Мне тоже что-то вроде бы снилось, но я никак не мог вспомнить, что именно.
-- Расскажи.
избитый другими мальчишками. Ну, вроде тех, с которыми ты хороводился, перед
тем как последний раз попасть в исправительную школу.
который верил или думал, что верит, будто я там действительно исправился. И
тут я вспомнил свой собственный сон, который мне как раз в то утро
приснился, -- где был Джорджик, который по-генеральски распоряжался, и Тем
со своей беззубой ухмылкой и обжигающим хлыстом. Однако сны, как мне
когда-то говорили, сбываются с точностью до наоборот. -- Отец, отец, не
изволь беспокоиться за единственного своего сына и наследника, -- сказал я.
-- Оставь пустые страхи. Он сможет сам за себя постоять, и с большим
успехом.
обессилел и не можешь им сопротивляться. -- Вот уж действительно все
наоборот; я снова не мог внутренне не усмехнуться, а потом я вынул весь свой
deng из карманов и хлопнул его на скатерть.
вечером. Но, может быть, этого хватит, чтобы вы с мамой сходили куда-нибудь,
посидели, выпили по рюмочке хорошего виски.
ведь и опасно стало -- на улицах сам знаешь, что творится. Всякие малолетние
хулиганы и так далее. Все же спасибо. Завтра я куплю на них бутылочку, и мы
с мамой посидим дома. -- С этими словами он сгреб мои netrudovyje babki и
сунул их в карман брюк, а мать пошла на кухню мыть посуду. И я ушел, со всех
сторон обласканный улыбками.
Удивился -- это даже не то слово. Застыл, можно сказать, с открытым rotom.
Меня, понимаете ли, пришли встречать. Стояли на фоне всех этих iskariabannyh
стенных росписей, которым полагалось воплощать величие подвига во имя
трудовой славы, увековечивать его в виде голых yekov и kis, сурово приникших
к рычагам индустрии, изрыгая при этом скабрезности, пририсованные к их rotam
хулиганистыми мальчишками. У Тема в руке был тюбик черной масляной краски, и
он как раз обводил очередное ругательство большим овалом, как всегда
одновременно похохатывая -- ух-ха-ха-ха. Но когда Пит и Джорджик со мной
поздоровались, вовсю щеголяя ощеренными в дружеских улыбках zubbjami, он
завопил во всю глотку: "Наконец-то, их величество прибыли, ур-ра! " и сделал
что-то не вполне понятное на манер салюта с прищелкиванием каблуками.
молоко с ножами, а потом думаем, вдруг на тебя нападут или еще чего-нибудь,
вот и пришли на подмогу. Как, Пит, я правильно излагаю?
проговорил я. -- У меня немножко tykva разболелась, пришлось это дело
zaspatt. А родители не разбудили меня, когда я им велел. Что ж, мы собрались
тем не менее и вместе возьмем то, что нам предложит старушка notsh... н-да.
-- Я поймал себя на том, что подхватил это дурацкое лишнее "н-да" у П. Р.
Дельтоида, моего наставника по перевоспитанию. Очень странно.
участливо. -- Много думаешь, не иначе. Приказы, дисциплина, то, се... Но она
прошла, ты уверен? Уверен, что тебе не захочется снова пойти прилечь? -- И
все они эдак подленько zaostsherialiss.
сарказм, если я правильно понял вашу интонацию, не идет вам, о дружина и
братие. Возможно, вы устроили маленький такой sgovoriting за моей спиной,
потешились на славу, отпуская шуточки и тому подобный kal. Однако в качестве
вашего друга и предводителя я, видимо, имею все-таки право знать, что
происходит, или как? Ну-ка, давай, Тем, выкладывай, что означает эта твоя
дурацкая обезьянья ухмылка? -- Я это не случайно по Тему проехался -- он как
раз стоял с открытым rotom и вид являл совершенно bеzumni. Тут внезапно
встрял Джорджик:
такой новый курс.
вы успели основательно все обсудить за моей сонной спиной. Ну-ка, давайте
подробнее! -- С этими словами я скрестил rukery на груди и поудобнее
прислонился к изломанному поручню лестницы, все еще стоя тремя ступеньками
выше этих моих так называемых друзей.
была кое-какая демократия. А не так, чтобы ты все время говорил, что делать
и чего не делать. Но ты не обижайся. Джорджик поддержал его:
идеи, а у кого их нет. Что он нам всю дорогу предлагал? -- И Джорджик очень
прямо взглянул мне в лицо храбрыми своими glazzjami. -- Мелочевку, ерунду
всякую, вроде как прошлой ночью. Но мы-то растем!
слушай. Мы, понимаешь ли, по задворкам ходим, трясем мелкие лавчонки, а в
результате мелочью в карманах звякаем. При том что в кафе "Масклмэн" есть
такой Билл Англичанин, и вот он говорит, что способен narisovatt нам такой
krasting, о котором каждый malltshik только мечтать может. Настоящее дело
может оформить -- briuliki, -- говорил Джорджик, не сводя с меня взгляда
холодных глаз. -- Это пахнет большими, очень большими деньгами -- вот что
говорит Билл Англичанин.
