Чтение 9–й страницы книги ~Избранные ходы~

-- Искусство нада многа жертв, -- резонно заметил Мурат, жуя макароны.

-- Не волнуйся, оставим, -- успокоили Мишу. -- Если хочешь.

Но Гриншпону оказалось ни к чему слипшееся в комок мучное месиво
по-флотски. Он вернулся радостный, словно сытый.

-- Ну, как? -- спросили его с порога.

-- Приняли! Всех! И меня, и Кравцова, и Марину! Больше никого не взяли,
только нас троих!

-- Вы, наверное, только втроем и пришли на конкурс, -- предположил
Решетнев.

-- Ну да! -- возмутился Миша. -- Желающих было море!

-- И как вы будете называться?

-- Мы уже называемся. Вокально-инструментальный ансамбль "Спазмы".
Звучит? По-моему, красиво.

-- Надеюсь, мы бесплатно будем ходить на ваши "Судороги"?

-- Не "Судороги", а "Спазмы"! Завтра начинаем готовиться к осеннему
балу. Думаю, к ноябрьским праздникам сыграемся.

-- Какой бал в грязь?! Нужно устраивать его сейчас, пока осень на осень
похожа!

-- Не волнуйся, успеешь ты себе даму выудить. Поучись у Черемисиной.

Совершенно невесомая на помине в комнату без стука вошла Татьяна.

-- Да, да, я в курсе, поздравляю! -- обратилась она к Гриншпону и,
словно чем-то неудовлетворенная, уселась на стул задом наперед посреди
комнаты. Опершись сложенными перед собой руками на спинку, Татьяна ни с того
ни с сего начала вспоминать Меловое, рассказывая Решетневу совершенно
небывалое.

Решетнев в "отместку" был вынужден поведать, как его друг Матвеенков
заснул в хлеву в таком же, что и Усов, агрегатном состоянии. Матвеенкова,
начисто вылизанного коровами, отыскали только к утру.

Насочиняв еще с три короба, Татьяна придавила Решетнева к земле. Тогда
он был вынужден призвать в свидетели и на помощь всю 540-ю -- Фельдмана,
Матвеенкова и Мучкина. При виде Мучкина у Татьяны пошла кругом голова. Уже
одно то, что он поступал в десантное училище, пусть и неудачно, повергало ее
в трепет.

Ребята только что пришли из пивбара, и разговор мог бы получиться
бесконечным, но вернулся Рудик со своей радиосекции и все расставил по
местам.

-- Все девушки мои! -- заявил он, размахивая пропуском в женское
общежитие. -- Оказывается, радиостанция у них на крыше, -- указал он пальцем
на Татьяну.

-- А вот Таня ходит к нам в общежитие без всяких пропусков, -- сказал
Гриншпон.

Рудик хотел отпустить в его сторону какую-нибудь шутку, но Решетнев
удержал его:

-- Ты с Мишей не особенно... вольничай, он теперь в ансамблях!

Стали от безделья месить музыкальную тему, обвинили Гриншпона в
пустяковости затеи с этим ансамблем -- мол, играл бы нам тут в комнате на
своей гитаре, и достаточно! Потом вернулись к сельхозработам, еще раз
прошлись по индийским фильмам и не заметили, как в комнату вошла Карпова.

-- Вот ты где, оказывается, устроился! -- подступила она к засыпающему
Мурату. -- А я дежурю сегодня по общежитию и дай, думаю, по этажам пройдусь,
посмотрю, как вы тут. Вообще комната у вас чистая.

Мурат, соглашаясь с замечаниями, кивал головой и оттого, что засыпал,
попадал лбом немножко в стену.

И тут Карпова обнаружила Татьяну.

-- А по какой причине здесь девушки? -- вскинула она крашеные брови и
стала молча оглядывать присутствующих, как бы ища, кому конкретно адресовать
вопрос. -- Пребывание гостей, тем более из женского корпуса, насколько мне
известно, ограничивается комендантским часом. Но ведь уже двенадцать часов!
Сколько дежурю, но с такой безнравственностью сталкиваюсь впервые, --
завершила она свое выступление.

-- Да я, понимаете... -- начала оправдываться Татьяна, пытаясь
высказать мысль, что не только в данный момент, но и за всю свою жизнь она
ничего аморального никогда не совершала... Ей стало ужасно стыдно перед
Мучкиным.

-- Парням я прощаю, -- сказала вездесущая англичанка, -- а вот вас,
девушка, я возьму на заметку. До свидания!

-- Ну все, мальчики, теперь и на иностранном мне удачи не видать, --
вздохнула Татьяна.

