прислонился к стене. В ушах все еще раздавался слабый ненавидящий голос.
он не видит?..
сжалось в груди.
и что-нибудь из двух: или это совершенно одинокий человек, или зверь...
нелепость, которая в самой себе носит свою гибель...
холодной вызывающей решимостью.
дрожащую от возбуждения, другую, дрожащую от волнения и болезни.
холоднее и жестче повеяло непримиримой враждой.
смущено, и открытые добрые глаза смотрели чужим далеким взглядом.
внезапное мучительное желание сделать что-то ужасное, злое, показать им, что
все-таки он сильнее их и может уничтожить, исковеркать, как бурьян на пути.
Но порыв мгновенно упал, и когда Мижуев глядел вслед уходящим, лицо его было
только бледно и странно, как у человека, обреченного на смерть.
V
и крепко и упруго перебирая стройными ногами, влетела женщина с голыми
плечами и в черной шляпе набекрень.
потом и ликерами воздух, крик и шум возбудили уже до того, что женщина была
необходима. Нужна была точка, на которую излилось бы чрезмерное напряжение
бессонной угарной ночи. При виде ее вспыхнуло буйное, почти бешеное
движение: Пархоменко, красный, с налитыми кровью глазами и мокрыми черными
усами, кинулся навстречу, повалил стул и, подхватив тонкую гибкую талию,
обтянутую ажурным корсажем, поднял женщину на воздух и с размаху поставил на
стол. Упала бутылка, и рюмка вдребезги разбилась о пол.
возбужденный голос вздул бессмысленное веселье.
вина ей... Пусть догоняет!
острыми искрами, пальцы плотоядно цеплялись за выпуклые бедра, упругие ноги
и круглые полуобнаженные руки. Пархоменко подносил смеющимся пунцовым губам
бокал с желтым шампанским. Опалов, с сухим румянцем на белом лице, целовал
руку, нагую выше перчатки. Толстый биржевик, растянув почти на грудь сочный
мокрый рот, чокался и ржал, как толстое Сытое животное на случке. Казалось,
они все были готовы броситься на это розовевшее, за черным кружевом нагое
вкусное тело и разорвать его, визжа и кусаясь.
как всегда, грузно сидел на диване и смотрел сонными большими глазами.
она только хохотала, била кончиками бесстыдных пальцев по хватавшим ее тело
рукам и кричала уверенно и вместе фальшиво:
шампанского... Я хочу сегодня быть пьяна!.. Мне весело... Если бы вы видели,
как меня сегодня принимала публика!.. Триумф...
фонарик. Желтую влагу пронизали яркие золотые искры, и шампанское
засмеялось, как живое. Было очень красиво, и желтые искры, отражаясь в
смеющихся черных глазах женщины, придали им что-то фантастически дикое.
русалка.
фонарик и пустил белый резкий свет прямо ей в глаза. Они стали желты и
прозрачны, как у кошки. Женщина зажмурилась от боли, потом засмеялась. Но
все успели заметить бедный наивный грим у ресниц и тайные жалкие морщинки в
уголках глаз еще молодой, но уже увядающей женщины. Даже Подгурскому и
Опалову стало чего-то жаль и стыдно, но Пархоменко как будто нечаянно
зацепил ногой ее кружевной хвост, свернувшийся на полу, дернул и разорвал.
покорный испуг.
нарочно, разорвал кружево, обнажил полную ногу в обтянутом шелковом чулке.
Его черноусое лицо сжалось в жестоком движении и стало похоже на кошачье.
мелькнула испуганная злость.
улыбаясь своим странным, как у японской куклы, лицом. Подгурский как будто
равнодушно смотрел на них, но в ту минуту, когда Мижуев хотел брезгливо
вмешаться, он вдруг сказал:
платье, и потными руками уже мял круглые колени, вздернув кружево так, что
показалась полоска голого розового тела... Женщина вырвалась и истерически
хохотала. Но сквозь смех слышались наивно-простые слезы. Ей было жаль своего
красивого дорогого платья.
лицо стало совсем страшно свирепой сладострастной жестокостью.
крикнул Подгурский. И голос его был так странен, что Мижуев с удивлением
оглянулся. Он ожидал, что Пархоменко сделает что-нибудь скверное. Но
Пархоменко сразу отступил от женщины, и в его еще горящих от жестокого
возбуждения глазах мелькнуло юркое опасение.
мне вашу шпильку... - сочувственно обратился он к женщине, собиравшей свои
кружевные лохмотья.
пробормотал Пархоменко, отходя и косясь, как собака. - Нельзя
позабавиться... И не таких видали!..
неискренне оживился и повернулся к женщине. Он понял, что выходка его никому
не понравилась, и струсил.
получше...
засунул их за декольте женщины, погрузив всю руку в мягкую, как пух, пышную
грудь.
и вдруг она поцеловала Пархоменко прямо в черные мокрые усы.
искренне или нет. Только глаза стали у нее неестественными.
дал!.. Прелесть!..
Пархоменко по круглой самодовольной физиономии.
потом деньги бросать!.. Гостинодворское остроумие!..
словом, но и каждым звуком голоса.
тоже хорошо... А то еще собственным лбом зеркала бить!..
черноусом красивом лице трусливую бессильную злобу, какая бывает у мосек,
которые хотят и боятся укусить.
сторонам, защищался он.
предлагал ему одному ехать в четырех каретах, то выкупаться в шампанском, то
велеть проломать стену на улицу для торжественного выхода, как сделал один
московский купчина.
бессильно борется в нем с бешеной ненавистью.
- а просто эти господа думают, что с их деньгами все возможно... И когда
наткнутся на человека, которому на их капиталы в высокой степени наплевать,
так и ослабнут... Больше им нечего выдвинуть!
неприятную историю, завел разговор о проделках миллионеров вообще и
рассказал два-три анекдота.
Лукин Евгений
Русанов Владислав
Махров Алексей
Афанасьев Роман
Майер Стефани
Сертаков Виталий