?
- Не говорил.
- Верю. И вообще знай - мы тебе верим. Ну, если скажет что про Мырятин
- я про это должен знать. Сразу. Буквально через час.
Донской выпрямил стан и сделал строгое лицо. Ему показалось, что он
уступает слишком рано - и оставленная позиция уже почти невозвратима.
- Вы понимаете, что вы мне предлагаете?
- Я-то понимаю, - сказал Светлооков, - ты пойми. Мы Кобрисова терпим,
все же у него заслуги имеются. Может, я тут кой-чего зря про него, надо быть
объективным. Он и заместителем командующего фронтом был, и он же армию
формировал, это нельзя не учитывать. Но боимся, дров он наломает. Надо за
ним послеживать неусыпно. Понимаешь? Предупреждать нежелательные решения.
Ватутин не всегда знает, что у Фотия на уме, куда его завтра занесет. Он
одно говорит, а делает другое. Он этим славится. Тут одна тонкость
имеется... не знаю, известно тебе или нет. Он же из этих... ну,
репрессированных.
Донской, со строгим лицом, важно кивнул.
- Знаю, - сказал он. Хотя услышал впервые. Однако он и не врал, в нем
явственно прозвучало: "Ах, вот оно что!", словно бы подтвердились его
догадки и все наконец стало на свои места. - Но ему же как будто простили?
- А чего там прощать было? Ни за что попал. Да я не в том смысле, что
ему не доверяют. Кто б его тогда на армию поставил? Но он-то себя обиженным
считает, ему реванш нужен, реванш! Беда с этими репрессированными. Уже
сказали ему: "Ошиблись, ступай домой", - нет, он вокруг себя сто раз
перевернется, чтоб всем доказать, кто он и что. Почему он на Предславль и
нацелился: Мырятин - это шестерка, это его не устроит, а там - туз козырный,
как минимум две звезды - и на погон, и на грудь. А вдуматься - это же
карьеризм чистый, надо же прежде всего о людях думать, о потерях. Одной дури
и желания непомерного мало, еще талант нужен. И учет сил. Силами одной армии
Предславль же не взять. Значит, надо координироваться с соседями. А он все
хочет единолично. Не получится это - одному банк сорвать!.. Моя бы власть, я
б таким командования не доверял. С кем один раз ошиблись - тот для нас уже
пропащий. Но - где-то повыше нас думали. И вот приходится нам возиться.
Поэтому и прошу тебя - помоги нам. Давай уж вместе как-нибудь...
- Как я понимаю, - сказал Донской, сочтя уместным сделать шажок к
оставленной позиции, - одних ваших сил недостаточно?
Светлооков покосился на него с насмешливым одобрением.
- Ну, не управимся без тебя. Это хочешь услышать? Молодец, майор,
научился цену себе набивать. Донской обошел эту похвалу, не подобрав ее.
- Могу я знать, кто такие "мы"? Это ваш "Смерш" или что-то другое?
- Одного "Смерша" мало тебе?
- Я только уточняю.
- А стоит ли уточнять? Чем дальше в лес - дорожка назад труднее.
Легко читаемую угрозу Донской пропустил предприятие уже захватывало
его, и голова кружилась не от страха - от возникающих перспектив.
- Бутылка вскрыта, - сказал он игриво, - надо пить вино.
- Это пожалста, - сказал Светлооков добродушно. - Хозяин - барин. "Мы"
кто, хотел знать? Штаб фронта, ежели угодно. Некоторые представители Ставки.
Такие, брат, инстанции, что вся твоя биография может круто перемениться. - И
тут же быстро нахмурился. - Теперь понимаешь, что разговор у нас -
смертельно секретный? Вот про этот лесок ни одна собака знать не должна. Ни
шофер Фотия, ни ординарец чтоб не почуяли. У них, ты это учти, носы по ветру
стоят.
Он передвинул на колени планшетку, и у Донского заныло под ложечкой -
от предчувствия, что ему сейчас будет предложено дать подписку и вряд ли он
сумеет выкрутиться элегантно, не осердив Светлоокова отказом.
Донской кашлянул и сказал пересыхающим ртом:
- Понимаю, все сказанное оглашению не подлежит. Меня об этом даже
предупреждать не надо.
Светлооков, разворачивая планшетку, усмехнулся едва заметно.
- Знаю, тебя не надо. Все торопишься, майор... Я тебе чистую карту
приготовил, держи у себя в сумке. В случае чего - съешь. Здесь будешь
отмечать все его задумки. Именно все. Он стрелу нарисует, после зачеркнет -
ты тоже нарисуй и зачеркни. И таким же цветом. Карандаши есть?
- Попрошу в штабе.
- Вот это не надо. Эх ты, стратег... На, держи. Все понял? Ходить ко
мне, звонить - не надо. В столовой не садись рядом. Я сам назначу, где
встретиться. Мог бы я тебе дать явочного человека - для экстренных
сообщений. Но мы этой детективщины избежим, будешь только со мной дело
Громыко Ольга
Конюшевский Владислав
Лукьяненко Сергей
Акунин Борис
Суворов Виктор
Андреев Николай