Осенний бал

К первому студенческому балу готовились тщательно. Осаждали ателье,
магазины, вещевые рынки и уличные ярмарки. Но большей частью устремлялись к
фарцовщикам -- купить джинсы можно было только у них. Наличие у человека
фирменных штанов возводило его в особый ранг. Принимался к сведению и
пошитый на дому самопал, но с оговоркой. У самых навороченных, кроме
джинсовой куртки и штанов, имелись еще и сапоги из джинсовой ткани -- это
было верхом превосходства.

Товарищи попроходиместее нарочно для бала умудрились смотаться в Москву
за крайне серьезными тряпками. А те, кому не светило никаких обнов, чистили
свои надежные, видавшие виды одеяния.

Фельдман решил прокипятить с отбеливателем носки и рубашку. Раздобыл
две кастрюли, чтобы не смешивать запахи, выстоял очередь к плите и для
ускорения процесса установил регуляторы на максимум.

В 540-й проходил поединок в шахматы между Артамоновым и Мучкиным.
Фельдман усердно подсказывал Борису не самые лучшие ходы и изредка отлучался
на кухню в конец коридора присмотреть за кипячением белья. В миттельшпиле он
настолько увлекся суфлированием, что напрочь забыл про свою большую стирку.
Вскоре коридор заполнился чадом. Видимость на дорогах снизилась до
полуметра. По воздействию на слизистую чад превосходил сероводород.
Обитатели общежития стали высовываться из комнат -- не пожар ли? Фельдман
вскочил и опрометью бросился на кухню, но было уже поздно -- носки сгорели
дотла. Озадаченный, он снял с плиты не успевшую закипеть сорочку, решив, что
лучше пойти в неотбеленной, и на ощупь вернулся в комнату.

Когда дым рассеялся, в 540-ю повалили посетители, чтобы лично осмотреть
кастрюлю с двумя черными пятнами на дне.

-- Наверное, с колхоза не стирал, -- втянув носом воздух, предположил
Артамонов.

-- Тебе, Фельдман, надо ноги ампутировать, чтобы не потели, --
посоветовал Решетнев.

-- А я тебя за друга считал, -- попенял Мучкин.

-- Его надо, так сказать, одним словом, на хутор куда-нибудь, --
сказал, как заглотил медицинскую кишку, Матвеенков.

-- Такой топлый наски был, -- словно о пропаже ягненка заговорил Мурат,
ударяя себя ладонями по бедрам.

-- Нужно устраивать панихиду, -- решительно предложил Рудик.

-- Не на что, -- удрученно ответил Фельдман.

Рудик взял обгоревшую кастрюлю и прошелся по кругу. По тому, что
средств собралось выше края, можно было заключить, что Фельдман выступил
неплохо. Матвеенков сгреб пожертвования и полетел в "Науку" за семьдесят
вторым портвейном.

К "общаге" моментально присоединились люди с воли -- Соколов,
Кочегаров, Усов, Климцов и Марина с Людой. Каждый из них случайно оказался
неподалеку от пожара. Они дружно вызвались пособить фельдмановскому горю.
Повод был более чем мотивированным -- в преддверии бала без всякого риска
обкатать различные возможности: одеваться, выглядеть, вызывать интерес,
нравиться, острить, быть лидером, симпатизировать, а также принять на душу
пробный объем портвейна.

Портвейн измерялся сетками. Когда обсуждался масштаб посиделок, обычно
говорили:

-- Две сетки, думается, будет как раз.

-- Да нет, лучше сброситься еще и взять три. Чтоб потом не бегать.

-- Ну хорошо, берем три. Тогда надо сразу запастись пивом.

Скоро разогретой компании содействия Фельдману уже требовался
магнитофон для танцев. В поисках катушечника Артамонов с Матвеенковым
забрели в жилищный сектор парней с промышленного факультета. В открытой
настежь комнате они обнаружили "Юпитер-210". Он спокойно доигрывал
популярный "Дом восходящего солнца".

-- Ну что, берем? -- спросил для приличия Артамонов у Матвеенкова.

-- И ждать никого не будем?

-- Завтра объяснимся -- скажем, что девочки, мол, были теплыми, ну, и
чтоб не упустить случая...

В момент сговора вошел хозяин.

-- Мы вот тут это... -- попытался оправдаться Матвеенков.

-- Поставьте на место! -- ожесточился "промышленник" в очках.

-- Видишь ли, у нас вечеринка...

-- Вы хотели украсть!

-- А вот этого не надо! Мы хотели спросить...

-- Я подниму своих, если не поставите на место!

-- Ты ведь нас не знаешь? Мы с соседнего этажа -- "энергетики", --
сказал Артамонов в последней надежде.

-- Я сказал: нет!