это пор ты снюхался с Биллом Англичанином?
туда-сюда похаживаю. Ну вот хоть в прошлый shabbat. Могу я иметь какую-то
личную zhiznn, нет?
babkami, или деньгами, как ты их столь почтительно именуешь? Тебе что, не
хватает чего-нибудь? Нужна tatshka -- срываешь ее прямо с дерева. Нужен кайф
-- его тоже lovish. Да или нет? Чего это тебе вдруг так захотелось стать
жирным капиталистом?
маленький ребенок. -- Тут Тем снова заухал филином -- "ух-ха-ха-ха! " --
Сегодня, -- заявил Джорджик, -- сделаем взрослый krasting.
что делать и чего не делать, а Тем, этот ухмыляющийся безмозглый бульдог,
того и гляди вытащит хлыст. Однако я разыграл свою роль как по нотам, очень
осторожно разыграл, улыбчивый, со всем согласный:
многому научил вас, други мои. Но, может, ты хоть посвятишь меня в свои
планы, Джорджик?
молоко-плюс -- видимо, так, а? Надо сперва взбодриться, всем надо, а тебе
особенно у тебя сегодня трудный день. -- Ты прямо будто мои мысли читаешь!
-- Я изобразил улыбку. -- Как раз хотел предложить наведаться в добрую
старую "Korovu". Чудно-чудно-чудно. Ну веди нас, Джорджик! -- И я выдал ему
вроде как низкий поклон, улыбаясь, как bezumni, но при этом лихорадочно
соображая. Однако, когда мы вышли н улицу, я понял: думает glupi, a umni
действует по озарению, как Бог на душу положит. И снова мне помогла
прекрасная музыка. Мимо проехала машина, в не работало радио, до меня
донесся всего лишь такт или полтора, но то был Людвиг ван Скрипичный концерт
заключительная часть, и я сразу понял, что от меня требуется. Хриплым
голосом говорю: "Ну, Джорджик давай! " и выхватываю свою britvu. Джорджик от
неожиданности как-то так ухнул, но очень даже быстренько -- шшшасть! --
выщелкнул из рукояти клинок поzha, и мы кинулись друг на друга. Старина Тем
говорит "Ну нет, так дело не пойдет", и начал отматывать с талии tsepp, но
Пит удержал его, схватив за руку: "Оставь их. Так надо". В результате
Джорджик и ваш покорный слуга, как коты, заходили друг возле друга, выжидая
мгновенье, когда противник otkrojetsia, причем обе друг друга назубок знали,
слишком даже хорошо знали; Джорджик время от времени шасть-шасть сверкающим
своим клинком, но все впустую. То и дело мимо шли люди, видели все это, но
не совались -- надо полагать, такого рода зрелища им давно примелькались.
Потом я сказал себе: "Раз, два, три! " и бросился хак-хак-хак бритвой, --
правда, не в лицо и не по glazzjam, а нацеливаясь на руку, в которой у
Джорджика был nozh, и он его, бллин, все же выронил. Да, бллин. Выронил, и
nozh дзынь-блям на зимний звонкий тротуар. Я лишь слегка мазнул Джорджика по
пальцам britvoi, а он стоит и смотрит, как набухают под фонарем капельки
крови.
что Пит перед этим дал Тему soviet не разматывать tsepp, и Тем внял ему). --
Ну, Тем, теперь с тобой разберемся, ладненько? -- Тем, как какой-то большой
bezumni зверь, с криком "Гхааааа" мгновенно размотал опоясывавшую его tsepp,
да так ловко, obaldett можно. Тут правильной тактикой для меня было
держаться как можно ниже, прыгая по-лягушачьи, чтобы защитить лицо и
glazzja, и я так и делал, бллин, что беднягу Тема изрядно изумило -- он-то
привык хлестать по открытой morder -- хлесь-хлесь-хлесь! Однако он, надо
признать, здорово влепил мне по спине, меня аж до нутра прожгло, но эта боль
только побудила меня скорей с ним разделаться. Ну я и мазнул его britvoi по
левой ноге через штанину -- штанина тесная, разом на пару дюймов
разъехалась, и брызнуло немножко крови, отчего Тем стал вообще как bezumni.
И тут, пока он завывал вау-вау-вау собачьим голосом, я провел с ним тот же
прием, что и с Джорджиком, вложив все в одно движение -- вверх, вбок, вжжик,
-- и почувствовал, как brilva вошла в мякоть его запястья, отчего он выронил
змеиную свою tsepp и заверещал, как ребенок. Потом попытался всосать всю
лишнюю кровь с запястья, одновременно не переставая верещать, но крови было
слишком много, и он захлебнулся ею -- бупль-бупль, -- а кровь хлестанула